Дома, которые имели выход на реку, были тогда в большой цене. Ведь тогда не было ни колодцев, ни канализации. Жители домов, расположенных на берегу, брали воду для хозяйственных надобностей прямо из реки. В ту же реку стекала вся дождевая вода и выливались помои. Здесь, на набережных, жили самые богатые и знатные граждане Авиньона.

Здесь же располагалось и местное отделение торгового дома Бельтрами.

– Приехали,– сказал извозчик, останавливая двуколку перед домом, выделявшимся на набережной среди прочих своими размерами и отделкой.

Подобно другим домам, стены его были сделаны из дерева и черепицы. Промежутки между бревнами были украшены «венгерской кладкой». Резьба на оконных проемах, на угловых столбах и опорах выделялась какой-то особенной тщательностью и отделкой.

Только такой богатый торговый дом мог позволить себе величайшую редкость – настоящие стекла в свинцовой оправе.

Богатым жителям Авиньона товары носили на дом. Тем, кто приходил покупать их в магазины и торговые ряды, товар показывали в открытых помещениях, в галерее, заставленной столами, где в течение всего дня на табуретках сидели приказчики.

Сидя на этих передовых постах, приказчики, ученики и ученицы болтали между собой, окликали друг друга, кричали, останавливали прохожих, создавая у торговых домов шумную толчею и веселое оживление.

Над огромной дубовой дверью висело две вывески, подобно тому, как это делается на постоялых дворах. Обе из них представляли собой кронштейн с поперечной перекладиной позолоченного железа филигранной работы. На одной был изображен горностай, а на другой – огромный позолоченный цехин.

Фьора и Леонарда вышли из двуколки и направились к двери. Получив деньги за поездку, возница поставил дорожный сундук Фьоры на отсыревшую деревянную мостовую и отправился восвояси.

У дверей Фьору и Леонарду встретил молодой человек, по виду приказчик.

– Чем могу служить уважаемой сеньоре? – спросил он вежливо, наклонив голову.

– Я хотела бы встретиться с сеньором Паоло Гвиччардини,– сказала Фьора.

– Он назначил вам встречу? – неожиданно спросил приказчик.

Не вдаваясь в ненужные подробности, Фьора спокойно ответила:

– Я – дочь покойного сеньора Франческо Бельтрами.

На лице приказчика появилась такая радостная улыбка, словно он всю жизнь ожидал этой встречи. Молодой человек распахнул дверь под вывесками и пригласил Фьору войти.

– Я провожу вас.

У задней стены просторного помещения, где стояли, рассматривая ткани и меха, несколько покупателей, в окружении услужливых продавцов, была деревянная винтовая лестница. Она вела на верхний этаж. Здесь размещался филиал банка и несколько подсобных помещений с маленькими слуховыми окнами.

Сеньор Гвиччардини со своей семьей жил в большом соседнем доме, один внешний вид которого говорил о богатстве и знатности его хозяина. Ведь в те времена не каждый вельможа мог похвастаться не то, что дворцом, даже собственным домом.

Многие известные люди того времени снимали лишь несколько комнат в гостиницах (правда, богатых), в то время, как их свита жила на дешевых постоялых дворах.

Домами в нескольких городах не владел тогда почти никто. Например, в Париже в те времена было около пятидесяти особняков, точнее, дворцов. И они принадлежали принцам крови или знатным вельможам, которые жили тогда лучше, чем такие владетельные князья Германии, как герцог Баварский или курфюрст Саксонский.

Обычно же торговцы жили в тех самых домах, где находились и их лавки. Сами лавки располагались внизу, а наверху была одна комната, служившая спальней для хозяев, и другая, служившая одновременно столовой, кабинетом и гостиной. В маленьких чердачных помещениях располагались дети, служанки, подмастерья и приказчики.

Обычно все члены семьи после работы ужинали в самой большой комнате, которая служила столовой, кабинетом и гостиной. Здесь же обсуждались дела, затрагивавшие политику и интересы купцов.

Многие, даже самые богатые флорентийцы, переселившиеся в Авиньон, жили в таких стесненных условиях.

Сеньор Паоло Гвиччардини, как глава одного из самых известных и могущественных торговых домов в Авиньоне, мог позволить себе роскошь жить в отдельном особняке. Именно туда отправилась к вечеру и Фьора вместе с Леонардой. Однако прежде Фьора встретилась со старым другом своего отца и узнала от него немало интересных новостей.

Высокий, худощавый старик с крючковатым носом, в богатой купеческой мантии встретил Фьору так, как, наверное, мог бы встретить только родную дочь.

