— Я вспомнила, что попала в автомобильную катастрофу. Вы не знаете, что стало с моим племянником? Где он? И почему я здесь, У вас на даче?

— Пусть это вас больше не беспокоит. Я создам вам все условия. Вы не будете ни в чем нуждаться. Успокойтесь.

— Мне надо срочно домой. Меня разыскивает муж.

— Сейчас я вас покормлю.

— Но я не хочу есть.

— Зато я хочу увидеть, как вы едите. Вы очень красивая, знаете? Как вас зовут?

— Эсмеральда, — мрачно отозвалась она и натянула одеяло до самого носа. «Этот идиот убьет меня». И вдруг ей стало все ясно. Ее просто похитили. Этот мужик ехал мимо, увидел, в каком беспомощном состоянии находятся они с Антоном, и, узнав ее, жену директора банка («Нечего было показываться на презентациях и в казино!»), решил сделать на этом деньги. Потребует у Глеба выкуп, как в дешевом детективе. Как же теперь выкарабкиваться?

— Вас зовут не Эсмеральда, — донеслось до нее откуда-то издалека. Она очнулась. Сильно ломило затылок. Наверно, она все-таки пострадала в аварии. — Скажите ваше настоящее имя.

— Это вам ни к чему. Верните мне мою одежду и дайте возможность вернуться домой. Мой муж отблагодарит вас, если вы будете добры ко мне. — Она говорила и чувствовала, что слова ее разбиваются о глухую стену непонимания. Казалось бы, что такого особенного она сказала, что он смотрит на нее как на привидение. Очень странный взгляд. — Не смотрите на меня так.

— Как так?

— Вот так, как вы смотрите. У вас нехороший взгляд, вам никто этого не говорил?

— Мне много кто говорил неприятные вещи. Ну и что ж с того? Каждый человек индивидуален. Так я принесу вам поесть, хорошо? Правда, могу предложить только одни консервы, но вам необходимо подкрепиться. — Он ушел и через несколько минут вернулся с подносом, на котором стояла тарелка, наполненная разогретой фасолью с мясом, стакан крепкого чая и нарезанная ломтиками городская булка. Еще там была ложка и блюдце с треугольничками консервированного ананаса. Она решила про себя, что он прав относительно того, что ей надо подкрепиться. Поэтому на время постаралась забыть о том, в какой странной ситуации оказалась, и, закутавшись в одеяло, принялась за еду. Мужчина вышел из комнаты, потом через какое-то время вернулся, сел прямо перед ней, и когда она подняла глаза, то увидела, что он тоже совершенно голый, а в руках у него смычок, которым он собирался играть на возникшей неизвестно откуда виолончели. Она чуть не поперхнулась и затрясла головой, словно прогоняя наваждение — это зрелище было более чем странным, — на что мужчина лишь удовлетворенно хмыкнул и коснулся смычком струн… Она поела и отодвинула от себя стул с подносом. «Пока он играет, я успею схватить свитер и брюки и выбежать из комнаты», — подумала она. Но мужчина, словно прочитав ее мысли, отставил от себя инструмент и прислонил его к стене:

— Вам понравилось, как я играю?

— Не знаю, я не разбираюсь в такой музыке. Спросите что-нибудь полегче.

— Тогда ложись, — сказал он вдруг уже изменившимся голосом. — Ложись. Теперь у тебя появились силы, а они тебе сейчас пригодятся.

Так вот что было у него на уме!

— Не прикасайтесь ко мне, — прошептала она, только сейчас заметив, как напрягся его орган. — Отпустите меня… Мой муж убьет вас… Не подходи ко мне, скотина!..

Но он оказался сильным, без труда подмял ее под себя и, схватив одной рукой сразу два ее запястья над головой и с силой сжав их, ногой раздвинул ее ноги и при помощи свободной руки прижал ее колено к матрацу.

— Будешь молчать — дольше проживешь, — тяжело дыша, проговорил он, двигаясь внутри нее, — представь, что я твой любимый мужчина, ну… Расслабься, а то мне придется тебя ударить…

Она зажмурилась и изо всех сил вонзилась зубами ему в плечо…

Она не помнила, сколько прошло времени. В ушах стоял гул. Это ее мучитель снова играл на виолончели. В комнате было жарко от пылающей газовой печи. Она лежала на постели уже без одеяла. Руки ее были привязаны к каретке, а ноги, слегка раздвинутые, стягивали ремни, намертво прикрученные к нижней планке кровати. Она знала, что пройдет какое-то время и он, закончив играть, развяжет ей ноги только для того, чтобы снова совершить этот скотский акт. А потом опять привяжет ее к кровати.

