— Она лягнула меня, — растерянно пожаловался он покатывавшимся со смеху приятелям.

— Мадам, — осведомился третий, — parlez-vous francais?[3]

— Что? — переспросила Филиппа. — Что ты сказал? Почему здесь никто не понимает английский? Проклятые французские разбойники! Немедленно дайте пройти! Я прикажу вас арестовать! Помогите! Помогите! Воры! Разбойники! На меня напали!!!

Мужчины в ужасе переглянулись.

— Она не знает французского, — пробормотал один из них. — Значит, ничего не поняла, а на ее вопли сбегутся те, кто не должен видеть нас вместе. Отпусти ее, Пьер, пока она не накличет на нашу голову рыцарей. И взгляни на ее туалет! Это знатная дама.

— По-моему, лучше всего удавить суку и покончить с этим! — прорычал громила. — Я думал, все эти придворные дамы говорят по-французски, но что взять с англичанок! Пойдем, Мишель!

Он отступил, и Филиппа, подобрав юбки, бросилась бежать. К счастью, ристалище оказалось совсем близко, и там еще толпились зеваки. Филиппа лихорадочно оглядывалась, выискивая знакомых, и удивленно вскрикнула, когда кто-то уверенно взял ее под руку. Развернувшись, она оказалась лицом к лицу с мужем. Лицо Криспина было мрачнее тучи.

— Где вы были, мадам? — угрюмо осведомился он. — И что делали?

Она никак не могла разгадать, что кроется в его взгляде. Гнев или тревога?

— Заговор, милорд, — возбужденно прошептала она. — С целью убить короля.

Какого короля? — рявкнул он, мгновенно насторожившись.

— Нашего, разумеется, — прошипела Филиппа. — Думаешь, я дам хоть медяк за французского? Они хотят убить Генриха!

— Когда?

— Не знаю.

— Где?

— Не знаю.

— Кто убийцы? — раздраженно процедил он.

— Не знаю.

— Кровь Христова, женщина! — зарычал он, вызвав недоуменные взгляды окружающих. Заметив это, он сразу сбавил тон: — Заговор против короля, а ты не знаешь, ни кто, ни где, ни когда, ни почему. Может, ты рехнулась, Филиппа? Неужели жара, пыль и чертова Франция так на тебя подействовали?

Похоже, его раздражение дошло до предела.

— Пожалуйста, Криспин, только не здесь, — взмолилась Филиппа. — Вернемся к себе, и я все расскажу.

Граф схватил жену за руку и почти потащил к тому месту, где они оставили лошадей. Почти швырнул ее в седло и сам вскочил на коня. Вместе они вернулись в английский лагерь. Поднявшийся снова ветер гнал мусор, небо с каждой секундой становилось темнее. Колышки тех шатров, что поменьше, вырывало из земли, и шатры рушились на землю. Во французском лагере поднялась паника. Французы с криками пытались спасти свое имущество. Далеко впереди маячили открытые носилки королевы Екатерины с красивыми позолоченными столбиками. Занавески из золотой парчи с красной атласной оторочкой бешено развевались на ветру. Королева согнулась в три погибели, замотав лицо шарфом, чтобы защититься от жалящих песчинок.

Наконец Криспин и Филиппа оказались в сравнительной безопасности шатра. Хотя он тоже угрожающе покачивался, граф успел проверить колышки и убедиться, что они крепко сидят в земле.

— Отведи лошадей в шатер, — велел он Питеру. — Вот-вот начнется буря, а кончится, похоже, не скоро. Как бы они не заболели.

— Будет исполнено, милорд, — кивнул Питер.

Граф молча повел жену за дорогую занавеску, разделявшую шатер, и знаком велел Люси удалиться. Сел на один стул и ткнул пальцем во второй.

— Садитесь, мадам, и объясните связно. Я отправляюсь искать вас среди придворных дам королевы, а мне заявляют, что вы ушли с моим кузеном. Надеюсь, вы понимали, что доверять ему ни в коем случае нельзя? Мальчишкой он был коварным и хитрым, и мне хватило одной встречи, чтобы увидеть: с тех пор он совсем не изменился. Что ты делала в его обществе, черт возьми?!

— Да ты ревнуешь! — поразилась она неожиданному выпаду мужа. С чего ему вдруг ревновать? Да, она его жена, но должен же он помнить о ее порядочности! О том, что она не способна на измену! Почему же так разгневан, узнав, что она была с его кузеном?

— Отвечайте, мадам! — велел граф.

— Король Франциск заметил меня на банкете у королевы и попросил о встрече. Я не увидела в этом ничего плохого, — объяснила Филиппа.

