— Я не видел тебя с того времени, когда ты вернулась из Лондона, — произнес Тедди. — Как продвигаются дела с проектом? Как там назвал его журнал «Панч»?

— Хрустальный дворец. Все в Лондоне сейчас сходят с ума по стеклу. Ты и представить себе не можешь, что они намереваются делать в ближайшем будущем из стекла! Дома, железнодорожные вокзалы, залы ожидания, все что угодно. Потом перейдут к строительству стеклянных храмов и фабрик.

— Я, конечно, могу оценить все преимущества этого материала, — сказал Скотт. — Он легкий, прочный, а стекло и сталь стоят недорого. Но в павильоне Всемирной выставки летом солнечный свет будет слепить глаза и нагревать здание до невыносимой температуры.

— Они намерены применить суровый набивной ситец, — торопливо объяснила Флер. — А на крыше и с южной стороны будут сделаны жалюзи. Мистер Пэкстон предусмотрел все на свете — точно тебе говорю! — дренаж, вентиляцию, даже запатентованный пол без пыли!

— Ты, я вижу, все знаешь, — улыбнулся Тедди.

— За последние месяцы все только об этом и говорят, все уши прожужжали, — ответила Флер. — Моя тетушка, правда, ненавидит всю эту затею, но мне нравится мистер Пэкстон, и мы, так сказать, проявляем семейный интерес ко всем его начинаниям.

— Значит, с противниками Всемирной выставки покончено?

— Видишь ли, они нашли способ удовлетворить полковника Сибхорпа в споре по поводу старых вязов. Их не будут рубить. В центре сооружения они поставят поперечный неф с изогнутой крышей, куда и поместят их. Деревья таким образом окажутся внутри, станут частью экспозиции.

— Ну и вид будет у них, когда с них упадет листва.

— Но они забыли об одном, — озорно заметила Флер. — Что будет с птицами, вьющими там свои гнезда? Мне кажется, что участникам вряд ли понравится, когда над их драгоценными экспонатами будут носиться тучи воробьев.

Тедди рассмеялся…

— Постыдитесь, мисс Гамильтон, у вас разнузданное воображение! Могу заверить вас, что мистер Пэкстон наверняка запатентует свое устройство для распугивания птиц…

— Его изготовят из стекла и стали, и оно будет приводится в движение с помощью пара. В этом не может быть никакого сомнения! Этот человек способен на все. А теперь, мистер Скотт, поговорим о серьезных вещах. Вчера я посетила некоторых квартиросъемщиков твоего отца.

— Ты имеешь в виду Блэков, на Саттон-роу? Не стоило утруждать себя. Завтра я собирался сам проведать их, — быстро сказал он.

— Откуда ты узнал?

— Племянница вашей экономки рассказала все нашей горничной.

— У них родился еще один ребенок, — вздохнула Флер. Я почти уверена, что у миссис Блэк послеродовая инфекция. Ты, вероятно, знаешь, чем это обычно заканчивается. Я попросила доктора Уолкера заглянуть к ним сегодня, но что мы можем сделать, как им помочь? Несчастная женщина пришла в ужас, когда узнала, что ее хотят отправить в больницу. Я едва убедила миссис Блэк позволить мне прислать доктора Уолкера, чтобы он осмотрел ее.

— Тебе ведь хорошо известно, отчего такая реакция. Если их привозят в больницу, то они никогда оттуда не возвращаются. Один шанс из тысячи. Люди ее круга ложатся в больницу, чтобы там умереть, и она, конечно, знает об этом.

— Все равно она умрет через несколько дней.

— Но в своей постели.

— Слабое утешение. Тедди, в их доме протекает крыша, прямо над ее головой. На полу спальни вырос мох! Твой отец поступает скверно. Сколько раз я обращалась к нему с просьбой что-нибудь предпринять.

— Вот, оказывается, в чем дело, черт подери! Теперь понятно, почему последние несколько дней он словно взбесился!

— Не до шуток, Тедди, вся семья страдает от чахотки, в коттедже ужасная сырость, пол прогнил. Их убивают отвратительные жилищные условия. Поговори с отцом, прошу тебя. Неужели он не может сделать там ремонт? На это уйдет немного времени.

— Послушай, Флер, ремонт будет стоить столько, что никакая квартплата не возместит затрат. Тем более, что Блэки заядлые неплательщики. Они должны быть благодарны отцу только за то, что он их не гонит оттуда в шею. Другой на его месте давно бы это сделал.

