– В табачной, – неспешно ответила девушка.

– Где?

– В табачной лавке за углом, – пояснила продавщица.

Две тетушки, торчавшие у прилавка, обернулись и уставились на нас, как, вероятно, смотрели римляне на варваров – со смесью любопытства, опаски и презрения.

– А плюшки у вас есть? – Меня от свежего воздуха одолел голод.

– А хлеб в булошной, через улицу от табачной лавки, – все так же спокойно отозвалась продавщица.

Почему-то этот дурацкий разговор произвел на нас большее впечатление, чем весь концерт Задорнова, который в тот вечер показывали по телевизору. Мы просто умирали от хохота. Хотя что странного, что хлеб в булочной? Пожалуй, это у нас в Москве все ненормально: когда в одном магазинчике тебе продадут и хлеб, и сигареты, и водку и не знаю что еще.

В этот вечер на улице похолодало. Судя по моему покрасневшему носу, было градусов двадцать с лишним. Мы вернулись после ужина в ресторане в наш люкс и решили, что в помещении стало как-то чересчур прохладно.

– А где тут, собственно, батареи? – задумчиво поинтересовался Дим, озирая комнату.

Батарей не оказалось, и это удивляло. В конце концов мы обнаружили источник тепла – им являлся банальный электрический обогреватель, спрятанный между стеной и спинкой кровати.

– М-да, понятно, почему в ванной такой холод, – сказала я, а муж твердой рукой прибавил жару, повернув колесико нагревателя.

Дим извлек из ванной, которую мы использовали в качестве холодильника, бутылку шампанского, и мы с ним пристроились на подоконнике, глядя в темное небо, где мерзли колючие звезды. Выпили, поцеловались. Потом я принюхалась: не иначе внизу что-то готовят… Запах какой мерзкий. Муж спрыгнул с подоконника и, пробормотав что-то о полярных медведях и необходимости отращивать шерсть, скрылся в туалете, а я кружила по комнате, принюхиваясь. И вдруг уловила краем глаза что-то яркое. Шаг вперед – и я завизжала так, что с кроватей, наверное, попадали все постояльцы: розетка электронагревателя, спрятанная за изголовьем кровати, плавилась и чернела на глазах, и оттуда уже посверкивали искорки.

Дим вылетел из сортира, на ходу застегивая штаны. Одной рукой он отобрал у меня бутылку воды – я схватила ее с тумбочки, собираясь плеснуть на огонь, а другой дернул за шнур, отключая нагреватель. Шнур выпал, и через некоторое время стало ясно, что пожара не будет… По лестнице стучали чьи-то тяжелые шаги, а муж, покрутив пальцем у виска, помахал в воздухе бутылкой и рявкнул:

– Дура! Там же электричество, разве можно водой?

В комнату без стука ввалился хозяин.

– Что у вас тут? – запыхавшись, спросил он.

– Отопление прибавить хотели, – отозвался муж, махнув рукой в сторону увечной розетки.

– Ай-ай-ай, как же вы так неосторожно, – сокрушался хозяин, осматривая масштабы разрушения. – Стеночку попортили, розетка опять же…

– Я так понимаю, что теперь помещение окончательно осталось без обогрева? – холодно поинтересовался муж. – И как нам здесь спать? Возможно, у вас найдется другой номер, где соблюдены не только технические нормы теплоизоляции помещения, но и правила техники безопасности?

Я с уважением взглянула на Дима, на время позабыв даже обиду по поводу «дуры». Как сказано, а? Лично я перепугалась так, что даже ругаться не могла.

Хозяин выпятил губы и задумчиво оглядел моего суженого. Решил, видимо, что этот тип может и в пожарную настучать, а потому не стал связываться. Изобразив искреннее огорчение, хозяин сказал, что свободных номеров нет, но розеточку он сейчас починит, и все будет нормально. И одеяло второе принесет.

Несмотря на все заверения хозяина, ловко и быстро сменившего розетку, что теперь мы в полной безопасности, я так и не заснула. Сперва муж долго меня успокаивал, попутно раскаиваясь за свою грубость, потом как-то естественно мы перешли к сексу, и потом он, само собой, заснул. А я натянула свитер и колготки и всю ночь не сомкнула глаз, судорожно принюхиваясь и отчаянно скучая по дому. Так что на следующее утро первым делом мы отправились на вокзал и очень удачно купили билеты на трехчасовой поезд. Вот так и закончилось наше свадебное путешествие.