Его не слишком большой, но просторный кабинет на втором этаже дома был уставлен прекрасной мебелью красного дерева, явно привезенной из Флоренции. На стенах висели изящные миниатюры и гравюры, изображавшие улицы родного города сеньора Гвиччардини. На столе стояли сувениры из Италии.

– Наверное, вы очень скучаете по Флоренции,– заметила Фьора, усаживаясь в кресло с высокой прямой спинкой.

Несмотря на возраст и род занятий, которые, казалось, предполагали обратное, сеньор Гвиччардини еще обладал способностью краснеть и смущаться.

Кашлянув по-стариковски в кулак, он неопределенно пожал плечами.

– Я тоже скучаю по родному городу,– успокоила его Фьора.– Но, к сожалению, я не могу туда вернуться. Дела во Флоренции складываются таким образом, что я вынуждена оставаться во Франции. И это несмотря на то, что сейчас мои дела идут не самым блестящим образом.

Сеньор Гвиччардини кивнул.

– Да, я хорошо знаю о том, что происходит в Париже. Может быть – не сочтите это хвастовством – я знаю о них даже лучше, чем сам Лоренцо Медичи.

Фьора изумленно подняла брови.

– Вот как?

– Да. В наше время нужно знать очень многое, если не хочешь в одночасье разориться. Наверное, вы наслышаны о той панике, которая царила в Авиньоне несколько лет назад?

– И не только– в Авиньоне,– добавила Фьора.

– Вот именно. К сожалению, мы никак не можем обойти политику. Не могу сказать, что наступило время спокойствия, но, к счастью, у меня в Париже есть верный друг, который сообщает мне о том, что происходит при дворе короля.

Фьора была не слишком сильна в тонкостях дипломатии, а потому не знала, что на языке определенных кругов выражение «верный друг» обозначало просто платного тайного агента.

– Насколько я знаю, новый король очень резво взялся за дело. Его беспокоят итальянские дела и, судя по тому что мне удалось узнать через своего верного друга, Италии не избежать войны. Король Франции пытается таким образом поправить свои финансовые дела, а богатые Венеция, Милан, Флоренция уже давно раздражают обнищавшую Европу.

Фьоре стало не по себе от этого сообщения старого купца.

– Неужели вы думаете, что война неизбежна? – упавшим голосом спросила она.

– Боюсь, что так, дитя мое,– со вздохом ответил старик.– Франции нужны деньги, а деньги есть только у нас, итальянцев. Здесь, в Авиньоне, флорентийцы всегда считались одними из самых достойных горожан. Но сейчас на каждом шагу я начинаю чувствовать все возрастающее недоверие. Все это идет из Парижа и Рима, от папского престола. Фьора, я хотел бы быть откровенным с вами. Непосредственным источником наших бед нужно считать этого выскочку Сикста. После того, как его попытка обезглавить Флоренцию не удалась, он толкает французского короля к войне. Я, конечно, не намерен покидан. Авиньон добровольно, но, сдается мне, что меня вполне могут вынудить к этому обстоятельства.

– Вы допускаете, что могут наступить другие времена, когда быть богатым флорентийцем во Франции станет не безопасно? – спросила Фьора.

Старик снова вздохнул, на этот раз еще тяжелее.

– Боюсь, что они настали, дочь моя. И подтверждение тому, как ни печально мне об этом говорить,– то, что случилось с вами. Вы не сами покинули Париж, вас вынудили это сделать.

Фьора пожала плечами.

– При дворе, конечно, никто открыто не говорил мне об этом, но я чувствовала все возрастающий холод. Загадкой же для меня остается поведение моих земляков в Париже. От меня отвернулись даже те, кто просто обязан был помочь мне. Вы знаете, сеньор Гвиччардини, что мне отказало в поддержке парижское представительство торгового дома Бельтрами. После этого мне не оставалось иного выхода, как покинуть столицу.

– Да, и это весьма прискорбно. Что вы намерены делать, дочь моя?

Хотя последние несколько дней Фьора провела в беспрестанных раздумьях на эту тему, она так и не смогла дать ясного и четкого ответа сеньору Гвиччардини. После некоторого молчания, начинавшего неоправданно затягиваться, Фьора, наконец, вымолвила:

– Не знаю. Клянусь святой девой Марией, не знаю. Я так надеялась, что путешествие из Парижа в Авиньон даст мне возможность спокойно поразмыслить на эту тему и определиться, как быть дальше. Однако я только запуталась. Поначалу мне казалось, что все мои проблемы разрешатся, как только в моих руках окажется хоть немного денег. Возможно, я осталась бы в Авиньоне или, уладив свои финансовые дела, вернулась в Париж. В общем, выбор у меня был невелик. Но теперь, после того, что вы мне сообщили, я просто теряюсь... Мне нечего вам сказать... пока.

