— А мы с Питером наносим воды из кухонного колодца, — добавил подошедший граф, услышав разговор.

— О, спасибо, милорд, — расплылась в улыбке Люси. Криспин обнял жену за талию.

— Потом я останусь, чтобы потереть вам спинку, мадам, — плотоядно ухмыльнулся он.

— А я потру твою, ибо ты разделишь ванну со мной, муженек, — кокетливо ответила она. — Мы достаточно давно женаты, и вам известно, что я не лягу с человеком, от которого несет конским потом и дорожной пылью.

— Какая же вы чистюля, мадам! — поддел он, целуя ее в макушку. — Кроме вас, не знаю ни одной женщины, которая так любила бы купаться! Но признаю, что от вас пахнет лучше, чем от многих моих знакомых! Во Франции мы скорее всего будем лишены этой возможности.

— Я буду мыться везде, куда бы ни занесла меня судьба! — отрезала Филиппа. — Слишком хорошо я знаю своих подруг, привыкших поливать себя духами, чтобы скрыть вонь немытого тела. Но у меня очень острый нюх. При первой же встрече я поняла, что ты моешься чаше, чем дважды в год.

— Немедленно начинаю таскать воду! — объявил он, отпуская жену. — Питер!

Люси велела мужчинам наполнить два больших котла, которые она успела подвесить над огнем.

— Придется подождать, пока вода нагреется, — вздохнула она.

В таком случае давайте поедим здесь, — решила Филиппа. — Не стоит таскать все это наверх. Поужинаем перед купанием. А как насчет наших охранников и кучера? Их тоже нужно покормить.

— Все сделано. Мы с Питером отнесли им ужин в конюшню. Я готовила всего одно блюдо: жаркое из оленины. Состряпала два больших горшка из припасов, оставленных в кладовой. Договорилась с поваром его милости еще до нашего отъезда в Оксфордшир, — рассказывала Люси, продолжая суетиться вокруг стола. Она уже успела расставить оловянные тарелки и кружки, вытащила большой каравай хлеба из печи и принялась резать на специальной доске. Оказалось, что у нее есть и свежее масло.

Не успокоившись, она взглянула на слугу графа и повелительно крикнула:

— Питер! Немедленно неси из кладовой кувшин с сидром и наполни кубки!

Питер беспрекословно повиновался, а Люси тем временем положила на тарелки вкусное жаркое с винной подливкой, в которой плавали куски оленины, моркови и лука-порея.

— Садитесь, — пригласил граф слуг, когда все было готово. — Вам нет смысла ждать, не то все остынет, а холодная оленина вовсе не вкусна.

— Спасибо, милорд, — поблагодарил Питер.

Люси принесла еще тарелки и кружки и поставила на дальний край стола.

К концу ужина Филиппа услышала, как кипит вода. Остальные еще не поднялись из-за стола, поэтому она вытерла тарелку последним кусочком хлеба и стала терпеливо ждать. Наконец Питер встал.

— Я наполню лохань, миледи, — с поклоном сказал он.

— А я разбавлю холодной водой, — вставила Люси, собирая посуду. — Милорд, если не возражаете, я просила бы вас принести полное ведро из колодца. Питер, после того как выльешь воду из котлов, иди на конюшню и забери у мужчин горшок из-под жаркого.

Питер послушно выполнил все приказания, после чего вновь отправился на конюшню, где собирался провести ночь.

Довольная Филиппа забралась в лохань. Вряд ли ей еще удастся вымыться до приезда во Францию. Граф отослал Люси и теперь жадно наблюдал за женой, любуясь прекрасным молодым телом.

— Займитесь делом, милорд, — внезапно попросила она, вторгаясь в его мысли. — Разве вы не обещали потереть мне спинку?

Встав на колени рядом с лоханью, он взял мочалку, намылил и принялся за работу.

— Жаль, что эта лохань не вместит нас обоих, — пробормотал он, целуя маленькое ушко. — Я люблю мыться с тобой, Филиппа.

— Каждый раз, когда мы моемся вместе, — хихикнула Филиппа, — из этого бог знает что выходит!

— Сегодня я буду любить тебя, — прошептал граф.

— Но мы должны рано вставать.

— А другого времени до приезда в Дувр не будет, — покачал он головой. — Я хорошо знаю, как ты относишься к нашим играм под крышами гостиниц.

— Велю Люси принести еще один кувшин с водой сегодня вечером, — быстро пообещала она. — А теперь прекрати, Криспин, ты сдерешь с меня кожу.

Он осторожно смыл с нее густую пену. Филиппа встала и потянулась за полотенцем, висевшим у огня. Но не успела ступить на пол, как он схватил ее в объятия.

