- Ну ты это уже слишком, Валя, однако кое-кому мы должны будем вправить мозги.

- Кого ты имеешь виду?

- Не Сашку конечно.

- Ты о Вадьке говоришь?

- Может быть...

- Да брось ты, Таня, думать о нем. Мне кажется, что Сашка более порядочный парень.

- Сашку мы поручим сегодня тебе. Он будет наверняка где-нибудь неподалеку от нашей колонны. Нравится он тебе, вот тебе и карты в руки. А я займусь более сложным материалом...

- Что ты, интересно, хочешь предпринять?

- В общем ничего... Сначала надо подарить Надежде Васильевне вот эти цветы, - она жестом указала на букет тюльпанов, стоявший в хрустальной вазе на комоде. - А потом я разыграю роль одинокой богини. Я убеждена, что Вадька непременно встретится сегодня на нашем пути. Валя, ты понимаешь, мне просто необходимо вернуть его, вернуть для того, чтобы потом уже спокойно оставить. Я должна его оставить, а пока на деле получается так, что оставил меня он.

- Но ведь ты, Таня, сама начала встречаться с Сашкой. Вадька столько ходил за тобой, и я думаю, что он сильно переживал этот разрыв.

- Да, ты права, так было, но сейчас стало иначе. Я сама себя не понимаю, но на деле не я, а он меня бросил. А этого не должно быть, понимаешь?

- Не совсем, Таня, но, может быть, оно так и есть, как ты говоришь, тебе виднее.

Наконец сборы были закончены, и девушки вышли на улицу и направились к школе. Погода на Первое мая выдалась солнечная и теплая. Улицы города были прибраны, повсюду были видны плакаты и развивались алые флаги. Школьный двор уже был полон народу. Подружки отыскали своих одноклассников и, обменявшись приветствиями с группой девушек, расположившейся чуть в стороне на скамейке, завели разговор на тему, кому что нести.

Таня не хотела стеснять своей свободы и поэтому отшучивалась от предложений нести транспаранты. Однако Сережка Мельников, самый нахальный в классе мальчишка, заметив это, подкрался сзади, приставил к спине Тани флаг, тут же скрылся в толпе и высунул довольную улыбающуюся мордашку из-за ребячьих плеч.

Таня придержала флаг рукой, повернулась и, глядя на него в упор, проговорила:

- Прими к сведению, что разговор на эту тему мы с тобой будем вести на бюро...

Улыбка исчезла с лица парня, но, ухмыльнувшись, он прищурил глаза и сказал:

- А я знаю, чем ответить тебе на этом же самом бюро. Так что имей это ввиду.

Таню задел и обеспокоил этот намек, но она внешне спокойно подошла к Вале и попросила:

- Подержи, пожалуйста, флаг, я подойду к Надежде Васильевне. Она отыскала учительницу немецкого языка в кругу семиклассников, где она была классным руководителем.

- Надежда Васильевна, - обратилась она к ней. - Можно вас на минуточку. Учительница выбралась из окружения ребят и подошла к ней.

- Надежда Васильевна, разрешите мне от всей души поздравить вас с праздником и вручить вам вот эти цветы, - и Таня преподнесла ей букет.

- Спасибо тебе большое, Танечка, - поблагодарила ее пожилая седоволосая женщина. Глаза ее заблестели, она обняла и по-матерински поцеловала девушку. - Желаю тебе, моя девочка, больших успехов в дальнейшей учебе. Будь такой же красивой, умной и доброй и у тебя все-все получится. Будь счастлива. Если уедешь в большой город, не забывай нас.

- Ну что вы, Надежда Васильевна. Вас я буду помнить всю жизнь. Что есть хорошего у меня, это ваше...

Учительница приложила платок к глазам и вернулась к своим ребятам. Таня тоже едва не заплакала. Ей вдруг припомнился первый урок немецкого языка в пятом классе, когда необычный мир нового для нее языка раскрылся перед ней и увлек ее. Обычно требовательная и строгая Надежда Васильевна к Тане была снисходительна. В ее практике еще не встречались такие талантливые ученики. Однако впоследствии выяснилось, что несмотря на прекрасные знания немецкого языка, несмотря на любовь к нему, у Тани не появилось желания продолжать его изучение в вузе. Этот парадокс и возмущал и удивлял учительницу. Но Таня все-таки была и осталась ее любимой ученицей.

