— Моя дорогая! Дорогая, бесценная! Простите, если я был невежлив! Если бы я только мог догадаться о цели вашей поездки, вызванной единственно желанием оказать мне такую услугу! О Боже! Боже мой! Спите спокойно, моя душенька, и пусть вам приснятся сладкие сны! До завтра, дорогая! Я приеду узнать, как вы себя чувствуете! — восклицал Жеодар, горячо целуя милостиво протянутую ему ручку.

Он выпрямился. Батистина с удовольствием взглянула на этого крупного мужчину. Да, действительно, ее жених выглядел великолепно!

Она взяла свечу.

— Прощайте, господин де Гастаньяк, благодарю вас!

Уже поднимаясь по лестнице, девушка обернулась, будто какая-то мысль внезапно озарила ее:

— О, но господин корнет и его рейтары, должно быть, тоже очень устали и голодны… Дорогая Элиза, не можешь ли ты накормить их и предложить им комнату, чтобы они могли отоспаться?

— Но… да, конечно, моя голубка… — сказала немного ошалевшая Элиза, недоумевая, что ей делать с такой уймой молодцов в сей поздний час.

Жеодар тотчас же выступил вперед:

— Подождите, госпожа Элиза. Мой замок, господин корнет, всего в двух лье отсюда. Я почту за честь предоставить убежище на ночь вам и вашим людям.

Разумеется, предложение Батистины было более по вкусу Эрнодану де Гастаньяку, но молодой человек превыше всего ставил честь, как свою, так и чужую. Он поклонился Жеодару:

— Примите мою искреннюю благодарность, сударь. Мы следуем за вами.

Несколько минут спустя Батистина уже крепко спала под пристальным и донельзя встревоженным взором старой Элизы, которая что-то бормотала себе под нос, собирая с пола небрежно раскиданные юбочки, корсаж, поясок и рубашонку своей воспитанницы.

— Король… корнет… Жеодар… Боже мой, я была права! Ох! Проклятая наследственность! Нет, нет, скорее, скорее бы выдать ее замуж!

Батистина, должно быть, на всю жизнь запомнила день накануне свадьбы и вспоминала его потом как фантастический сон.

Рано утром госпожа Кентен, очень модная портниха, как утверждал популярный в свете журнал «Галантный Меркурий», вышла из своей кареты, за ней последовала целая толпа помощниц и швей, тащивших горы сундучков, коробок и картонок, битком набитых шелками, бархатом, перьями и уже готовыми платьями.

Затем прибыл известнейший мастер по изготовлению париков господин Легро. Нечего и говорить, эти влиятельнейшие персоны, с которыми раскланивались даже высокопоставленные вельможи, не двинулись бы с места, если бы им не заплатили по-царски.

Они, словно пчелы над медом, вились вокруг Батистины, а девушка, ошеломленная и смущенная таким вниманием, с некоторым недоумением и восхищением прислушивалась к их разговорам, в которых не понимала почти ничего.

— Ох, господин Легро, вы только посмотрите, какая талия!

— А какой затылок, госпожа Кентен, какой затылок! Как у греческой богини!

— Какая красавица! Какое наслаждение делать корсет на китовом усе для такой фигурки!

— А какое удовольствие делать парик для такой хорошенькой головки! И не надо никаких накладных волос! — восклицали поочередно мастера своего дела.

— К этому платью потребуется прозрачная косынка!

— Сюда нужен эгрет[6], на эту шапочку, и обязательно золотистый!

— Вот здесь, сзади, посадите две маленькие пуговицы, непременно перламутровые!

— Припудрите, припудрите еще, господин Легро!

— Пуховку, пуховку давайте!

— Попробуйте примерить этот кружевной чепчик!

— Где кружева? Где фламандские кружева? Да нет же, не эти!

— Ну, милочка, пошевеливайтесь! — гремела госпожа Кентен, недовольно глянув на одну из швей. — Покажите мадемуазель де Вильнев фижмы. Что скажете, мадемуазель? Какие вам больше нравятся? Ах, в любом случае на юбку пойдет никак не меньше трех локтей[7].

Батистина задыхалась в тесном корсете, стянутом так, что хотелось кричать. Ее крутили, вертели, жали, мяли, дергали во все стороны. Ее тянули за волосы и хватали за руки и за ноги. Госпожа Кентен безжалостно втыкала в тело булавки. Господин Легро влез на лесенку и примерял на голову оглушенной и одуревшей девушки невообразимые парики и шиньоны. И весь этот рой гудел от восхищения перед красотой Батистины. В вихре тканей, кружев, лент, воланов, рюшей, бантов, косынок, шарфов, перчаток и чулок девушка чувствовала себя потерянной и одинокой. Единственным утешением служили нежнейшие послания, прибывавшие каждый час из замка дю Роше. Их доставлял вконец измученный, задыхающийся от бешеной скачки форейтор, проклинавший на чем свет стоит пылкую страсть своего хозяина. Это были любовные записки и целые поэмы, которые Батистина читала, стоя с высоко поднятыми руками при примерке очередного платья или низко склонив голову под тяжестью плода фантазии господина Легро.