— Не увидели ничего плохого в том, что вас подадут известному распутнику едва ли не на блюде, как жертвенного ягненка? — завопил граф. — Что было между вами? Говорите правду!

Глаза его были холоднее льда, и Филиппа не выдержала.

— Ничего не было! — взорвалась она, взбешенная тем, что он может сомневаться в ней. — Как ты смеешь чернить мою честь? Я твоя жена, а не какая-то придворная шлюха!

— Любая женщина не может быть в безопасности, оказавшись наедине с королем. Ей непременно грозит потеря доброго имени! Моего имени, черт возьми! Где был мой кузен, когда вы встречались с Франциском Валуа? И кто еще был там? Или вы оставались вдвоем с королем?

Да, твой кузен оставил меня с королем, — сухо признала Филиппа. — Этот кусок дерьма упорхнул, как навозная муха. И если бы не слуга короля, я была бы скомпрометирована. Надеюсь, ты поговоришь с кузеном насчет его, мягко говоря, не слишком рыцарского поведения. Лично я не желаю больше иметь с ним ничего общего. А теперь, если вы убедились, милорд, что ваша собственность цела и невредима и ею не пользовались другие, могу рассказать, что я подслушала, когда пыталась выбраться к ристалищу из французского лагеря.

Граф был вне себя от злости. О чем она только думает? Убеждена, что для него она лишь собственность? Неужели не понимает, что он не брал бы ее каждую ночь с такой страстью, если бы не питал никаких чувств к ней?

Он яростно скрипнул зубами.

— Я волновался только за тебя, малышка. Когда я не смог найти ни тебя, ни того подонка, в жилах которого течет одна со мной кровь, я… я… Расскажи, что ты узнала о том заговоре.

— У меня прекрасный слух, Криспин! — отрезала Филиппа. — Повторяю, когда я отчаянно пыталась выбраться из лабиринта шатров, поднялась очередная пыльная буря. От них в последнее время нет спасения. Именно тогда я услышала разговор, от которого кровь застыла у меня в жилах. Их было трое. Из их слов я поняла, что это слуги вдовствующей королевы-матери, Луизы Савойской. Верзилу зовут Пьером. Еще одного — Мишелем. Третий почти все время молчал, и я не узнала его имени. Они толковали об убийстве нашего короля, королевы и кардинала.

— С какой целью? — удивился он.

— Оказывается, у них есть сообщники в Англии, которые помогут похитить принцессу Марию у опекунов и привезти во Францию, где бедняжку немедленно выдадут замуж за дофина.

— И Англия перейдет во владение Франции, — добавил граф.

— Они утверждают, что даже папа не сможет их остановить.

— Верно. У него не будет оснований, ведь о помолвке есть договор между обоими правителями, — вздохнул Криспин.

— Кстати, они считают, что наши знатные семейства не станут противиться.

— Некоторые станут и начнут искать другого наследника трона. Другие, примут сторону французов, потому что в их руках окажется принцесса, — покачал головой граф. — А я-то воображал, что теперь, когда война между Ланкастерами и Йорками закончилась, нам обеспечена мирная жизнь. Вопрос об английском троне поднимался и раньше. Когда Вильгельм Завоеватель победил Гарольда, последнего из саксонских правителей. Когда Стефан и Матильда пытались прикончить друг друга. Но теперь… Что еще ты подслушала?

— Они собирались сделать это, когда все соберутся вместе. И знаком станет саламандра.

— Саламандра — личный знак короля Франции, но, судя по тому, что ты сказала, он ничего не знает о заговоре. А вот его матушка — дело другое. У этой женщины ненасытное честолюбие, и она способна на все, особенно ради сына. Но убийство короля, королевы и кардинала — слишком грандиозный план. Известно ли ей, что эти люди, возможно, действуют по собственной воле? Но так или иначе, я немедленно иду к кардиналу, а он, в свою очередь, захочет допросить тебя. Какое счастье, что ты оказалась во французском лагере! Уверена, что заговорщики тебя не заметили?

— Конечно, заметили, когда пыль улеглась! И даже попытались встать на дороге, испугавшись, что я их разоблачу. Но я притворилась, будто не понимаю по-французски, и обращалась с ними повелительно и свысока. Дорогу графине Уиттон! — со смехом пересказывала Филиппа. — У Пьера чесались руки придушить меня, но Мишель заметил мою одежду и понял, что я дама знатная и могут возникнуть неприятные расспросы. Он посчитал, что, поскольку я не понимаю французский, лучше меня отпустить. Так они и сделали. Я перепугалась до смерти, но ничем этого не показала. И была груба, как истинная английская дама, имевшая несчастье столкнуться с простолюдинами!

