Адриан присоединился к брату и, схватившись за прутья, достал еще два напильника. Один он протянул Флорису, и они, не щадя сил, принялись снаружи пилить ржавое железо, в то время как Тротти и Лесток сражались с решеткой изнутри. Жорж-Альбер отдыхал на руках Клемана, проснувшегося при звуках завывания царевны, из которых, он, разумеется, не понял ни слова.

— Ох, ну вот, она еще и говорит, не переставая, — только и сумел сказать бедняга, чувствуя, что конец его мучениям еще далеко.

— Ты искуситель, нечистый, злобный чернокнижник, дух тьмы, — без остановки, как всякая истинно русская женщина, истошно вопила царевна. — Ты виноват в моем безумии, желтый змей, черный пес, неутробное дитя, оборотень, серая свинья, ты портишь воду, устраиваешь пожары, вызываешь бурю…

Наконец, прут Флориса переломился, и Адриан едва успел на лету подхватить его.

— Спасибо, брат.

Молодые люди обменялись взволнованными взглядами и принялись помогать Тротти и Лестоку справиться с работой. Беглецам казалось, что они пилят вот уже несколько часов; известно, что бывают моменты, когда минута кажется длиной в год. Царевна краешком глаза наблюдала за своими спасителями, не переставая завывать.

— Солнце красное, звезда светлая, темный лес, могучий ветер, я поднимусь и не перекрещусь, и пойду без благословения, а-ха-ха-ха, по морю-океану, на остров Буян, — распевала она, — там стоит избушка, в этой избушке живут три ведьмы…

— О-хо-хо, — боязливо вздыхали сбившиеся в кучку солдаты, — слышите, как скрежещет? Как пить дать нечистый явился.

Второй прут был перепилен. Флорис схватил за руку Тротти и прыгнул в камеру.

— Ах, Флорис, дитя мое, и ты Адриан, мой милый сын, — растроганно бормотал маркиз, заключая в объятия обоих братьев, ибо Адриан с помощью Лестока проделал тот же маневр.

Торжественная встреча была краткой, однако маркиз улучил минуту и, увлекая братьев в угол темницы, спросил:

— Скажите, друзья мои, я, конечно, понимаю, что выбрал не самый подходящий момент для удовлетворения своего любопытства, но… что делает ее императорское величество?

Несмотря на усталость, Флорис и Адриан рассмеялись: Тротти был в своем репертуаре.

— Она призывает дьявола помочь нам, — небрежно ответили братья.

— О!.. — маркиз так и подскочил. — Принцесса, дочь великого императора…

Адриан расстегнул свой полушубок, достал сверток с мужской одеждой и протянул принцессе. Поняв с полуслова, что от нее требуется, она сделала знак Лестоку помочь ей. Не прекращая вопить, она сбросила плащ и сорвала с себя платье. Прежде чем последовать примеру остальных и стыдливо отвернуться к стене, Флорис успел заметить ослепительно прекрасное тело принцессы. У него закружилась голова, щеки вспыхнули, в глазах запрыгали искры; впрочем, подобную вспышку чувств он отнес на счет усталости от подъема. Через минуту царевна была готова; Флорис с трудом узнал ее в высоком, стройном кавалере с длинными красивыми ногами. Царевна подошла к окну, и хотя ей нельзя было отказать в мужестве, чисто по-женски взвизгнула, увидев веревку, болтающуюся над пропастью.

— Флорис, ты с принцессой спускаешься первым. Если услышите шум, бегите, не ждите нас, — приказал Адриан.

Флорис почти всегда подчинялся брату, когда речь заходила о «тактике», ибо в этих вопросах он признавал его превосходство над собой. Он вскочил на подоконник, схватился за веревку и повис на ней.

— Не смотрите вниз, ваше высочество, и потихоньку спускайтесь.

Флорис подал брату знак. Адриан подхватил Елизавету под мышки и стал осторожно опускать ее вниз. Почувствовав, как ноги ее коснулись плотно обхвативших веревку щиколоток молодого человека и оперлись на них, она немного успокоилась и прильнула к Флорису.

— Вот и отлично, — уверенным голосом произнес он. — Обхватите меня за шею и держитесь.

Елизавета закрыла глаза, чтобы не видеть пустоты под собой, и положила голову на плечо юноши. Спуск начался.

Несмотря на тяжесть двух тел, порывы ветра раскачивали веревку из стороны в сторону. Флорис медленно передвигал свои ноги: в них упирались ноги принцессы. Иногда снежный вихрь подхватывал их и швырял об обледенелую стену башни. Чтобы уберечь принцессу, Флорис в таких случаях старался подставить камню спину или свои ободранные до крови руки. Его натертые веревкой ладони горели. На полпути Флорис на секунду остановился, чтобы перевести дыхание. Елизавета подняла голову и еще сильнее обвила своими дрожащими руками шею Флориса. Несмотря на их в буквальном смысле шаткое положение, он почувствовал, как все его тело охватило страстное желание. Глаза их встретились.