— Как ты смеешь так говорить? Ты хоть раз видел, что из себя представляет этот коттедж внутри?

— Конечно видел, но тебе там делать нечего. Судьба Блэков — не твое дело.

— Судьба бедняков — это дело всех нас!

— Ах, — махнул он рукой. Этот разговор явно выводил его из себя. — Но для чего тебе ходить туда самой, скажи на милость? Другие леди обычно посылают своих слуг с кастрюлей супа, почему бы тебе не поступать так же? Ты что, лучше их?

Флер вспылила.

— Потому что я не похожа на них. И я не поступлюсь тем, что считаю своим долгом, даже если мое поведение и шокирует тебя.

— Это меня не шокирует. Я просто беспокоюсь о тебе. Разве может посещать подобные места воспитанная леди, такая нежная и хрупкая? Зачем видеть всю эту грязь, болезни, и…

— Так ты поговоришь с отцом или нет?

— Я не вмешиваюсь в дела отца.

— Как ты можешь говорить так, если на карту поставлена жизнь этих несчастных. Неужели прибыль важнее людей?

— Сдача квартир внаем — это бизнес. И если он не приносит прибыли, то все мы будем голодать.

— Мне кажется, что я слушаю сейчас не тебя, а твоего отца! Ты на него не похож, Тедди!

Они остановились, чтобы было удобнее ссориться. Раздумывая, что ответить, он смотрел сверху вниз на ее красивое лицо, и ему показалась, что Флер гораздо привлекательнее сейчас, когда ее глаза и щеки горели от возбуждения. Если бы именно он был причиной такого волнения!

— Нет, — ответил Тедди чуть слышно, — я не похож на него. Но, Флер, поверь мне, прошу тебя. Я не имею никакого влияния на отца. Теперь еще меньше, чем прежде.

— Почему? Что произошло?

Он скривился.

— Я не рассказал тебе, что меня привело в Лестершир? Меня послали туда, чтобы я нашел себе богатую невесту. Но я вернулся ни с чем, и это вывело моих родителей из себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Я не добился руки мисс Марлоу.

Флер рассмеялась.

— Выходит, богатая мисс Марлоу — подруга твоей кузины? Значит, она не захотела иметь с тобой дела?

— Еще хуже, — сказал Скотт, не спуская с нее глаз. — Я ей не сделал предложения.

— Ах, вон оно что, — Флер осеклась, почувствовав, как запылали у нее щеки. Скотт безрассудно схватил ее за руки, чтобы привлечь внимание.

— И тебе известно почему. Ах, Флер, неужели ты не выйдешь за меня замуж? Ты знаешь, какие чувства я к тебе питаю. Нам с тобой будет хорошо, и мама с папой будут довольны. Я больше никого не люблю и только постоянно выхожу из себя от злости.

Флер не смогла сдержаться.

— Тедди Скотт, ты и в самом деле дурачок! Неужели ты думаешь, что я стану твоей женой только для того, чтобы твои родители тебя больше не бранили?

Кровь бросилась ему в лицо.

— Нет, конечно нет. Возможно, я неловко выразился, но ты понимаешь, что я имею в виду.

— Да. Тебе кажется, что ты влюблен в меня, а твои родители хотят найти для тебя хорошую партию, чтобы не выделять тебе долю из наследства Гарри. Не нужно на меня так смотреть. Я знаю, ты не наемник. Но все эти твои признания в любви ко мне — полный вздор. Мы играли вместе с тобой детьми, и только. Больше между нами ничего не было.

Он выпустил ее руки.

— Ты бессердечная девчонка. Я признаюсь тебе в любви, а ты издеваешься над моими лучшими чувствами, даже можешь прямо здесь передо мной станцевать мазурку!

— Нет, Тед, ты не прав. Ты мне очень нравишься, только как брат, и я не смогу выйти за тебя замуж. И прошу тебя больше не настаивать, не то мы поссоримся. Кругом много красивых девушек.

— Меня другие не интересуют, — вздохнув, он уставился в землю. — Если ты отказываешься от моего предложения, то я могу оказаться в руках мисс Марлоу. Но у моего отца в запасе имеется план похуже. Он намеревается отправить меня в армию.

— Неужели? Но это совсем неплохо для тебя, что скажешь? Ричард больше всего на свете мечтает о военной службе — роскошная жизнь, делать нечего, лишь являться на парад раз в неделю.