Расчувствовавшись, она всхлипнула и опустила голову, вытирая промокшие глаза.

Сеньор Гвиччардини тут же вскочил из-за стола и, подойдя к Фьоре, по-отечески обнял ее за плечи.

– Не плачьте, дочь моя. Святая дева не оставит нас своим покровительством. Во-первых, можете смело полагаться на меня. К сожалению, господь бог наградил меня и мою покойную супругу...

– Как, покойную? – в глубоком изумлении промолвила Фьора, забывая о собственных слезах.

Сеньор Гвиччардини грустно улыбнулся.

– Да, да, вы не ослышались, дочь моя. Не прошло еще и девяти дней, как я похоронил свою верную Лауру. Впрочем, и я, и она должны благодарить господа за то, что он призвал ее к себе.

– Почему?

– Она была больна. Тяжело больна. Один всевышний знает, сколько мне пришлось пережить, наблюдая за ее мучениями. Я знаю, что она не хотела мучить меня, заставляя просиживать у ее постели целыми ночами. Чем быстрее бы это закончилось, тем было бы лучше для всех. Так оно и произошло...

Старик немного промолчал.

– Боже мой, до чего же порой бывает причудлив и извилист проложенный нам создателем путь. Еще несколько лет назад я сам чудом избежал чумы. Она прибыла сюда вместе с моряками одного из судов, ходивших на Восток. Если бы не смелость хирурга, просто-напросто вырезавшего мне все язвы, мы с вами встретились бы только на страшном суде. Однако господь бог тогда пощадил меня. А вот теперь, когда у моей покойной супруги обнаружилась эта страшная язва, которая съедает человека изнутри, господь бог избавил ее от лишних мучений. Да святится имя господне!

Он снова обнял Фьору и с нежностью провел своей сухой морщинистой рукой по ее пышным черным волосам.

– Ты устала, дитя мое. После долгого путешествия тебе обязательно нужно отдохнуть. Сейчас я вызову кого-нибудь из учеников, и тебя проводят в мой дом. Там сейчас никого нет, кроме слуг, и ты будешь у меня самым желанным гостем. Думаю, тебя обрадуют такие приятные мелочи, как горячая ванна с солями и благовониями, широкая мягкая кровать в комнате для гостей и прекрасный ужин. Между прочим, таких ароматических масел, которые есть в моем доме, не сыскать даже при иных королевских дворах. Они дожидаются именно тебя. Моей покойной супруге, сохрани и упокой господь ее душу, так и не пришлось ими воспользоваться.

– А как же вы? – уже немного успокоившись, спросила Фьора.

– Мне нужно отдать несколько распоряжений, касающихся неотложных дел с векселями одного из принцев крови, а потом я сразу же отправлюсь следом за тобой. Пока ты будешь приводить себя в порядок и отдыхать после долгой дороги, я позабочусь о праздничном ужине. Да, и хочу принести свои извинения за то, что никто не встретил вас на пристани. Из-за этих последних событий...

– Нет, нет, не надо извиняться,– торопливо сказала Фьора,– я все понимаю.

– Где твой багаж?

– Он остался на судне. Оно называется «Санта-Исабель». Его очень легко найти. Оно, наверное, самое маленькое среди всех кораблей, которые стоят у пристани. Капитан сказал, что купил его в Испании.

– Наверное, это бискайская урка.

Фьора с удивлением посмотрела на него.

– Откуда вы знаете?

– Я много знаю, дочь моя. Может быть, потому, что я много путешествовал. Но об этом я расскажу тебе как-нибудь в другой раз. Я немедленно пошлю людей за твоим багажом.

* * *

Дом сеньора Паоло Гвиччардини был настоящим дворцом. Когда-то его построили невольники-сарацины специально для короля Франции, приезжавшего в Авиньон к папе Римскому.

Это была огромная постройка, окруженная оградой, с широким просторным двором. В пределах одной и той же ограды, одного и того же двора она с большой точностью и полнотой воспроизводила ту картину нравов и всей жизни народов, которая воплощена в архитектуре. Здесь было множество чудесных маленьких галерей, маленьких балконов, мелких, разбросанных там и сям украшений.