Обхватив его ногами, опираясь спиной о дверь, она взлетала в такт его движениям, сильным, ритмичным, чувствуя на своей шее жар его щеки.

— Рейз! — вскрикнула Патриция. — Мне кажется… о!.. — Она всхлипнула.

Рейз тоже вскрикнул — хрипло, гортанно, — судорожными толчками изливая в нее поток горячего семени.

Когда дыхание вернулось к ним и они привели себя в порядок, Рейз нежно сжал ее талию.

— Радость моя, — прошептал он. — Теперь давай спустимся, пока нас не хватились.

Патриция взглянула на него с бесконечным обожанием.

Двадцать минут спустя они сидели за сверкающим хрусталем обеденным столом, застеленным белоснежной льняной скатертью, среди роскоши, достойной Ротшильда. Разговор вскоре перешел на излюбленную всеми скандальную тему — дело Вудхел.

Виктория Вудхел и ее сестра издавали еженедельник экстремистского женского движения, которое защищало, кроме всего прочего, право женщин любить кого и когда им заблагорассудится. Недавно Виктория Вудхел обвинила Генри Уорда Бичера, лидера «Национальной ассоциации борьбы женщин за избирательное право», в любовной связи с Элизабет Тилтон, женой реформистского издателя. Вудхел ни много ни мало обозвала Бичера лицемером и трусом за то, что тот не поддерживает свободную любовь публично. В ответ «Национальная ассоциация» порвала отношения с сестрами Вудхел. Они были арестованы за выпуск непристойной литературы. Теперь газеты наперебой кричали об этом скандале, стремясь удовлетворить жажду публики посмаковать крохотные обрывки сплетен, которые смогли надергать репортеры.

— Я лично считаю, что Вудхел виновна, — заявила Корнелия Мартин. — Подумайте! Печатать в своей жалкой газетенке статейки о свободной любви — это же возмутительно!

— Вся эта газетка возмутительна, — поддержал ван Хорн. — Ратовать за свободную любовь! Бог мой, это же подрыв всех устоев!

Рейз при этих словах не мог сдержать улыбки.

— Мне кажется, свободная любовь — довольно-таки интересная идея, — пробормотал он небрежно.

Патриция, вспыхнув, взглянула на него. Кое-кто из мужчин хмыкнул.

— Держите ваши отвратительные взгляды при себе, молодой человек, — прошипела Беатрис Андерсон.

Рейз в ответ на ее сердитый взгляд шутливо подмигнул.

— По сути, — продолжал ван Хорн, — эти женщины-борцы — не что иное, как безнравственные, неразборчивые в своих связях развратницы и при этом мужененавистницы. Это совершенно очевидно.

— Совершенно, — согласился Таддеус Паркер.

— Я в общем-то целиком поддерживаю желание женщин иметь право голоса, — вступил в разговор издатель Брэдфорд Эймс. — Но так как они подстрекают людей к бесчинствам, пытаясь уничтожить наши американские порядки, то, боюсь, они никогда не получат этого права.

— Думаете, ее признают виновной? — спросила Патриция, имея в виду Викторию Вудхел.

Последовал оживленный спор, продолжавшийся в течение всего обеда.

Затем дамы перешли в гостиную пить кофе с пирожными, а мужчины устроились в библиотеке, где их ждали коньяк, сигары и карты.

— Я возьму две, — сказал Рейз, крепко зажав в зубах сигару.

В библиотеке стояла почти полная тишина, если не считать приглушенного гула мужских голосов да изредка звона бокалов. Рейз нечаянно подцепил две карты, которые сдающий бросил на лакированную поверхность дубового стола.

Он скинул черный фрак и шелковый галстук. Рукава его рубашки были закатаны до локтей, обнажая большие сильные руки. Серебристый с голубой вышивкой жилет распахнулся на мощной груди. Он попыхивал сигарой, пристально наблюдая, как ван Хорн берет две карты, Паркер — одну, Эймс — две, а Мартин Брэдли — три.

Библиотека, как и весь особняк ван Хорна, блистала роскошью. Восточный ковер с узорными переплетениями — карминными, бирюзовыми, золотыми. Стены затянуты золотой парчой, шторы — из золотистого бархата. Деревянные панели — красного дерева, мебель — розового, работы знаменитого нью-йоркского мастера Генри Белтера.

— Я объявляю, — медленно проговорил Рейз. Внезапно снаружи в тишину библиотеки ворвался крик. Нечто похожее на «Освободить!».

— Что за чертовщина? — удивился Эймс, подергивая свой длинный ус.

Рейз пожал плечами. Затем послышался звон бьющегося стекла и донесся новый пронзительный крик, в котором уже вполне отчетливо можно было разобрать слова «Свободу женщинам!».

