Олег Селиверстов - Флёр-о-Флёр

Она положила книгу на тумбочку, встала с кровати и включила компьютер. Замерцал серо-голубой экран.

Лера немного подумала и стерла последнюю букву имени. Получилось «Валери». Затем, достав французский словарь, добавила в конце письма:

– Как прошел день? – замерцал синими буквами на экране компьютера вопрос Рами.

– Нормально. – Лера вздохнула. На работе боссу опять не понравились эскизы рекламного буклета, и он обещал лишить ее премии.

– Ты получила мое письмо?

– Да.

(В письме, которое Рами прислал днем, он согласился на ее вчерашние условия).

– Как настроение?

– Отличное!!! Опять поругалась с мамой.

– Ты говорила, она у тебя строгая. Похожа на воспитательницу.

Лера улыбнулась, поняв, что он специально шутит, чтобы разговорить ее.

– Ты все перепутал. Не на воспитательницу, а на настоятельницу католического монастыря. Однажды в детстве, когда я взяла без спросу деньги, она поставила меня на колени в угол на горох.

– Это жестоко.

– Но справедливо. Она всю жизнь проработала начальником канцелярии в городской мэрии, поэтому привыкла к порядку и дисциплине. Потом ушла на пенсию по инвалидности. У нее проблемы с ногой. Не работает уже почти два года. Сидит дома и готовит для меня ужины. Ну и воспитывает.

– Может быть, ей одиноко?

– Она сама виновата. Умудрилась за пару лет поругаться почти со всеми знакомыми. – Лера вдруг осознала, что Кириллу она никогда не рассказывала про маму. А Рами – легко.  – Иногда мне кажется, что она очень устала от жизни.

– Жизнь – это разочарование. Чтобы легко умереть, нужно разочароваться и устать. Главное, чтобы это не произошло раньше времени.

– Но человек всегда кого-то любит: друга, женщину, детей. А кто-то любит его.

– Друг предает, женщина изменяет, дети уходят.

Лера почувствовала неприятный холодок на коже. Почему в его словах иногда сквозит такая тоска и неверие в человека?

– А Бог? Разве можно разочароваться в Боге?

– Об этом мы узнаем, когда придет черед умирать.

– Знаешь, Рами, мне кажется, что нужно верить в лучшее. Иначе зачем жить?

– Ты права, я неудачно пошутил. Конечно, лучше верить в сказку, чем впадать в депрессию. Почему ты вчера ушла из кафе такой печальной? Стеснялась или я тебя напугал?

– Было как-то непривычно.

– Страшно и отталкивающе?

– Не знаю. Однажды я увидела в пригородном поезде женщину, у которой по самые глаза была марлевая маска. Вагон был переполнен, но на сиденье рядом с ней никого не было. Я тоже не села.

– Даже к обычным лицам порой приходится долго привыкать. «Мы носим лица, как маски, которые носим, как лица…»

– А твоя маска – венецианская?

– Ты угадала, ее привезли из города мостов и туманов. Она тебе понравилась?

– Да, красивая и необычная. В ней есть загадка. Одна сторона – черная, другая – белая. Почему?

– Как день и ночь, как добро и зло…

– Жаль, что глаз не видно.

– Почему?

– По глазам можно определить, говорит человек правду или лжет.

– Ты опять сомневаешься и не доверяешь?

– Нет. Я просто неудачно пошутила.

– Тогда обсудим еще раз условия контракта.

– Слушаюсь!

– 1. Ты работаешь моей помощницей (секретарем-референтом): сопровождаешь меня, когда это необходимо, по моему указанию встречаешься с людьми, общаешься с ними или передаешь необходимые вещи. Например, письма, цветы, посылки и т. п. После каждой встречи, вечером, обсуждаем детали встречи и другие вопросы.

2. Словесно общаемся только через Интернет.

3. Ты действуешь строго в рамках моих указаний. При возникновении вопросов отправляешь их по электронной почте.

4. Ты не должна пытаться узнать, кто я. Например, следить за мной. Если это произойдет, то контракт будет тут же расторгнут, и ты вернешь аванс.

5. Срок контракта – два месяца. Оплата – четыре тысячи долларов. Аванс – две тысячи долларов.

6. Все, что будет происходить, необходимо держать в строгой тайне. Вопросы есть?

– Да. Почему мы не можем общаться СМС?

– Мне не нравится этот вид связи.