Физрук Василий Кириллович дал команду построится в колонну, и Таня, очнувшись от нахлынувших на нее чувств и воспоминаний, направилась к своим одноклассникам. Школьный оркестр заиграл марш, и колонна двинулась по улице в направлении к центру. У перекрестка она остановилась, чтобы пропустить вперед колонну какого-то предприятия, и тут Таня увидела на тротуаре Вадима. Он стоял со своей подругой и смотрел в ее сторону. Валя, стоявшая рядом с Таней, заметила, и поприветствовала его. Вадим тоже поднял руку, затем подхватил Надю под руку и подошел с ней к Вале.

- Здравствуй, Валюша, произнес он, пожимая ей руку. - Как поживаешь?

- Да все по-прежнему. Вот видишь, вышли на людей посмотреть, себя показать.

- А ты похорошела, я вижу...

- Спасибо, но на празднике все хорошеют. Вот и Таня, как видишь, сегодня особенно симпатичная.

Вадим перевел взгляд на Таню, которую до этого, как будто, не замечал.

- Ну это тот самый случай, когда красота бывает обманчивой или, попросту сказать, липовой, - заметил он и, довольный собой, отвернулся, чтобы продолжить прерванный разговор.

- Я не согласна с тобой, Вадим, но, впрочем, как ты поживаешь? Не собираешься ли жениться? - она перевела взгляд на Надю, которая была явно растерянна, но старалась скрыть это.

- Да вот уговариваю свою невесту, но пока не соглашается, говорит, сначала надо отслужить в Армии, - он ласково посмотрел Наде в глаза и обнял ее.

Таня, наблюдавшая эту сцену, не знала, что ей предпринять. В разговоре она не принимала участия и прервать его она была не в силах. Отойти было некуда. Девчонки да и парни из класса знали о том, что они с Вадимом встречались, и сейчас тоже с любопытством прислушивались к каждому слову и наблюдали за поведением Вадима и Тани. Это был для них настоящий театр, и Таня понимала это. Она изо всех сил старалась сохранить спокойное и безразличное выражение лица, но чувствовала, что у нее это не получается.

Когда же Вадим оскорбил ее, она едва сдержалась, чтобы не ударить его по физиономии. Наконец колонна двинулась, и она облегченно вздохнула. Вадим прошел с Валей несколько метров и свернул с Надей на тротуар.

Подобных испытаний Таня не припоминала за всю свою жизнь. Смешанное чувство зла и отчаяния, стыда, ненависти и ревности угнетало ее; на глаза наворачивались слезы, и она изо всех сил старалась подавить в себе горечь отчаяния и скрыть внешнее проявление чувств. Она твердила себе: "Нет, я не люблю его и никогда не любила. Нет, нет, это какое-то наваждение, это роковое стечение обстоятельств, это его идиотизм... Какой дьявол свел меня с ним? Как все было хорошо и спокойно прежде. И что творится со мной сейчас?!"

Колонна уже проходила по центральной площади мимо трибуны, все кричали "Ура" и смеялись, всем было весело и никто, кажется, не думал о своих бедах. "Неужели среди такой массы людей, - думала Таня, - несчастна лишь я одна? Не может этого быть. Должны же быть люди, у которых не сложилась судьба или вообще есть какое-нибудь горе. Неужели они все забыли о нем? Как можно веселиться, когда сердце разрывается от нестерпимой боли, когда слезы сами собой льются из глаз и само существование представляется невыносимой обузой".

Она мысленно благодарила Валю за то, что та понимала ее состояние и шла молча. Но в то же время она была на нее чрезвычайно обижена, потому что именно она своим жестом дала повод Вадиму разыграть этот позорный и печальный спектакль.

После демонстрации Таня попросила ее отнести флаг обратно в школу, а сама поспешила домой. Она заперлась в спальной комнате, упала на постель и разрыдалась так громко, что ее могли услышать соседи. Тогда она собрала все подушки и зарылась в них. Когда она промочила слезами две или три подушки и ей стало немного легче, она поднялась с кровати и подошла к зеркалу. Увидев свое отражение, она едва узнала себя. Распухшие покрасневшие веки, мешки под глазами так обезобразили ее лицо, что ей стало жаль себя. Сердце ее защемила печаль, отражение растворилось в тумане, и слезы снова полились у нее ручьем. Она с силой зажмурила глаза, затем открыла веки и, присмотрелась к искаженному отображению своего лица в зеркале. Размазанная по лицу тушь напомнила ей, что она уже видела себя где-то такой же. Ее сознание тоже блуждало в тумане как и ее взор, и она не могла толком припомнить, где она видела на своем лице эту тушь. Наконец мысль ее наткнулась на Ковалева, и она в ужасе отпрянула от зеркала. Да, она видела на своем лице эту тушь в один из зимних вечеров у Ковалева. Это был один из самых счастливых вечеров в ее жизни, и плакала она тогда от избытка счастья. Сейчас же она убита горем. Но Ковалев стал для нее сейчас почему-то другим, совсем не тем, кем он был полгода назад. "А может быть на самом деле он все-таки тот же? Может быть он переменился лишь в моем воображении? Где он, кстати, был сегодня? Должен же был он хотя бы посмотреть на меня"...

