Бертрис Смолл - Филиппа

— В ваших устах это звучит соблазнительно, милорд, — кивнула девушка.

— Наверное, — согласился он. Оба снова сели.

— Мое замужество было бы большой удачей для нашей семьи, — начала Филиппа. — И вы, наверное, сочтете меня очень глупой, но я должна получше узнать человека, прежде чем идти с ним к алтарю.

— Почему же? Я полностью с вами согласен, ибо сам считаю, что должен узнать женщину, до того как произнести священные обеты. Все же, думаю, мистрис Мередит, начало было хорошим.

— А я считаю, что при сложившихся обстоятельствах вы вполне можете называть меня Филиппой.

— В честь кого вас назвали? — полюбопытствовал граф. — Уверен, что это фамильное имя.

— В честь бабушки со стороны матери, Филиппы Невилл, хотя я ее и не знала. Она умерла вместе с моим дедушкой Болтоном и их сыном, когда маме было всего три года.

— Невилл — известный на севере род, — отметил граф.

— Да, но они происходили из менее выдающейся ветви семьи, — поспешно пояснила Филиппа, не желая, чтобы он подумал, будто она хочет казаться знатнее, чем есть на самом деле.

— Вы чистосердечный человек, Филиппа. И не пытаетесь приукрасить свое происхождение. Это качество я высоко ценю как в мужчинах, так и в женщинах.

— И женщины могут быть благородны, милорд, — сухо заметила она.

Ей приходилось нелегко. Оба они так официальны и вежливы, что оторопь берет. Интересно, он может быть другим? В конце концов, ему уже тридцать. И все же немало придворных его возраста и старше обладали чувством юмора. Взять хотя бы короля!

— О чем вы думаете, Филиппа? — спросил он.

— Что мы оба держимся натянуто, — призналась она.

— Вы всегда отвечаете так правдиво? — усмехнулся он, чувствуя холод ее маленькой ручки. — Впрочем, вы правы, все это очень сложно. Мы совершенно не знаем друг друга, а нам предлагают пожениться.

Он потер ее ладошку между своими, пытаясь согреть.

— Я очень давно не ухаживал за женщиной и, полагаю, потерял сноровку, хотя, честно говоря, никогда не владел этим искусством.

— Поэтому и не женились? — поинтересовалась она. Граф кивнул:

— У меня и времени не было, поскольку самым главным в жизни я считал службу королю. Надеюсь, вы понимаете меня, потому что сами преданы монарху так же свято, как ваш отец.

— Расскажите о вашей семье, — попросила она.

— Мои родители на небесах. Старшие сестры обе вышли замуж и уверены, будто до сих пор могут меня воспитывать и знают, что для меня лучше.

Теперь настала очередь Филиппы рассмеяться.

— Отношения в семье — дело странное, милорд. Вы любите родных, но временами больше всего хотите, чтобы они помолчали и куда-нибудь испарились, оставив вас в покое и одиночестве.

Граф снова усмехнулся:

— Для столь юной девушки вы мудры не по годам.

— Я не молода! В конце апреля мне исполнится шестнадцать!

— Неужели? В таком случае следует как можно быстрее принять решение, пока никто не сказал, что вы чересчур для меня стары, — поддразнил он.

— О, значит, у вас все-таки есть чувство юмора! — воскликнула Филиппа. — Я ужасно боялась, что вы окажетесь дряхлым занудой, милорд. Слава Богу, что это не так!

Граф Уиттон, не выдержав, расхохотался:

— Лорд Кембридж пообещал, что с вами никогда не будет скучно, и, судя по тому, что я сегодня услышал, он нисколько не преувеличил. Итак, мы встретились и поговорили. Продолжим ли мы наши встречи, или вы предпочитаете расстаться навсегда?

— Я должна выйти замуж. Вам нужно жениться, — резонно заметила девушка. — Если вы не против, милорд, поухаживать за мной, то я согласна. Но необходимо подождать официального обручения.

— Разумеется, — согласился он. — И я хочу попросить разрешения королевы показать вам свой дом в Оксфордшире и приглашаю лорда Кембриджа и вашу сестру. Кроме того, вы, наверное, пожелаете увидеть ваше новое имение.

Он снова поднес к губам ее руку и поцеловал.

— А теперь я возвращаю вам ваши хорошенькие пальчики. Филиппа зарделась.

— Вы надолго приехали в Лондон, сэр?

— Ровно настолько, чтобы поговорить с королевой. А потом вернусь в Брайарвуд приготовить дом к вашему приезду. Я хочу, чтобы все было в наилучшем виде. Зима подходит к концу, и разумнее путешествовать сейчас, пока дороги не развезло. Брайарвуд прекрасен даже в это время.