Скотт помрачнел.

— Мой отец думает по-другому. Он хочет, чтобы я существовал на свое жалование.

— Но прежде нужно еще купить офицерское звание, а это связано с большими затратами. Речь может идти о тысячах фунтов. Наверное, твой отец об этом не подумал?

— Подумал. Я уезжаю в Вулвич, — горько признался он.

Флер, посмотрев на незадачливого поклонника несколько секунд, весело рассмеялась.

— Мне показалось, что ты говоришь об этом серьезно!

— Да, вполне. Надо мной постоянно висит угроза.

— Тедди, не смеши. Ты — и вдруг инженер? Да ведь ты настолько беспомощен, что провести прямую линию на земле не можешь! Вспомни, как ты пытался разбить клумбу, когда отец выделил для тебя участок в саду.

Оберону уже надоело спокойно стоять перед ними, и он, улучив момент, подул на волосы Тедди и легонько схватил его зубами за ухо. Тедди был настолько расстроен, что даже не заметил этого. На лице у него застыло серьезное выражение, и Флер показалось, что в эту минуту он даже был симпатичным.

— Не смейся надо мной, прошу тебя. Отец настаивает на своем. Он утверждает, что я белоручка и обожаю роскошь и что я должен отправиться в Вулвич сразу после Рождества. Теперь мне предстоит только и думать о своей карьере военного инженера. Превращусь в грязную мартышку. В зануду.

Флер бросила на него пристальный взгляд — она понимала, что его так волнует.

— Может, тебе понравится. Военный инженер все же джентльмен, и твои товарищи наверняка будут куда более интеллектуальными людьми, чем приятели Ричарда.

— Но какой из меня получится солдат! Мне тошно от одной только перспективы!

— Наша страна не воюет уже двадцать пять лет. В худшем случае тебя пошлют в Индию или Ирландию. Но что тут поделаешь? Даже лорду Веллингтону пришлось пройти через такие испытания.

— Флер! Прошу тебя! Ты знаешь, как мне все это ненавистно. Выходи за меня замуж, и мы будем с тобой счастливы.

— Нет, Тедди, ничего у нас не выйдет. Я не могу спасти тебя от военной службы.

— Да нет же, дело не в этом. Просто нам будет с тобой уютно.

— О каком уюте ты говоришь? Мне и сейчас хорошо. Мне потребуется очень многое, если я захочу покончить со своей прежней жизнью.

— Чего же тебе еще надо?

Флер печально посмотрела на него.

— Того, что ты не сумеешь мне дать.

— Это твое последнее слово? — Тедди резко повернулся, чтобы скрыть от нее выражение своего лица. — Очень хорошо, — глухо произнес он. — Гляди только, чтобы потом не пожалеть.

— Надеюсь, не пожалею. Ну, а теперь пошли, — Оберон застоялся, и ему, вероятно, холодно.

Обычно Кенгсингтон-роуд достаточно тихая улица. Движение по ней только изредка отличалось от обычного, когда проскакивал эскадрон кавалеристов или из кареты выглядывало усталое лицо герцога Веллингтона, направлявшегося к Эпсли-хауз.

Но в апреле 1851 года все изменилось. Со всей страны, со всего мира сюда доставляли экспонаты Всемирной выставки, промышленные изделия всех народов мира. Большие фургоны с ящиками медленно, как улитки, тащились по улице, влекомые усталыми лошадьми. Все они направлялись в Кенгсингтон. Все они громыхали по деревянным мостовым, словно гром небесный, прижимаясь к тротуарам, чтобы уступить дорогу другим экипажам — каретам, двуколкам, кабриолетам, телегам и омнибусам, пробиравшимся к центру.

День и ночь по тротуарам медленно текла плотная толпа прохожих и зевак. Шли остролицые визгливые лондонцы, которые продирались через толпу с уверенностью, свойственной местным жителям; сельские жители в грубых фланелевых рубашках и тяжелых сапогах, похожие на перепуганный домашний скот, беспомощно озирались вокруг, удивляясь такому скоплению народа. Семейства с индустриального севера, розовощекие женщины в простых шалях, сжимавшие ручки своих отпрысков, мужчины с впалой грудью, решительно настроенные на борьбу с эксплуатацией, готовые познакомиться с любым мошенником, который обратится к ним с добрым словом или дружеской улыбкой в этом чуждом им месте.