В связи со свадьбой и прочими заботами я взяла на работе отпуск, и когда он приблизился к концу, поняла, что на работу мне выходить категорически не хочется. Ну, сначала-то я, конечно, вернулась, потому как мы не столь богаты, чтобы уходить вот так в никуда, но вскоре желанные перемены в моей жизни все же случились. Я бросила своих (впрочем, ничего они не мои) компьютерных гениев. И я считаю, что мое решение – что бы там ни говорила Светка – имело все основания, потому как на работе становилось все менее уютно, не говоря уж о том, что там никогда не было особенно интересно. Ну не создана я для работы офис-менеджером в компьютерной фирме! Там даже поболтать не с кем! Ну вот действительно, я провожу в офисе большую часть дня. С кем мне общаться?

С Борей? Он, во-первых, начальник, хоть и не заморачивается статусностью, но зато работает по двадцать часов в сутки. Периодически ему звонит дочь и требует, чтобы он, наконец, выполнил обещания и

А – отвел бы внука на футбол,

Б – сводил в зоопарк,

В – установил ему новую компьютерную игру на телефон,

Г – просто дел бы мальца хоть куда-нибудь. Чтобы у его мамаши появилось чуть-чуть свободного времени для устройства несложившейся личной жизни.

Гене – наш хозяйственник и шофер – даже улыбнуться искренне нельзя, а то опять приставать начнет.

Ромиль, ах, красавец Ромиль – полное табу, я же не последняя хрюшка, чтобы строить глазки мужу лучшей подруги.

Есть, конечно, девушки моего возраста – две штуки, но о чем с ними говорить? Люди живут своей, совершенно непонятной мне жизнью.

Единственный человек, с которым можно поговорить, – это Елизавета из маркетинга. Мы с ней иной раз обедать вместе ходили. Я понимаю, что она мне не подружка, но, видимо, из тех же соображений – хоть поговорить – мы с ней даже немножко подружились. Она старше, ей лет сорок, очень стильная и умная, но в то же время нормальная такая женщина, без закидонов. Обсуждали всякие пустяки: погоду, тряпки, машины (у нее хорошенький красный ситроенчик), она рассказывала мне о своем мальчике – ему уже двадцать, и это так странно.

Узнав, что она собирается увольняться, я, естественно, расстроилась.

– Работать придется больше, – рассказывала Елизавета, блестя глазами и потягивая минералку из стакана – диета! – Но я не против. Ребенок взрослый, а силы пока есть. Опять же, интересные командировки за границу… Вы не представляете, Танечка, как я люблю ездить! Ну и зарплата существенно выше. Хочу кое-что отложить.

В тот день я шла домой расстроенная: у Елизаветы открываются перспективы, ее ждет что-то новое, а я? Я поеду с Геной за хозтоварами и расходными материалами в «Метро». У-у-у!

Остановившись у газетного киоска, чтобы купить журнал, я прихватила издания с объявлениями о работе. На следующий день кое-куда позвонила, но ничего интересного не попалось. Тогда я набралась наглости и, отловив Елизавету на кухне – она грела лоточек с брокколи, – сказала, что тоже хочу уйти и не могла бы она мне что-нибудь посоветовать. Елизавета растерялась, и мне сразу стало неудобно, но она улыбнулась и сказала, что все понимает и пока самое разумное – это составить резюме и отослать его в кадровые агентства, а там видно будет. Я маялась над составлением этого кошмарного документа – помесь биографии и героического эпоса – на Светкиной кухне под ее стоны «от добра добра не ищут» и «чего тебе только не хватает, я не понимаю!».

На следующий день нашла в электронном ящике письмо от Руфи: она написала детальный отчет о своей свадьбе и прислала кучу фотографий. Мы познакомились с ней в Праге. Ездили туда с компанией на прошлый Новый год, ну и угораздило нас с Димом попасть в Йозефов – еврейский – квартал как раз в тот момент, когда там проходил марш неонацистов. Я уж думала, что разбушевавшиеся молодчики нас убьют, но Руфь впустила нас в свое кафе, и мы пересидели опасный момент в ее уютной квартирке над кафешкой. Она собиралась выходить замуж, я тоже, мы стали переписываться по электронной почте. Сегодня я решила не остаться в долгу и расписала наше с Димом торжество, не забыв фотки. Под большим секретом поведала даже, как меня чуть не украл со свадьбы мой бывший бойфренд. Руфь написала ответ в полном восторге: ах, это так романтично! Вспоминая всю историю, я не могла с ней согласиться. Мне в голову приходит много разных эпитетов, но вот слово «романтичный» точно не кажется уместным.


Вчера вечером раздался звонок. Я, уже сонная, нащупала трубку рядом с кроватью и протянула:

– Ал-ло?