— Тебе нравится, как я играю?

Она отвернулась к стене, чувствуя, что теперь никогда занятие сексом не принесет ей радости и удовольствия. Этот урод все сделал для того, чтобы она больше не подпустила к себе ни одного мужчину. Но самое ужасное было, когда он подходил к ней, возбужденный своими собственными фантазиями и тем зрелищем, которое сам себе устроил, и, не отвязывая ни ее рук, ни ног, заставлял ее делать еще более чудовищные вещи.

— Видишь, как удобно, так тебе не понадобятся ни руки, ни ноги. Только не ленись и делай то, что говорят.

И снова звучала музыка… Наступила ночь. Он унес виолончель из комнаты. Вернулся, развязал женщину и, убедившись в том, что она мертва, завернул ее в одеяло вместе с одеждой, вынес из дому, погрузил в машину и повез в город. За несколько километров до поста ГАИ, притормозив возле железнодорожного переезда, вышел из машины, достал свой страшный груз из багажника и положил его на обочину дороги. Затем вернулся, выкурил сигарету и поехал навстречу сверкающему огнями ночному городу.

Глава 6

ЛЮБОВНИКИ: НАСТОЯЩИЙ И БЫВШИЙ

Дверь ей открыл мужчина лет сорока с красными воспаленными глазами. Он был одет в наспех накинутый шелковый халат, между полами которого виднелась полосатая пижама. Его идеальной формы голову покрывали густые, коротко стриженные седые волосы.

— Кто вы и что вам надо? — спросил мужчина тоном, который мог принадлежать человеку, всю ночь не спавшему и вздрагивавшему от любого шороха и стука, звонка и звука шагов — всего того, что могло свидетельствовать о возвращении человека, исчезнувшего внезапно и дорогого настолько, насколько может быть дорога любимая жена. Это был Глеб Передреев, муж Нины Лискиной, не пожелавшей после свадьбы взять фамилию мужа, но вот уже семь лет жившей общей с ним жизнью.

— Меня зовут Наташа. Я — бывшая учительница музыки вашего племянника, Антона Лискина. Дело в том, что ваша жена вместе с Антоном попала в аварию… Антон с небольшой травмой лежит в больнице, а вот вашей жены, Нины, нигде нет. Ну я и подумала, что она, быть может, уже дома?

— Авария? — Она заметила, как он побледнел. — Где это случилось и когда?

— Приблизительно в полночь или чуть позже. Я точно не знаю.

— Они с Антоном поехали в гости к одним нашим знакомым… Вы проходите, я сейчас оденусь и отправлюсь немедленно… Хотя куда? Куда я могу сейчас поехать? — Он в нервном движении сцепил кисти рук.

— Я была уже в ГАИ. Легче застрелиться, чем что-нибудь у них узнать. Но они сказали, что на месте происшествия обнаружили только мальчика. Вы не знаете, где еще может быть ваша жена?

— Ума не приложу. Нина ни за что на свете не останется ночевать у чужих людей. И если ее сейчас нет дома, значит, она просто не в состоянии добраться сюда… — Мужчина беззвучно и без слез плакал, надевая пальто и дрожащими руками обматывая шарфом шею. — Насколько серьезна авария, вы не знаете? — Он уже обувался, с трудом попадая в ботинки.

— Я ничего не могу сказать вам. Вы уже решили, где будете ее искать?

— Нет…

В это время раздался телефонный звонок. Муж Нины кинулся к телефону:

— Да, это я… — Он, закрыв глаза, довольно долго кого-то слушал.

— Что случилось? — спросила Наталия, уже догадываясь о том, что произошло что-то очень страшное и непоправимое.

— Позвонил мой давнишний друг, помощник прокурора. Он сказал, что мне необходимо немедленно приехать на опознание женщины, которую нашли на обочине дороги в нескольких метрах от железнодорожного переезда. Но он-то знает Нину, утверждает, что это она… — Передреев говорил так, словно каждое произнесенное им слово приносило ему нечеловеческие страдания. Казалось, еще несколько мгновений и язык откажется повиноваться ему.

— Я отвезу вас. — Скользнув взглядом по большим напольным часам, которые хорошо просматривались из прихожей, Наталия отметила про себя, что уже через пару часов начнутся занятия, а она по уши увязла в этом криминальном деле. От всего пережитого и усталости ее подташнивало.

— Куда надо ехать? — спросила она Передреева уже в машине.

— В центральный морг, — сказал он высоким фальцетом, словно его голос, равно и как его самого, застали врасплох.