– Контракт будет в письменном виде?

– От имени кого? (веселый смайлик). Если ты мне не доверяешь, то не стоит начинать.

– Если что-то будет выходить за рамки приличия или закона, я могу отказаться это выполнять?

– Да. Если я попрошу тебя раздеться на людях, ты можешь отказаться.

– У меня плохая фигура?

– Божественная. Как у Венеры Боттичелли. Еще вопросы?

Лера рассмеялась и несколько раз повернулась на кресле. Потом ненадолго задумалась. Конкретных вопросов в голове больше не было, остались одни размытые эмоции и опасения.

– Мне все ясно. Какое следующее задание?

– Встречаемся в воскресенье, в четыре часа в кафе «Камелия». Не удивляйся, что я буду с цветами. В этом кафе меня не знают, поэтому для них наша встреча – это встреча двух влюбленных. Мужчина делает сюрприз своей девушке. Он в маске. Понятно?

– Да.

– Надеюсь, ты была когда-нибудь влюблена?

Леру это так возмутило, что если бы он был рядом, она бы бросила в него чем-нибудь.

– И даже замужем!

– Очень хорошо. Опыт в любви – незаменимая вещь. Завтра обсудим детали. Пока.

Она хотела еще раз переспросить, что значит «играть роль влюбленных», но Рами отключился. Зеленая ромашка ICQ стала красной.

Лера с сожалением выключила компьютер и пересела на пуфик у трюмо. Смыла тушь с глаз и долго рассматривала свое лицо в зеркале. «Мы носим лица, как маски…» Маски из кожи и мышц. Почему же нельзя натренировать их так, чтобы они не снашивались к старости?

«Иль плё» по-французски означает «идет дождь». Лил апрельский дождь. Он превращал звонкие ручейки в мутные бурные потоки, серые подушки оставшегося снега – в почерневшие мусорные кучи, а автомобили – в грязные горы железа. Несмотря на воскресенье, на набережной опять была пробка. Пьеро, нервно дергаясь, пытался протиснуться на мост. Впереди девушка за рулем красного «Гольфа» вежливо пропускала сплошной поток автомашин. «Сразу видно – водит машину недавно», – Лера вздохнула, включила заднюю скорость и стала пятиться – до раздраженного сигнала сзади. Спокойно! Теперь руль до упора влево. Объезжаем красный «Гольф» по встречной, прищуриваем глаза и настырно лезем вперед. Ну вот, теперь можно расслабиться. И по газам!

Дождь кончился, выглянуло солнце. Грязные спины машин тут же словно встрепенулись и перестали горбиться.

Не опоздать бы, – беспокойно подумала Лера, взглянув на часы, засверкавшие серебристой монеткой в солнечных лучах. Через два часа встреча с Рами в кафе «Камелия», а надо еще успеть на техстанцию, заменить перегоревшую лампочку фары. А потом в парикмахерскую – уложить волосы.

После встречи с Рами в кафе «Камелия» Лера заехала на квартиру к брату.

– О, какие милые цветочки! Непорочная белая роза и небесные ирисы. Свесились, как языки усталых собак, – воскликнул Виктор, увидев в руках сестры букет.

– Сам ты – язык! Они похожи на мушкетерские плащи, – возразила Лера, осторожно погладив лепестки, словно пытаясь уберечь их от запаха табака и вчерашнего алкоголя.

Виктор хохотнул, закашлялся.

– Лулу, ты неисправима. Все еще веришь в сказки и мечты.

– А ты уже ни во что не веришь. Только пьешь и…

– Прекрати, лучше расскажи, как прошло рандеву? – перебил ее брат.

– Нормально…

Лера усмехнулась, вспомнив свое смущение, когда в кафе Рами преподнес ей букет, а она взяла цветы и замерла, не зная, что делать, если Рами захочет ее поцеловать (ведь влюбленные должны целоваться!). Рами не создал проблем – галантно взял ее под локоть и повел в зал. Их стол находился в углу, рядом с большим террариумом, в котором разлеглась гигантская серая ящерица с ярко-зеленым зобом.

– Нормально, – еще раз повторила она и начала делиться с братом впечатлениями. – Знаешь, Виктор, оказывается, карпаччо из сырой говядины – ужасно вкусно.

– Карпаччо? – воскликнул брат, доставая курительную трубку. – Так звали одного известного итальянского художника в средние века. Он рисовал в насыщенных кроваво-красных тонах. Пошли на кухню, покурим.