— Тебя могли убить, — тихо выговорил граф, сердце которого болезненно сжалось при мысли о том, что он мог навеки ее потерять. Он ни разу не признался, что любит ее, но теперь понял, что так оно и есть. Что, если бы она умерла, так и не узнав о его любви?!

Снаружи раздались отчаянные вопли, и Питер побежал узнать, в чем дело. Вернувшись, он сообщил, что гигантский шатер французского короля в мгновение ока повалило ветром.

— Их шатры плохо закреплены, милорд. Не то что наши. У нас почти нет разрушений.

Граф взял Филиппу за плечи и заглянул в лицо.

— Пообещай, что останешься здесь, малышка. Я должен идти к Вулзи. Пусть сам решает, что делать. — И, поцеловав ее в лоб, добавил: — Я приду за тобой, если повелит кардинал. Не смей уходить ни с кем, кроме меня. Кто бы сюда ни явился. Понятно?

Филиппа кивнула и призадумалась. Как странно он смотрел на нее! Словно хотел сказать что-то.

Она привстала, но тут же снова села, только сейчас начиная осознавать всю меру грозившей ей опасности. Она посмотрела вслед Криспину, но тот уже исчез. Как он рассердился, узнав, где она была! Неужели действительно ревновал? А если да, то почему? Он должен знать, что она скорее умрет, чем опозорит его доброе имя! Так зачем же ревновать?

В душе загорелся крохотный огонек надежды. Возможно ли, что Криспин Сент-Клер действительно неравнодушен к жене? И… и даже любит?

Она не знала о его истинных чувствах, но разве мужчина будет так страстно обнимать жену в постели, если та ему совершенно безразлична? Ах, королева наверняка не разбирается в подобных вещах! Королевские особы сильно отличаются от обычных людей. Только мать могла бы все разъяснить дочери. Но Розамунда так далеко от нее!

Филиппа молча ждала. Она сделает так, как велит муж.

— Сегодня вечером еще один банкет? — спросила подошедшая Люси.

— Да. Но ты подойди к кому-нибудь из фрейлин и передай, что я просила отпустить меня. Голова просто раскалывается от этого ужасного ветра и пыли. Я буду у госпожи рано утром, перед мессой.

— Вы здоровы? — встревожилась Люси.

— Трудно сказать. Иди же!

— Сию минуту, — пообещала Люси, убегая.

Буря пошла на убыль, и Питер вывел лошадей под навес. Вернувшись, он убрал навоз, а Филиппа, дождавшись, пока вернется Люси, собрала слуг и рассказала обо всем, что подслушала, и даже о том, что граф ушел к кардиналу.

— Только никому не говорите, — предупредила она. — Не знаю, что предпримет кардинал, но, думаю, захочет поймать заговорщиков. Нельзя давать им преимущество перед нами.

— Какой ужас! — ахнула потрясенная Люси.

— Буду держать ухо востро, а рот на замке, — пообещал Питер.

Филиппа улыбнулась.

— Все будет хорошо, — заверила она.

— Но вас могли убить! — испугалась Люси. — И что бы я сказала вашей матери? Энни уж точно прикончила бы меня!

— Боюсь, жизнь в Англии отныне будет невыносимо скучна, — смеясь, заметила Филиппа.

Слуги дружно фыркнули.

— Да уж, с тех пор как хозяин женился, жить стало намного интереснее, — с ухмылкой признался Питер. — Не в обиду будь сказано вашему сиятельству.

Вернулся Криспин с сообщением, что кардинал хочет видеть Филиппу, но ее появление в его шатре может показаться подозрительным, и члены его свиты непременно начнут задавать лишние вопросы. Поэтому лучше он сам придет под покровом темноты в их шатер. Ждать его следует после вечернего банкета.

— Я велела сказать королеве, что заболела, — сказала Филиппа. — Врядли у меня будут силы появиться сегодня на столь большом собрании.

Граф кивнул:

— А я пойду и приведу Вулзи сам, захватив всего одного слугу. Никто не посчитает это странным, если вспомнить мою предыдущую службу. Как все невероятно! Это я должен был смотреть в оба и сообщать кардиналу информацию, которая могла быть полезна королю. Но мне не удалось ничего узнать, а вот моя жена в два счета раскрыла заговор, который мог бы изменить историю нашей страны. Благодаря милости Божьей ты подслушала этих людей, Филиппа, но более всего я рад, что ты вышла из всего этого невредимой.

Прежний гнев на ее глупый визит к королю Франциску, похоже, был забыт.

— Я все рассказала Питеру и Люси, — призналась Филиппа. «Почему его глаза так потеплели?» — внезапно подумала она.