В конце концов после полудня примчался и сам Жеодар, едва не загнав лошадь. Глаза у счастливого жениха были на затылке, от возбуждения он почти не мог говорить.

— Батистина… мадам… де Виль… где… где моя неве… — гремел Жеодар Кастильон дю Роше.

— У себя наверху, господин Жеодар, она примеряет туалеты, — закричала Элиза, которую вся эта суматоха тоже вывела из себя. — Но что случилось с нашим дорогим господином Жеодаром? — изумилась она, увидев, как довольно полный и далеко не юный жених поднимается по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.

— О, Батистина! Батистина! — орал Жеодар, совершенно позабыв обо всех приличиях.

Он почти вышиб дверь комнаты, где находилась Батистина, повалил лесенку вместе с господином Легро и сбил с ног двух швей, державших в руках коробки с булавками, иголками и нитками. Госпожа Кентен осуждающе посмотрела на полубезумного господина Жеодара. Быть может, жених и был богат, как Крез, но какие дурные манеры! Какая невоспитанность! Какое неумение вести себя!

— Ах, мой друг, что случилось? — спросила Батистина, стыдливо прикрывая руками грудь, — она готовилась примерить роскошное платье с очень смелым декольте.

— Ах, простите… простите меня! — покраснел господин Жеодар.

Он повернулся спиной к невесте и через плечо протянул ей какое-то послание со сломанными печатями, украшенными королевским гербом. Батистина спокойно развернула бумагу, в то время как госпожа Кентен и господин Легро прилагали невероятные усилия, чтобы украдкой, через плечо девушки прочесть, что же там написано.

Осуществилась самая заветная мечта господина Жеодара! Это была жалованная грамота! В ней сообщалось, что всемилостивейшим соизволением короля Франции Людовика ему пожалован титул графа, передаваемый прямым потомкам по мужской линии. Новоиспеченный граф получал право на родовой герб с изображением золотых оленьих рогов на голубом фоне и девиз: «Я получаю, значит, я отдаю». На грамоте, составленной 30 марта 1745 года, стояла собственноручная подпись короля: Людовик.

— Вот видите, Жеодар! — промолвила Батистина таким спокойным и самоуверенным тоном, что в коварстве с ней, пожалуй, мог бы сейчас сравниться только сам Сатана. — Я же вам говорила, что так и будет. Разве нет?

— О, Батистина! Моя обожаемая Батистина!.. Ради всего святого! Стакан воды, умоляю!.. Я просто задыхаюсь!.. — еле ворочая языком, простонал Жеодар. Он тяжело плюхнулся на изящную козетку и стал нервно теребить тугой ворот сорочки. — Если вы закончили, госпожа Кентен, вы можете быть свободны, как и вы, господин Легро! — сказал он, чуть отдышавшись.

Батистина от удивления сморщила носик. Она даже не подозревала, что Жеодар может оказаться таким находчивым — он так решительно, но в то же время изысканно избавится от любопытных соглядатаев.

— Да, да, граф, все готово! Надеемся, мадемуазель довольна платьями. Я оставлю здесь одну из девушек, она поможет вашей невесте одеться к завтрашнему торжеству, — жеманно просюсюкала госпожа Кентен.

— Я сам лично приеду причесать и напудрить мадемуазель в самый прекрасный день ее жизни! — набивал себе цену господин Легро, пятясь задом и беспрестанно отвешивая поклоны.

Батистина дождалась, когда дверь затворилась, и громко расхохоталась. Она схватила большую пеструю шаль, стыдливо завернулась в нее и налила воды в серебряный бокал.

— Ну же, дорогой Жеодар, выпейте, вы весь в поту А вы еще смели говорить, что я — ребенок. Да это вы — малое дитя, если доводите себя до такого состояния. Но скажите же мне, наконец, вы довольны, что получили титул? Я ведь говорила, что король обещал…

— Ах, моя душенька! Я так взволнован! Но я не смел поверить!.. Но теперь я всегда буду верить вам безгранично, каждому вашему слову! Моя маленькая графиня! Правда, я не очень хорошо понимаю, что означает девиз на моем гербе: «Я получаю, значит, я отдаю»… А, да все равно! Должно быть, в нем содержится намек на мое богатство, которое будет постоянно увеличиваться для того, чтобы я мог баловать вас, моя Батистина, мог превратить вас в настоящую королеву… О! Граф! Граф дю Роше… Граф Кастильон дю Роше! — Жеодар поднялся и, смешно пританцовывая, повлек Батистину к зеркалу. Увидев свое отражение в зеркале, оба, заливаясь смехом, раскланялись друг с другом.