— Криспин, — предостерегающе пробормотала она, видя, как вздулись спереди его шоссы.

— Не желаю ждать, малышка, — объявил он, сбрасывая рубашку вместе с остальной одеждой и оттесняя жену к большому столу, на котором они только что ужинали. Не успела она ничего ответить, как он стал осыпать ее поцелуями.

— Криспин! — снова запротестовала она. — Люси и Питер!

— Питер играет в кости с охраной и переночует в конюшне. Люси наверху и не вернется, пока не позовут, — отмахнулся граф. Его освободившаяся из плена шоссов плоть была готова к любовной битве.

Граф толкнул жену спиной на стол, и Филиппа инстинктивно обвила ногами его талию. Одним мощным толчком он оказался в ней, и Филиппа блаженно вздохнула.

— Ах, графиня, — шепнул он, — вы сводите меня с ума, чего до вас не удавалось ни одной женщине.

Филиппа снова вздохнула.

— Значит, так распорядилась судьба, — улыбнулась она. Боже, как он наполняет ее! Его разгоряченная кожа огнем жжет ее груди! Соски Филиппы сжались в твердые горошинки, и, чувствуя это, она томно выгнулась. Только этот человек способен завладеть ею целиком! Сама мысль об этом безумно волновала.

Голова Филиппы откинулась, и его жаркие влажные губы мгновенно прижались к ее шее. Язык коснулся бешено бьющейся жилки.

Она разомкнула руки и провела ногтями по его спине, словно в беспамятстве, оставляя глубокие царапины.

Граф чуть поморщился от боли и, заведя руки за спину, поймал ее запястья и сжал.

— Хочешь поставить на мне свое клеймо, дорогая? — прорычал он, терзая языком нежную плоть и усердно работая бедрами. Он вонзался все глубже, наслаждаясь тихими жалобными криками, рвущимися из ее горла. Где-то в глубине ее естества зарождался слабый трепет, но он еще не был готов и поэтому, выйдя из нее, замер.

— О, Криспин, не надо! — взмолилась она. — Я хочу… хочу…

— Еще секунду, милая, — прошептал он, найдя ее сладкие губы и приникая к ним, сначала нежно, потом все более требовательно. И стал снова двигаться, изнемогая от наслаждения, ощущая всей своей набухшей плотью, что вожделенный конец близок.

Филиппе казалось, что она вот-вот умрет от неудовлетворенного желания, измучившего ее, когда он остановился. Но тут муж стал ее целовать, и она быстро затерялась в море блаженства. Буря все нарастала и нарастала, пока не разразилась над ними обоими одновременно. Кристин бессильно обмяк на ней. И Филиппа внезапно осознала, что упирается плечами и ягодицами в твердое дерево стола.

— Немедленно слезь с меня, ненасытное животное! — засмеялась она. — Из-за твоих непристойных игр мне снова придется залезть в лохань!

Криспин застонал. Он был совершенно опустошен. Ноги не слушались. Она снова оттолкнула его, и он кое-как умудрился отойти.

— Кровь Христова, женщина, — пожаловался он, — ты раньше времени сведешь меня в могилу своими постоянными требованиями!

— Моими?! Моими требованиями? — возмутилась Филиппа, соскальзывая со стола. — Милорд, вы ошибаетесь. По-моему, речь шла о ваших требованиях!

— Нет, — настаивал он. — Посмотрите только на эти милые маленькие грудки, графиня! Они так и молят о ласках!

Нагнув голову, он завладел маленьким соском.

— Разве не видишь? Они показывают на меня, поскольку, кроме меня и тебя, здесь больше никого нет.

— Вы настоящий грешник, милорд граф! — негодующе отпарировала она, невольно улыбаясь. Гордо расправила плечи, прошествовала к лохани, вошла в воду и смыла все следы разделенной страсти, после чего строго велела: — Немедленно принеси вон тот котелок с водой, потому что эта совсем остыла.

И, выйдя из лохани, принялась снова вытираться.

Он взялся за котелок и, посчитав, что вода достаточно теплая, стал мыться, после чего жена принесла ему второе полотенце. Одетые в одни камизы, они собрали остальную одежду и направились к лестнице, ведущей на второй этаж, где были их покои.

— Позови Люси и прикажи всем ложиться спать, — прошептал он. Филиппа кивнула.

— Но помни, мы должны выехать на рассвете, — улыбнулась она, откидывая одеяло.

Потом позвала Люси и отпустила на ночь.

— Мы уезжаем рано, так что лучше лечь сейчас, — наставляла она. — Только убери сначала лохань.

— Конечно, миледи, и закрою кухонную дверь. Питер давно храпит в конюшне. Спокойной ночи, миледи, милорд.