На мгновение все мужчины застыли. Потом Рейз вскочил на ноги и решительно шагнул к двери. Когда он открыл ее, снова послышался грохот и где-то неподалеку высокий, надрывный крик:

— Долой тиранию мужчин!

За ним — другой, на этот раз истерический и явно принадлежавший миссис ван Хорн:

— Уберите ее с моего рояля!

Рейз выбежал из библиотеки раньше остальных и помчался по коридору к гостиной. На пороге резко остановился при виде открывшегося перед ним зрелища и рассмеялся.

Высокая тоненькая девушка, в бесформенном шерстяном платье, в шали и в берете, который наполовину скрывал ее бледное продолговатое лицо, стояла на рояле посреди блиставшей роскошью гостиной, а дамы сгрудились вокруг и испуганно глазели на нее.

— Женщины! — кричала она. — Мы не просто Божьи создания, мы гражданки, находящиеся под защитой закона — под защитой Четырнадцатой поправки. Мы имеем такое же право голосовать, как и получившие свободу негры!

— Снимите ее оттуда! — взывала Джоселин ван Хорн. — Она сломает мой рояль!

— Как она попала сюда? — в бешенстве вопрошал ван Хорн. — Вышвырните ее из моего дома!

В ответ девушка спокойно вытащила из-под шали револьвер. Толпа охнула.

— Не раньше чем я договорю то, что хочу сказать! — крикнула она, яростным взором обводя собравшихся, и продолжала с возрастающим одушевлением:

— Вашим слугам не удастся остановить меня, потому что правда на моей стороне и меня будут слушать.

Девушка потрясла револьвером. Корнелия Мартин взвизгнула. Тед Паркер бросился на непрошеную гостью, но та ловко увернулась. Рейз разглядывал ее оружие. Это был старый пятизарядный «кольт» образца 1840 года или около этого; он сомневался, что из него вообще можно выстрелить, и это немало его забавляло.

— Дамы, — кричала девушка, — лишь вопиющая несправедливость могла привести меня сюда сегодня вечером! Я прорвалась к вам, невзирая на мужчин — этих тиранов, стерегущих у ваших дверей, невзирая на эти стены, ставшие для вас тюрьмой, чтобы донести до вас слово свободы! Завтра — день выборов. Я обращаюсь к вам, я заклинаю: идите на избирательные участки! Требуйте свои права! Берите пример с нашего бесстрашного вождя — Сьюзан Энтони…

— Ну, это уж чересчур! — попытался остановить ее ван Хорн. — Предупреждаю: если вы сию же минуту не слезете с рояля — я вызываю полицию!

Рейз все так же с улыбкой наблюдал за происходящим.

Продолговатое лицо девушки не было уже больше нежно-молочным, как слоновая кость, оно пылало.

— Женщины, — продолжала она, не обращая ни малейшего внимания на ван Хорна, — отчего это, стоит нам только выйти замуж, мы перестаем существовать в глазах закона? С этой минуты мужья становятся нашими собственниками. Они забирают наше имущество, лишают нас наших прав, могут наказать нас, побить — взбреди им только в голову такая блажь! Пока мы не замужем и сами владеем своим имуществом, мы вынуждены платить налоги, поддерживая правительство, но это почему-то не дает нам права голоса. Мы должны потребовать его у правительства. Я призываю вас всех — идите завтра на избирательные участки!

— Рейз, сделайте что-нибудь! — отчаянно взывала Джо-селин. — О Боже, я не переживу этого! Я не вынесу! Поборница свободной любви, мужененавистница — и где! — в моем собственном доме!

— Спускайтесь вниз, мадам, — пряча улыбку, вкрадчиво проговорил Рейз, протягивая руку и собираясь вскочить на табурет у рояля.

Она нацелила «кольт» ему в грудь.

— Стойте где стоите! Я не закончила. Я…

Один из лакеев ван Хорна осторожно подкрадывался сзади. Джоселин делала ему отчаянные знаки. Девушка обернулась как раз вовремя. В ту же секунду револьвер выстрелил, — вероятно, по чистой случайности; виновница скандала от неожиданности подпрыгнула, а все собравшиеся отшатнулись.

— Пошлите за полицией! — крикнул ван Хорн, ни к кому конкретно не обращаясь; его жена без сознания осела на пол. — Смотрите! Моя жена в обмороке! Я требую, чтобы эту ненормальную арестовали!

Поборница прав женщин была вне себя от возбуждения. Пряди огненно-рыжих волос вырвались из-под берета, взметнувшись вокруг ее разгоряченного лица.

— Завтра мы все должны пойти к избирательным урнам! Мы обязаны попытаться покончить с тиранией мужчин, этим затянувшимся господством, основанным на силе и власти, но не на справедливости!

— Просто глазам своим не верю! — воскликнул Брэдфорд Эймс.

— Она действительно ненормальная, — пробормотала Патриция.