— О, Флорис, Флорис! — шептали губы Елизаветы.

Опьяненный любовью, молодой человек крепко обнял принцессу и дерзнул прижаться губами к уголку ее очаровательного рта.

Высунувшись в окно, Адриан и Тротти, несмотря на темноту, увидели, что парочка неподвижно зависла над пустотой.

— Что случилось? — забеспокоился Тротти. — Неужели дозор?

Адриан устремил глаза к небу. Он хорошо знал брата, поэтому несколько раз сильно дернул за веревку, желая вернуть Флориса к действительности. Через секунду спуск возобновился.

Веревка кончилась: до земли оставалось совсем немного. Флорис отпустил руки, упал и, сжимая в объятиях молодую женщину, покатился вместе с ней по снегу. Губы его побелели от желания, и ему пришлось сделать над собой поистине нечеловеческое усилие, чтобы почтительно помочь ей подняться. У Елизаветы не было ни единой царапины.

Флорис дернул за веревку, извещая Адриана, что можно начинать спускать остальных. Внезапно царевна наклонилась:

— Смотри, что это?

Одной рукой придерживая веревку, Флорис провел другой по шее.

— Это мой талисман, ваше высочество, наверное, я потерял его во время спуска.

— Как! Эта грязная железка…

Стоя посреди снежного вихря, Флорис вспомнил о своей первой любви, о том, как Полина[17] повесила ему на шею этот огромный медальон, обнаруженный в амбаре Жоржем-Альбером; выбитые на нем каббалистические знаки рассмешили их. На секунду ему показалось странным это совпадение: именно женщина снова повесила ему на шею этот непонятный и, по-видимому, совершенно бесполезный предмет. Он вздрогнул от прикосновения холодного металла, но еще больше: от холодных пальчиков принцессы, задержавшихся на его горячей груди. Когда-то Полина, проделывая те же самые движения, что и принцесса, сказала: «Я жалую тебя титулом моего возлюбленного рыцаря, Флорис. Клянись своей душой, что будешь хранить эту медаль, клянись… клянись, Флорис, любовь моя».

— Флорис, ты мой рыцарь… — прошептала Елизавета, прижимаясь, к юноше. Флорис вздрогнул. Но тут жаркий шепот молодых людей внезапно был прерван.

— Смерть Христова, однако лестницы в Версале гораздо удобней, — выругался Тротти, погружаясь с головой в сугроб.

Флорис помог маркизу выбраться; парик и шляпу посла сдуло ветром, однако несмотря на свой весьма плачевный внешний вид и явное отсутствие опыта спуска по веревкам, он сумел сохранить свою непобедимую самоуверенность.

Следом спустился Лесток, за ним Жорж-Альбер: он явно чувствовал себя лучше всех. Наконец, поддерживая Клемана, как Флорис поддерживал царевну, спустился Адриан. Как вы догадываетесь, его задача была гораздо менее приятной. Бедный кучер, стуча зубами от страха и холода, со стоном свалился в снег.

— Ах, клянусь святой Евлалией, вот теперь уж точно можно сказать: проклятая страна.

— Мэтр Клеман, не время стенать: главные испытания еще впереди, — холодно оборвал его Адриан.

— Ох, — вздохнул бедняга, — вы всегда умеете приободрить, господин граф.

Маленький отряд стал огибать замок в направлении, противоположном маршруту дозора, чтобы добраться до кустов, где скрывался Федор с мушкетами. Проходя под стенами караулки, они услышали, как один из солдат кричал:

— Эй, Игорь, ну где там твои поляки с рыбой?

— Сейчас я пойду к озеру и надеру им задницы.

Флорис и Адриан вздрогнули: если этот человек поднимет тревогу… Им оставалось только уповать на сообразительность Федора, не раз находившего выход из подобных обстоятельств. Солдат, посвистывая, прошел мимо. Они прижались к земле, не решаясь ползти дальше. Флорис взял холодную руку принцессы и поднес к губам. Адриан беспокойно взглянул на брата и подумал: «Я был не прав, необходимо ему все рассказать, и побыстрее».

Внезапно все стихло, слышался только свист ветра. Флорис и Адриан одобрительно закивали головами. Федор не утратил своей привычной силы и ловкости. Через несколько секунд они присоединились к Федору. Солдат-чревоугодник спал в снегу, возможно, вечным сном. Адриан укоризненно посмотрел на казака, но тот запротестовал:

— Что вы, барин, я легонько его стукнул!

Беглецы прислушались. В крепости все было тихо. Их бегства пока никто не обнаружил. Флорис поднял голову:

— Проклятая погода!