Глава 9

Ковалев, между тем, устроил себе первое испытание. Он решил весь праздник не выходить из дома. И на демонстрации, и на улице он мог увидеть Таню, но ему казалось, что даже их случайную встречу она может истолковать как преднамеренную попытку увидеть ее и попасть ей на глаза. Такое желание у него действительно было, но он решил воспитывать в себе волю и не поддаваться соблазнам. Кроме того, он не представлял себе, как он пройдет мимо нее, если ее где-нибудь встретит. Следовало ли ему приветствовать ее или не замечать, он тоже не знал. Поэтому, избрав участь затворника, он сразу убивал несколько зайцев.

Однако два праздничных дня, проведенных дома, ему показались двумя неделями. У него не раз возникала мысль оставить свои эксперименты на более поздние времена и хотя бы просто так пройтись по улице. Но как только он подходил к шифоньеру, чтобы взять пиджак, образ Тани всплывал перед ним в своем самом неприветливом виде, и он отходил от него прочь. Второго мая, когда на дворе стемнело, его осенила мысль, что если он сейчас пройдется по другой стороне "Брода", то его никто не заметит и не узнает. Он же в буквальном смысле просто пройдется, чтобы подышать свежим воздухом и утолить жажду, которую испытывает каждый городской житель, когда долго не видит столь привычного для его взора обыкновенного людского потока.

Через несколько минут Саша, не помня себя, уже мчался по направлению к заветной улице. В майские праздники здесь обычно проходило массовое гуляние и народу, несмотря на поздний час, было много. Ковалев вышел на безлюдную сторону улицы и сбавил шаг. Радостное возбуждение охватило его. Он почувствовал себя сопричастном к какой-то таинственной стороне жизни людей. Он брел по одной с ними улице, дышал тем же воздухом и размышлял пусть о тайных, но каждому из них понятных вещах. На душе у него стало спокойно и радостно. Ощущение тихого, одинокого счастья коснулось и умиротворило его. Он не выдержал своего первого испытания, но он и не жалел об этом.

На противоположной стороне улицы он вдруг заметил знакомую маленькую девичью фигурку, и проводил ее внимательным взглядом. Да, это была контролерша ОТК из его цеха. Она была неравнодушна к нему, но он не испытывал к ней никаких чувств. Однажды в обеденный перерыв ночной смены он прилег в гардеробной и уснул так крепко, что она долго не могла разбудить его. В полутьме ей понравилось его полусонное выражение лица, его безнадежная усталость, а может быть и откровенная, но в общем-то простительная в ее понимании юная лень, которую он спросонья едва смог осилить, подняться и пойти снова к станку. С тех пор она часто подходила к нему поболтать и однажды даже пригласила его в кино. Но, встречаясь с Таней, он счел подобный культпоход за беспечность и отказался, сославшись то ли на предстоящую контрольную работу, то ли на сочинение. Сейчас ему захотелось догнать ее и, может быть дать ей понять, что он сожалеет о несостоявшейся встрече, однако какой-то подсознательный, но несравненно более сильный аргумент заставил его продолжить свой путь.

Ковалев уже подходил к концу улицы, где она вливалась в другую, и хотел повернуть обратно, как вдруг увидел, что из-за угла дома вышла и направилась ему навстречу Валя. От неожиданности Саша замедлил шаг. Валя, увидев его, тоже приостановилась, но затем решительно подошла и подала ему свою руку.

- Здравствуй, Саша, - тихо, почти шепотом произнесла она. Ковалев в театральном поклоне поцеловал ее руку.

- Здравствуйте, госпожа! Вы без сопровождения в такой поздний час...

- Не придуривайся, пожалуйста, Ковалев. Знаем мы эти ваши ужимки. Ты лучше доложи, где ты пропадал все эти дни. Как переехал, так о тебе ни слуху, ни духу. Наверно, по соседству какую-нибудь девчонку подыскал. Между прочим, знаю я там одну красотку из вашего дома, кудрявенькая брюнетка такая, стрижка под мальчика. Она в прошлом году нашу школу закончила, Светланой зовут, поступала на филфак, но не прошла по конкурсу. Сейчас... Впрочем, что сейчас делает - не важно. Чем занимаешься ты, я тебя спрашиваю? - она взяла Сашу под руку и развернула его. - Тебе, кажется, в ту сторону надо идти. Давай-ка я тебя провожу.