Вскоре Филиппа услышала быстрые шаги на ступеньках.

— Иди ко мне, — сонно позвал Криспин.

Филиппа сняла камизу и забралась под одеяло. Он обнял ее и тут же захрапел. Но среди ночи проснулся, и она снова таяла в его объятиях; прежде чем сон вновь завладел ими.

— Мы не сможем любить друг друга в постели, пока не доберемся до Франции, — пробормотал он.

— Король и королева были бы шокированы твоим сластолюбием, — лукаво объявила она, хотя была согласна с мужем. В последнее время она стала менее благочестива и чопорна и честно признавалась, что ей доставляет удовольствие супружеская постель. Очевидно, королева так не считала, хотя никогда не говорила на эту тему. Как грустно! Филиппа желала каждой женщине получать такое же наслаждение от любовных игр с супругом.

На следующий день выглянуло солнышко, заставшее их уже на дороге в Кентербери. Чем ближе они подъезжали к городу, тем оживленнее становились дороги. Оказавшись в Кентербери, где должны были встретиться с остальными придворными, они остановились в маленькой гостинице «Лебедь», в которой лорд Кембридж предусмотрительно заказал для них комнаты. Но гостиница была так переполнена, что Питеру пришлось спать на сеновале конюшни вместе с другими слугами, а Люси кое-как втиснула в комнату господ раскладную кровать.

Император еще не прибыл, но королева ожидала племянника со дня на день. Филиппа немедленно доложила о своем приезде и была благосклонно встречена.

— Ты счастлива, дитя мое? — приветливо спросила королева.

— Очень, — кивнула Филиппа, — и готова служить вам, мадам.

— Когда мы вернемся, я освобожу тебя от службы. Вокруг меня много незамужних женщин, а ты, как твой отец и мать, была верна и предана дому Тюдоров. Однако теперь ты обязана исполнить долг перед мужем, подарив ему наследника. Никто не усвоил этого основного правила успешного брака лучше, чем я, дитя мое.

— Но, мадам, — запротестовала Филиппа, — я с радостью буду служить вам вечно!

Королева протянула руку и нежно коснулась щеки молодой женщины.

— Знаю, дорогая моя. Если мне и повезло в чем-то, так это в той любви, которую дарили мне ты и твоя добрая матушка. Но, подобно Розамунде, ты должна отныне жить собственной, а не моей жизнью. Я позволила тебе и твоему мужу поехать со двором во Францию в награду за твою верность, но когда мы вернемся, я попрощаюсь с тобой. Ты всегда будешь желанной гостьей при дворе, но твоя главная обязанность — произвести на свет детей.

— О, мадам, мое сердце разбито! — всхлипнула Филиппа. — Я никогда не вышла бы замуж, знай, что больше не смогу вам служить.

— Вздор! — тихо рассмеялась королева. — Ты не годишься в невесты Христовы, несмотря на страстные заявления в прошлом году. Как и твоя матушка, ты предназначена для жизни жены и матери. Для женщины нет лучшей судьбы, Филиппа. А теперь вытри слезы. Ты среди моих самых красивых дам, и я хочу, чтобы мы вместе встретили моего племянника.

— Как будет угодно вашему величеству, — покорно пробормотала Филиппа.

Вечером она долго и расстроенно жаловалась мужу на решение королевы.

— Мне очень жаль, — вздохнул он, — но королева считает, что так для тебя лучше. Нам очень повезло иметь такого друга при дворе. Если у нас родится дочь, когда-нибудь она тоже сможет служить королеве или принцессе Марии.

— Но нас все еще приглашают ко двору, — ответила Филиппа. — Мы ведь приедем к Рождеству, верно?

— Посмотрим, что будет, когда мы вернемся из Франции и навестим твою семью. Ты можешь к тому времени забеременеть, и непрерывные путешествия будут не для тебя. Я не вынесу, если с тобой что-то случится.

— Почему? — безжалостно бросила она. — У тебя останутся желанные земли.

— Потому что для меня ты имеешь такую же цену, как земли, — спокойно ответил он.

— Может, ты влюбился в меня? — удивилась она.

— Не знаю. Мы слишком недолго прожили вместе. Как по-твоему, ты могла бы полюбить меня, Филиппа?

Филиппа надолго задумалась, прежде чем ответить:

— Еще не уверена. Я видела, какой бывает любовь и как она может либо поднять человека в небо, либо причинить ужасную боль. Я думала, что люблю Джайлза Фиихью, но потом поняла, что ошибалась, ибо муки этой потери давно улетучились из моей памяти и сердца. Если бы я действительно любила его, такого не могло быть.