Снег снова прекратился, тусклый свет луны озарял мощные стены цитадели: со своей высоты, они, казалось, пренебрежительно взирали на беглецов, копошащихся на льду, словно крохотные насекомые.

— Подождем, когда луна скроется за облаками, — произнес Адриан, — и будем переходить озеро, держа направление к западному берегу истока Невы. Придется пробежать без остановки около версты, это наш единственный шанс… иначе, как только луна выглянет снова, они заметят нас.

Тротти и Лесток поежились.

— Приготовтесь, — приказал Флорис. — Ты взял мушкеты, Федор?

— Да, барчук.

— Я берусь подгонять Клемана, — заявил Адриан.

Узнав, что его ожидает, кучер тяжело вздохнул; разумеется, граф де Карамей был гораздо разумнее своего безрассудного братца, но он также не терпел неповиновения.

— О-ля-ля, бедная дама, что за история! — тем не менее посочувствовал он принцессе.

— Пора, — прошептал Флорис.

Жорж-Альбер, снова сидевший в тепле за пазухой у хозяина, выглянул, осмотрелся, и снова спрятался: «Бр-р-р, предпочитаю этого не видеть».

Огромное облако заволокло светлый диск луны. Шлиссельбург растворился в темноте. Флорис взял царевну за руку. Адриан, как и обещал, потащил Клемана. Федор, несмотря на два мушкета, нашел способ подталкивать утомленных спуском Лестока и Тротти.

Маленький отряд пустился бежать что было духу. Темная ночь отчасти препятствовала беглецам, ибо лед на озере отнюдь не являл собой гладкой поверхности. Он был бугрист, кое-где выщерблен, местами покрыт снежными сугробами. Когда кто-нибудь падал, товарищи тут же бросались помогать ему. Но Флорис и Адриан неуклонно продвигались вперед: природное хладнокровие, присущее братьям с самого детства, всегда помогало им в минуту опасности. Временами их спутникам даже казалось, что они, как кошки, видят в темноте.

— Поспешим, — обернувшись, возвысил голос Адриан.

В самом деле, гонимая ветрам туча быстро неслась по небу, приближая момент, когда они окажутся залитыми лунным светом на самой середине озера. Беглецы еще ускорили шаг, хотя Тротти, Лестоку и Клеману, не привыкшим к подобного рода упражнениям, казалось, что сердце вот-вот выскочит у них из груди. До берега оставалось не больше тридцати метров, когда насмешница-луна вновь осветила сцену побега.

— О! Боже мой!

Принцесса споткнулась о кусок льда, и хотя Флорис мгновенно поддержал ее, вывихнула щиколотку. Она попыталась встать, но снова упала:

— Беги, Флорис, бегите все, оставьте меня.

На стенах Шлиссельбурга уже зажигали факелы. Беглецы поняли, что их побег обнаружен. Отчаяние удвоило силы Флориса, он подхватил принцессу на руки и побежал; однако драгоценные секунды были потеряны. Раздались мушкетные выстрелы, Федор обернулся, и, потрясая кулаком, крикнул:

— Проклятые собаки, нам не страшны ваши пули!

В крепости, несомненно, услышали его, потому что следом раздался резкий свист. Флорис и Адриан в изумлении отпрыгнули назад. У их ног забил фонтан воды. Из цитадели стреляли из пушек, желая разбить перед ними лед и не дать перебраться на западный берег.

— А-ха-ха! — хохотал герр Граубен, стоя позади канониров. — Не уйдете, голубчики. Ишь, вздумали смеяться над папашей Граубеном. Вперед, Бузов, прикажи открыть ворота. По коням, гренадеры, обложим их со всех сторон, как мышей в погребе, — и конфидент коварной Менгден принялся удовлетворенно потирать руки. Вот она, месть! Беглецы бросились в разные стороны, пытаясь преодолеть преграду из воды и кусков расколотого льда. Между ними и берегом, неуклонно удлиняясь, образовался настоящий канал.

Раздался конский топот.

— Майский Цветок, сюда, я лечу, словно крылатый змей, — кричал Ли Кан Юн, чья развевающаяся на ветру коса делала его похожим на пятиголового дракона, которого китаец особенно почитал. Издавая жуткие вопли, он неумолимо погонял лошадей, испуганных пушечной канонадой, свистом ядер и треском лопающегося льда. Флорис и Адриан воспряли духом и, желая обойти полынью, повлекли друзей за собой; тут два ядра, упавшие одно за другим, сразили несчастных животных, и они свалились прямо в озеро. Ли Кан, потеряв равновесие, также упал в воду, но, несмотря на холод, удержался на поверхности. Адриан и Федор устремились к нему на выручку и быстро вытащили из ледяной купели, едва не ставшей для него роковой.