— Если мы решим пожениться, милорд, хорошо бы справить свадьбу после визита их величеств во Францию, в начале лета. И хотя я уверена, что наши король и королева — самые яркие звезды на тверди небесной, все же неплохо бы когда-нибудь рассказать нашим детям о том, что я видела также французских монархов.

— Да, разумеется, если все пойдет, как мы ожидаем, вы можете служить госпоже во время визита во Францию, но я непременно поеду с вами, Филиппа. Вы молоды и, несмотря на приобретенный при дворе лоск, невинны. Не желаю, чтобы вас соблазнил какой-нибудь красавчик придворный. Они лукавы и коварны, эти французы. Я поеду с вами и уберегу от беды.

— Я не нуждаюсь в защите, милорд, поскольку вполне способна постоять за себя! — негодующе объявила Филиппа.

— Вы когда-нибудь встречались с французами? — осведомился граф.

— Н-нет, — пробормотала девушка. — Но думаю, они не изворотливее английских придворных.

— О, тут вы ошибаетесь. Они куда хитрее англичан, и не успеете оглянуться и сообразить, что происходит, как сумеют освободить вас от платья и уложить на спину. Французские придворные, как мужчины, так и женщины, — настоящие мастера обольщения. Я не могу допустить, чтобы будущая графиня Уиттон оказалась скомпрометированной каким бы то ни было образом. Вы должны доверять моему опыту в подобных вещах.

— Вы считаете меня дурочкой?! — рассердилась она.

— Значит, вам не терпится поддаться соблазну? Если так, буду счастлив услужить вам, — процедил граф, зловеще прищурясь.

Филиппа сжалась.

— О нет, милорд! Я просто не хочу казаться ребенком. Обещаю вам быть крайне осторожной.

— Да. Тем более что я всегда буду рядом, девочка моя, и если все узнают, что вы станете моей женой, никто не посмеет играть с вашей добродетелью, — объявил граф.

— Словно я допущу нечто подобное! — резко бросила Филиппа. — Полагаете, что, живя при дворе три года, я позволила себя скомпрометировать, милорд? Стыдитесь!

— Утверждаете, что не разрешили себя поцеловать ни одному придворному? — рассердился граф.

— Конечно, не…

Филиппа осеклась. Сэр Роджер Майлдмей. Но как объяснить это графу Уиттону?!

— До прошлой весны ни разу, — призналась она.

Я берегла себя для Джайлза, а он меня отверг. Сесилия заявила, что мне в моем возрасте полагается хотя бы научиться целоваться, вот и даровала другу эту привилегию.

— Значит, вы позволили гневу завладеть собой, — спокойно констатировал граф. — Чувства никогда не должны брать верх над разумом, Филиппа. Подобное поведение может привести к фатальной ошибке. Кто же был этот… друг?

— Сэр, я не люблю сплетен! И потом, это был всего лишь сэр Роджер! И вполне невинный поцелуй! Он не допускал других вольностей. Сэр Роджер действительно мой друг. Но Сесилия сказала, что именно ему подарила свой первый поцелуй и что из всех придворных он лучше всех целуется.

Граф не знал, то ли смеяться, то ли читать нотации. Очевидно, королева порядком распустила фрейлин, хотя, если вспомнить о состоянии здоровья бедняжки, чудо еще, что не разразились более громкие скандалы.

— Пока мы не обвенчаемся, если вообще обвенчаемся, вы прекратите свои опыты с поцелуями. Если вам так уж не терпится целоваться, готов предложить свои услуги.

— Почему это вдруг? — надулась Филиппа. — Какой вред от невинных поцелуев?

— Ваши колебания возбуждают мое любопытство, и я не могу не раздумывать, почему вы противитесь.

— Повторяю, вы делаете из меня дурочку. Нельзя же вызвать человека на дуэль из-за каких-то поцелуев, да еще в прошлом году, до того как мы познакомились.

— Вызвать на дуэль? — изумился граф. — Но зачем?!

— Разве вы не считаете, что мое поведение опозорило вас и следует смыть пятно с фамильной чести? — наивно спросила она.

— Нет, Филиппа, не хочу я убивать молодого человека за стремление утешить несчастную девушку несколькими поцелуями, да еще задолго до того, как я познакомился с ней. Простите, но вы меня не так поняли.

— Вот как? — пробормотала Филиппа, чувствуя себя ужасно глупо. — В таком случае почему же вы настаиваете на совместной поездке во Францию?

— Если вы собираетесь стать моей женой, Филиппа, я не могу оставить вас одну в таком длительном путешествии. Так попросту не делается. Я должен сопровождать вас как будущий муж.