Наталия шла за ним по гулким, выложенным кафелем коридорам, и ей казалось, что их шаги совпадают с ударами сердец. При входе их встретил человек в белом халате.

— Глеб Борисович, прошу сюда.

Они вошли в небольшой зал, воздух которого напоминал ядовитый густой прозрачный студень, где на столе лежала обнаженная женщина с русыми короткими кудрями, словно откинутыми ветром за уши. Чистый высокий лоб, как будто нахмуренные брови и плотно закрытые веки. Под глазами залегли черные полукружия, скулы заострились, щеки впали, губы казались искусанными в кровь. На белом гладком теле ни единой ссадины, и только в области сердца чуть заметный прокол с запекшейся — в форме небольшой изюмообразной родинки — кровью. Передреев сначала не знал, что ему делать, настолько был шокирован смертью жены, но потом приблизился к ней, взял в руки ее голову и поцеловал мертвую Нину в губы.

— Как она умерла? — спросил он, отходя от стола и поворачивая свое лицо с глазами, полными невыразимой боли, к человеку в белом халате. Очевидно, это и был помощник прокурора. Подошедший неслышно сзади патологоанатом (Наталия определила это по забрызганному кровью прорезиненному фартуку и грязной шапочке на голове) сказал:

— Судя по внешним признакам, ее убили шилом. Или длинной острой иглой. Просто прокололи сердце. Вот, видите? — И он указал на крошечную ранку на груди.

— Девушка с вами? — спросил помощник прокурора у Передреева.

— Да, — рассеянно кивнул головой Передреев. Затем повернулся к Наталии:

— Спасибо вам… Я сейчас должен побыть некоторое время здесь, а вы поезжайте. Если что понадобится — звоните.

Она понимала, что он говорит машинально, как загипнотизированный. Поэтому быстро попрощалась и ушла. Села в машину и поехала домой. Но после горячей ванны, вместо того чтобы уснуть, она почему-то выпила чашку крепкого кофе и долго потом лежала, глядя в потолок и не понимая, как же могло так случиться, что Нина, чудом уцелев после аварии, умерла от укола острым шилом или иглой в сердце? Кто же убил ее? Наталия уже начала засыпать, как раздался телефонный звонок. Она взяла трубку.

— Наташа? Ты уже проснулась? — услышала она очень близкий голос Рафа.

— Да нет еще… Ты чего это звонишь в такую рань?

— Соскучился. Можно, я к тебе приеду?

Раф. Красавец Раф. Вот кто сейчас убаюкает ее, наговорит много чего приятного и непременно привезет цветы.

— Ты не ответил мне, почему звонишь в такую рань?

— Да я только что прилетел из Питера, везу тебе альбом импрессионистов, ты же любишь…

— А что ты делал в Питере?

— К другу ездил. Рояль ему настраивал. Он богатый, черт, дорогу оплатил в оба конца да еще и за настройку денег дал. Поняла, какие у меня друзья?

— А может, это вовсе и не друг, а подруга? — впадая в сомнамбулическое состояние, спросила Наталия, медленно, но верно погружаясь в сон.

— Да нет, это друг. Я его с первого класса знаю.

— Раф, милый, я засыпаю. Извини, но ко мне сейчас нельзя… — Она положила трубку, подтянула повыше одеяло и тотчас уснула. Примерно через час раздался звонок, на этот раз будильника. Наталия встала и пошла под холодный душ. Она чувствовала себя опустошенной. Мало того что ей не дали поужинать толком, лишили ночного, необходимого каждому человеку сна, да еще и заставили волноваться. Какое ей дело до совершенно незнакомых ей людей, почему она должна переживать за них? Да мало ли происходит на дорогах автокатастроф, мало ли убийств совершается каждую ночь? Но это были не ее мысли. Это были мысли, взятые из воздуха, из ниоткуда. На самом деле ей было очень жаль и Антона, и Нину, которую ей так и не удалось застать в живых. Она и видела-то ее только в своем воображении. Или как еще назвать те видения, которые прочно вошли в ее жизнь и теперь пытаются изменить ее ритм, да и не только это. Надев черный костюм с белым пушистым свитером, она наскоро позавтракала бутербродом с щучьей икрой и большим куском вишневого немецкого пирога, запила все это яблочным соком и, взяв несколько учебников по музыкальной литературе, поехала на работу. Бланш встретила ее как единственного человека, который еще не знает последнюю новость. Она усадила ее в учительской на стул и сказала, скрестив ладони на груди:

— У моего соседа сегодня ночью умерла жена.

— Какого соседа? Где вы живете?