– Таня? Добрый вечер, надеюсь, я вас не разбудила.

Конечно же это была Елизавета, и из трубки доносились шум голосов, музыка и смех. Я сразу поняла, что там гости или вечеринка, и решила, что она, наверное, очень красивая сегодня и стильная.

Как-то раз одна из тестировщиц, увидев, как я кручусь перед зеркалом, насмешливо фыркнула:

– Как ни форматируйся, все равно на Елизавету не похожа.

Я даже отвечать не стала. Да, пытаюсь подражать ей и ничего плохого в том не вижу. Елизавета эффектная женщина. При кажущейся простоте костюмов она всегда выглядит прекрасно одетой и чертовски элегантной. Я даже чувствую себя уверенней, когда мне удается придать лицу то внимательно-доброжелательное и чуть насмешливое выражение, которое она носит так уверенно.

Поздоровавшись, Елизавета спросила:

– Танечка, в свете нашего последнего разговора я хотела бы спросить, как вы относитесь к работе в сфере обслуживания?

– Любой труд почетен, особенно если он достойно оплачивается, – брякнула я от растерянности.

Елизавета рассмеялась и продолжала:

– Моя подруга работает директором магазина одежды, и ей нужна нормальная порядочная девочка на должность продавца. Ну, все как водится – три месяца испытательный срок, пока вы осваиваете премудрости, потом Лида решит, подходите ли вы ей. Это в Петровском пассаже, бутик…

Я так озадачилась словами «Петровский пассаж», что пропустила все остальное.

– Таня, вы меня слышите?

– Да… я просто… Елизавета Владимировна, а что такое Петровский пассаж?

К чести Елизаветы, она даже не хмыкнула.

– Это такой дорогой торговый центр напротив ЦУМа, – спокойно пояснила она. – Один выход на Петровку, а второй, кажется, на Неглинку.

– Спасибо, Елизавета Владимировна, надеюсь, что директор сочтет меня подходящей кандидатурой.

– Ну и прекрасно. Подъезжайте в среду к двенадцати в бутик «Ферре», Лидия с вами поговорит.

Я повесила трубку и потерла свои покрасневшие уши. Ну и что такого, что я в первый раз слышу о Петровском пассаже? Ясно, что такое место мне не по карману. А вот, между прочим, я со времени приезда в Москву – всего-то несколько месяцев – успела побывать в Третьяковской галерее, Пушкинском музее – два раза, усадьбе Архангельское, не говоря уже о музеях Кремля. Вот! А Дим в Пушкинский музей второй раз идти отказался.


Услышав о моих планах на ближайшее будущее, муж удивленно вздернул брови и насмешливо спросил:

– Почему не в манекенщицы?

Я швырнула в него подушкой и принялась долго и тщательно убеждать нас, что эта работа может – я же пока ничего не утверждаю – оказаться намного лучше. По деньгам. И мне хоть будет с кем поговорить.

Он хмыкнул и пошел спать, гад такой.

А на следующий день, когда я носилась по офису как взмыленная лошадь, обнося людей свежекупленными канцтоварами, бумагой, кофе и прочим, у меня зазвонил мобильник. От неожиданности я уронила пачку бумаги на клавиатуру компьютера, и чертов агрегат злобно взвыл. Ему вторил Марат, получивший пачкой по пальцам, плюс у него там что-то сбилось в компе. Я быстро шмыгнула прочь и зашипела в телефон как разъяренная кобра:

– Да? Кто это?

Конечно, это была Ника. И конечно, она плакала. Разобрать я ничего не могла, Марат орал как потерпевший, и я быстро сказала, что жду ее в час в «Шоколаднице» возле офиса, и отключилась. Ника гениальная портниха – она шила мое свадебное платье. Но угораздило же девушку влюбиться в главного ловеласа Димовой компании – Мишаню.

В кафе я влетела пятнадцать минут второго, и Ника уже сидела за столиком, нахохлившись, как маленький печальный воробей. Перед ней остывала чашечка шоколада, его глянцевая темно-коричневая поверхность покрылась бархатистой корочкой; и я, заглянув туда в надежде увидеть что-нибудь полезное в шоколадной гуще, не увидела ровным счетом ничего. Я плюхнулась на стул и закрутила головой в поисках официанта. Народу, как всегда в ланч-тайм, набежало довольно много, и официантка носилась где-то в другом конце зальчика.

Я решила начать с дел, отложив еду на потом.

– Ника, что случилось?

Честно сказать, я была уверена, что эта дуреха залетела и теперь мается, не зная, что делать и что говорить своему обожаемому Мишане. Какие все же мужики козлы!