Батистина смотрела на отражение будущего супруга. От него так и веяло здоровьем, физическим и моральным. Внезапно она ощутила угрызения совести перед лицом такой детской непосредственности.

«Наверное, мне следовало бы ему сказать, что король хочет, чтобы я жила при дворе одна, без него… — подумала с сожалением Батистина, она уже успела привязаться к Жеодару. — Нет, не буду ему ничего сейчас говорить. Не буду омрачать его счастье. Я обо всем договорюсь с Людовиком, когда мы с ним будем заниматься искусством кулинарии. Я ему все объясню, и он поймет, что раз уж я замужем, то и Жеодар должен остаться со мной в Версале», — решила Батистина.

Обдумывая и так и сяк свой план, Батистина не обратила внимания на то, что поведение Жеодара внезапно изменилось. Он перестал рассматривать изображение невесты в зеркале, а принялся пристально смотреть на саму девушку, прижав ее к себе. Шаль при движении немного сползла вниз и обнажила белое круглое плечико. Батистина, наконец, заметила, какое серьезное лицо стало у Жеодара. Он нагнулся и робко коснулся губами атласной кожи. Батистина еле заметно задрожала. Ее вновь охватили те упоительные и странные чувства, что почти свели ее с ума там, в будуаре, когда он поцеловал ее в первый раз. Девушка ощутила, что жених раздвинул шаль еще больше и обнажил тугую юную грудь с розовым соском. Видимо, он уже давно мечтал об этом, с того самого момента, когда ворвался в комнату и увидел полуобнаженную Батистину. Он впился губами в нежный плод. Батистина почувствовала как бы легкое покалывание во всем теле. И тут она подумала о короле и об Эрнодане. Ей вдруг пришло в голову, что она поступает дурно, непорядочно. Правда, она не знала, по отношению к кому. Губы Жеодара торопливо пробежали вверх по шее и покрыли поцелуями ушко. Батистина тихонько застонала. Эти поцелуи обжигали… Она стала совершенно безвольной, она покорно отдавала себя во власть странной, чудесной теплоты, постепенно распространявшейся по всему телу. Жеодар заметил, какая истома охватила невесту, и красное пламя заплясало у него перед глазами, прожигая мозг и лишая рассудка.

— О, Батистина, моя душенька, я не могу больше ждать…

Он схватил Батистину в объятия, поднял и с каким-то утробным рыком понес ее к постели. Девушка вся подалась ему навстречу, влюбленная, покорная… Он положил ее на белоснежную простыню и приготовился лечь рядом…

— О нет, господин Жеодар! Надо соблюдать приличия! Вы ее получите только завтра! — закричала вошедшая в комнату Элиза.

— Да, госпожа Элиза… Простите… Простите меня… Видите ли, я потерял голову… — жалобно лепетал весь красный от стыда Жеодар, с трудом распрямляя спину.

— Да, да, господин Жеодар, я знаю жизнь! Я все понимаю… Вы прощены… Но все будет только завтра… Вот так-то! А ты, моя голубка, накинь шаль, а то простудишься, — сурово и властно, как истинная дуэнья, приказала Элиза.

— Ну ладно, я, значит… ухожу, раз вы ни в чем не нуждаетесь, мадемуазель Батистина, ни вы, госпожа Элиза… — чопорно промолвил Жеодар, ощущая на себе строгий взгляд старой няни. — Я приеду завтра до полудня, и мы подпишем брачный контракт. Мой кузен, господин Папуль де Граншан, человек очень уважаемый, составивший себе значительное состояние торговлей тканями, поведет вас, мадемуазель, к алтарю. Для него это огромная честь и большая радость. А потом, после венчания, мы все соберемся на торжественный обед в моем замке, где вы станете полновластной повелительницей… А потом, наконец, мы… останемся одни и… Уф! Многоуважаемые дамы, я старался, как мог… Итак, до завтра… до завтра… — сказал Жеодар и надел треуголку, собираясь откланяться.

— Благодарю вас, Жеодар, благодарю за все! — воскликнула Батистина, посылая жениху воздушный поцелуй. Он еще раз немного неловко поклонился и стал спускаться по лестнице.