– А еще повар так здорово украсил тарелку! – восторженно продолжала Лера, усаживаясь на диване. – Тебе бы понравилось. Представляешь, кружочки мяса располагались по кругу, в центре высилась квадратная пирамида из сыра, а по бокам – дольки лимона, как египетские лодки. Такое чудо – натуральный съедобный натюрморт.

– Любопытно…

– И знаешь, что самое главное? Когда ешь карпаччо, можно самому каждый кусочек делать разным по вкусу. Один больше посолить, другой полить лимоном…

– А он ест прямо в перчатках?

– Кто?

– Твой сарацин в маске.

– Да, прямо в них.

– А они случайно не розовые?

– Нет. Белые.

– Жаль. Я думал, что он такой же франт, как Шарль Бодлер! – Виктор потеребил бороду, попыхивая трубкой. – Он хоть аванс-то принес?

– Принес, – Лера достала из сумочки нераспечатанный конверт.

– Ты что, даже не вскрывала его?

– Зачем? Он же не просил никакой расписки.

– Лулу, – брат сделал широкий жест руками, испачканными краской. – Тебе не просто повезло, а повезло вдвойне. Ни контракта, ни расписки – и куча денег! Это дело надо отметить.

Хлопнула входная дверь.

– Всем салют! – в кухню с двумя большими пакетами в руках вбежала Бонни. – Пап, ты опять накурил?

Она поставила пакеты у плиты и поцеловала Леру.

– Привет, а я и не заметила, что тебя нет дома, – Лера обняла в ответ племянницу. – Где была?

– В магазин бегала. – Девочка расстегнула мокрую куртку и поправила волосы. – Ну и дождище! Зато из-за него я сейчас отлично сторговалась с какой-то теткой у магазина. Смотрю, она вся промокла, дрожит бедненькая. И картошка мокнет. Я ей говорю: «Продайте мне со скидкой – я у вас все заберу». Она сначала отказалась, а когда я хлеба купила и вышла из магазина, согласилась. – Бонни довольно улыбнулась и шмыгнула носом. – Даже сдача осталась.

– Молодец. – Виктор хлопнул дочь по плечу. – Ограбила бабушку и довольна! Ха-ха!

– Мы сторговались… – насупилась Бонни.

– Ладно. Давай сдачу.

– Я хотела в копилочку…

Бонни вынула смятую десятирублевку и горсть мелочи. Высыпала их на стол. Рука в краске сгребла все и спрятала в карман джинсов.

Через полтора часа, когда Лера позанималась с племянницей английским языком и собралась уезжать, Виктор попросил подбросить его до мастерской.

Лучи фар выхватывали из темноты редких прохожих – те жались к домам, боясь быть облитыми грязной водой из-под колес автомобилей.

– А кто это был – Шарль Бодлер, который ходил в розовых перчатках? – спросила Лера дремавшего рядом на сиденьи Виктора.

– Жил такой французский поэт в девятнадцатом веке, – зевая, ответил брат. – Писал стихи про всякую гадость: смерть, трупы, зловоние и тому подобное. Но, хрен знает, почему, знаменит по сей день. Может быть, у французов никого лучше нет? – Виктор гоготнул. – Этот Бодлер был большой оригинал. Он считал себя первым настоящим парижским денди, носил розовые перчатки, ходил подпрыгивающей походкой, вообще выпендривался как мог. Пил, гулял, баб трахал. – Виктор язвительно рассмеялся. – Прости, Лулу, загрубил. Если бы мне родители, как ему, жирное наследство оставили, я бы тоже ходил бы весь в розовом, а шляпа – голубая. Ха-ха-ха!

Лера тоже невольно рассмеялась, представив этого огромного китобоя с бородой в розовом костюмчике от плейбоя.

– Деньги – это свобода, а свобода – это жизнь! – продолжал веселиться Виктор. – Так, кажется, сказал твой любимый Ремарк? А еще деньги – это слава. Я думаю, этот Бодлер все делал не ради куража, а ради рекламы. И представляешь, у него получилось! Его до сих пор помнят. Может, мне все-таки покрасить шляпу в голубой цвет? – Виктор покрутил шляпу в руках и нахлобучил на голову. – Но самое смешное, что Бодлер кончил плохо. Как, впрочем, многие знаменитости. Нищета, сифилис, одиночество.