— Мы можем обручиться и после возвращения из Франции!

— Если помолвка не состоится до поездки, думаю, ее вообще не будет. По вашим словам, в апреле вам будет шестнадцать. В начале августа мне исполнится тридцать один год. Нам некогда больше ждать. Мне как можно скорее необходим наследник. Я готов позволить вам ехать во Францию вместе с остальным двором, но я должен быть рядом. И сразу же по возвращении мы поженимся. Если вы не согласны на мои условия, думаю, ни к чему продолжать наше знакомство.

— Просто не поверишь, чего только он мне не наговорил! — заявила лорду Кембриджу возмущенная Филиппа. Слова графа так потрясли ее, что она опрометью выбежала из зала. И сейчас, захлебываясь, принялась излагать содержание беседы.

— Но я согласен с ним, дорогая, — спокойно пожал плечами Томас.

— Он ведет себя так, словно не доверяет мне, дядюшка! Я не могу выйти замуж за подобного человека, — еще больше рассердилась Филиппа.

— Даже знай тебя Криспин достаточно, чтобы доверять, все равно не позволил бы тебе поехать во Францию без сопровождения. А теперь возвращайся в зал и исправь положение.

— Дядя! — запротестовала она, хмурясь.

— Филиппа, это идеальный для тебя брак. Если, разумеется, ты не оттолкнула графа своим ребяческим поведением. Мы немедленно возвращаемся в зал! — строго оборвал ее Томас. Филиппа удивленно вскинула брови. Лорд Кембридж никогда еще не говорил с ней таким тоном.

— А с мамой ты тоже так разговаривал? — возмутилась она.

— Не приходилось. Она не давала мне повода. А теперь — в зал!

И, мягко подтолкнув к выходу, он повел ее по коридору в зал, где стоявший у окна граф Уиттон мрачно рассматривал реку. Заслышав шаги, он обернулся.

— Филиппа пришла извиниться за свое поведение, — пояснил лорд Кембридж. — И с радостью соглашается на поездку во Францию в вашем обществе. Филиппа?

— О, будь по-вашему, — неохотно пробормотала девушка. — Прошу прощения, милорд.

— Ну вот, — почти промурлыкал Томас. — Теперь вы снова сможете быть друзьями. И поскольку вы оба — люди гордые и независимые, пора бы научиться искусству компромисса, не так ли?

— Согласен, — кивнул граф, глядя на Филиппу.

— Извините, что оставила вас так внезапно, — выдавила Филиппа, — но меня расстроило ваше недоверие, сэр. Никто и никогда не сомневался в моей чистоте.

— Включая и меня. Я просто беспокоюсь за ваше доброе имя, Филиппа. И счастлив, что мы останемся друзьями. И что вы согласны принять мою помощь для поездки во Францию.

— Разумеется, — кивнула она.

— Превосходно! Превосходно! — воскликнул лорд Кембридж, широко улыбаясь. — А теперь, дорогие, я умираю от голода, а вы были так заняты спором, что даже не заметили накрытого стола. Филиппа, ты останешься на ночь. На улице льет как из ведра, и я не желаю подвергать тебя опасности, отсылая во дворец в такую погоду. Утром будет видно.

Ужин, как всегда, был обильным и вкусным. Повар лорда Кембриджа был истинным мастером своего дела. Сначала подали тонко нарезанные ломтики семги, отваренной с укропом. За ней последовали свежие устрицы и большие креветки, тушенные в вине и сервированные с лимоном. Далее на столе оказались жирная утка, плавающая в подливке из густого красного вина, пирог с кроликом, блюдо отбивных и еще одно — с ветчиной. При виде серебряного блюда с аппетитными артишоками глаза Филиппы широко распахнулись.

— Дядюшка! Где ты их достал?! Я думала, король держит их исключительно для себя. Ты ведь знаешь, как он обожает артишоки.

Лорд Кембридж лукаво усмехнулся:

— Видишь ли, дорогая, у меня свои методы, как ты хорошо знаешь. Кроме того, я тоже обожаю артишоки.

— Но для них сейчас не сезон, — заметил граф, накладывая себе артишоков.

— И тем не менее мне удалось их получить, — усмехнулся Томас, отрывая кусок от теплого каравая и щедро намазывая его маслом, прежде чем откусить.

— На кухне дяди Томаса всегда творятся настоящие чудеса, где бы он ни жил, — заметила Филиппа.

— Значит, у вас не один дом? — спросил граф.

— Здесь, в Гринвиче и, конечно, в Оттерли, — ответила за Томаса Филиппа. — И все дома совершенно одинаковы снаружи и внутри, поскольку дядя не любит перемен. Я права, дядюшка?