Голос девушки звучал теперь победно, торжествующе:

— Дело не просто в голосовании! Мы должны освободиться от какого бы то ни было господства! Не позволяйте этим гнусным развратникам пользоваться вашим телом, удовлетворяя свою похоть! Стремитесь к полному, окончательному освобождению! Мы все равны!

Она в неистовстве размахивала руками во все стороны, так что раздалось еще два выстрела, но пули, никого не задев, ушли в потолок.

Рейз снова засмеялся.

— Уж не снится ли нам все это? — спросил Таддеус Паркер.

— Безобразие! — кричал ван Хорн. — Где полиция?

— В жизни не видел ничего подобного. — Рейз улыбнулся Теду. — А я повидал немало, можете мне поверить.

— Мы должны перейти в наступление! — кричала рыжеволосая. — Час настал!

Все, кто был в гостиной, вздрогнули, когда револьвер выстрелил снова и пуля в очередной раз попала в потолок. Рейз покачал головой. Если она не поостережется, не миновать ей беды.

— Кто-нибудь послал за полицией? — спросил Паркер.

— Я только что отправил кучера, — ответил Эймс.

— Мы не должны участвовать в этом постыдном сговоре! — вне себя от возбуждения кричала девушка. — Выходить замуж за мелких деспотов, рожать им детей, вести их хозяйство и согревать их постель — вот что означает этот сговор!

У нее явно не в порядке с головой, подумал Рейз. Неужто она и в самом деле думает, что женщины отвергнут мужчин? Откажутся от брака? Он хмыкнул и шагнул вперед.

Девушка резко обернулась, наставив на него «кольт».

Он разглядел маленький, заостренный подбородок и полные, яркие, решительно сжатые губы.

— Ну-ка спускайтесь, красавица!

— Ни шагу больше! — предупредила она. — Развратник! Ловелас! Деспот!

Рейз вскочил на рояль, уверенный, что у рыжеволосой не осталось зарядов. Позади нее стоял длинный стол красного дерева, уставленный фарфоровыми чашами, восточными вазами и всевозможными изящными безделушками. Она метнулась было туда. Рейз — за ней. Обхватив ее руками за талию, он притянул ее к себе. Тело ее было таким же теплым, нежным и женственным, как и у любой другой. Девушка отчаянно отбивалась. Он хмыкнул.

— Вам следовало бы считать выстрелы, красавица, — сказал он, растягивая слова.

— Свинья — взвизгнула девушка.

Он вовремя упредил свирепый, совсем не женский удар коленом, нацеленный ему в пах. Рейз резко отклонился, и она перескочила с рояля на стол, ступая куда попало, так что драгоценные чаши и вазы со звоном посыпались на пол.

Широкая улыбка озарила красивое лицо Рейза, и он бросился за ней, скользя по полированному дереву. Он что-то опрокинул, стекло звенело и хрустело под ногами. Рыжеволосая завизжала, схватила вазу, стоявшую на краю стола, и угрожающе занесла ее над головой. Рейз кое-как затормозил, высоко вскинув руки. Его синие глаза сверкнули.

— Поставьте вазу, — сказал он вкрадчиво, стараясь говорить как можно мягче.

— Тиран! — крикнула девушка и швырнула вазу.

Он пригнулся. То же сделали ван Хорн и двое других гостей, оказавшиеся на линии огня. Никого не задев, ваза ударилась о стену. Рейз метнулся вперед. Девушка взвизгнула, когда он, приподняв, перекинул ее через плечо, точно она ничего не весила, затем аккуратно спустился на пол. Руки его бесцеремонно, словно лаская, обхватили ее хорошенький задик. Она соскользнула с его плеча и отчаянно рвалась и пиналась; вцепившись ему в волосы, потребовала:

— Пустите меня, мерзавец, животное! Одной рукой перехватив ее запястья, он притянул их к своей груди.

— Что мне с ней делать? — спросил Рейз хозяина дома.

— Передайте ее полицейскому на улице, — распорядился ван Хорн.

Рейз снова перекинул девушку через плечо, вышел из гостиной и двинулся по коридору под взволнованный гул голосов, а его пленница яростно шипела и фыркала:

— Отпустите меня, негодяй!

Он рассмеялся и шагнул на улицу, в ночную тьму.

— А вы обещаете вести себя прилично?

— Да, — выдохнула она. — Пустите.

Он, не в силах удержаться, снова скользнул ладонью по ее крепким, округлым ягодицам. Несмотря на мешковатое платье, не было сомнений, что она великолепно сложена. Возмущенная феминистка замахнулась кулачком, но удар пришелся мимо уха, не задев его, и Рейз бережно, но не спеша, опустил ее на землю, ощущая, как ее тело скользит вдоль него. Рыжеволосая головка в берете оказалась на уровне его подбородка; для женщины она была высокого роста. Секунду они молча смотрели друг на друга.