А после папиной смерти как-то сразу тяжко стало, и они приняли решение сдать квартиру. Плакали всей семьей, прямо ходили и плакали несколько дней подряд – сначала один не удержится, а за ним все остальные. Вроде успокоятся, друг друга поуговаривают, ободрят: «Все, все, куда ж деваться, ничего», и опять кто-то да пустит слезу. Но деваться и на самом деле было некуда – перевезли свой самый ценный антиквариат в «Поляны», обустроились там как-то, благо дом капитальный, тоже от прадеда доставшийся, но уже по линии бабушки Веры. Так и жили несколько лет.

Три года назад Клавдия нежданно-негаданно вдруг начала прилично зарабатывать, и семья, посовещавшись, решила, что девочке надо жить в Москве, у нее там теперь много работы, она часто допоздна задерживается, и добираться оттуда к ее авторам – тем, что в Подмосковье, – проще, да и пора ей жить отдельно.

Но столкнулись с одной проблемой – необходимостью хотя бы косметического ремонта квартиры после жильцов. Марк помог, дал денег, и не на какой-то условный и легонький ремонт а-ля помыли-побелили, а на серьезный, добротный и качественный.

Когда все было готово, Клавдию перевезли туда вместе с раритетной мебелью. Вот и жалуются теперь «старички», поскрипывая, что нет им покоя.

– Да что такое?! – рассердилась Клавдия. – Что меня пробило-то, остановиться никак не могу! – И приказала себе: – Всё, Клавдия Андреевна, хватит воспоминаний. Закончили.

Недовольно вздохнув, она быстро покидала в сумку косметичку, телефон и маленький зонтик, подхватила портфель с бумагами и поспешила на выход.

Клавдия запирала дверь, когда услышала, что кто-то неторопливо поднимается по лестнице у нее за спиной. Защелкнув второй, верхний, вечно немного заедавший, замок, она повернулась на звук шагов, заранее улыбаясь, намереваясь поздороваться – жили тут все дружно, – и обескураженно уставилась на человека, которого увидела, распахнув глаза от удивления.

– У вас очень необычный цвет глаз, – сказала женщина. – Поразительного оттенка, такая насыщенная зелень, прямо малахит. Очень загадочно и необыкновенно. – И поздоровалась: – Здравствуйте, Клавдия.

– Здравствуйте, мадам Карно, – растерянно ответила Клава.

– Благодарю, за longue me’moire («долгую память» – автоматически мысленно перевела Клавдия и только теперь сообразила, что они разговаривают на французском). За то, что вы меня помните.

Да? А вас можно забыть? Это как? Разве что посредством глубокой амнезии, вместе со всей своей остальной жизнью к лешей бабушке.

Француженка Анжели Карно с какими-то туманными русскими корнями, доставшимися от бабушки, и якобы поэтому прекрасно владеющая русским языком, предпочитала по возможности все же общаться на французском, а Клавдия входила в число людей, которые могли предоставить ей такую возможность.

Мадам Карно была совершенно необыкновенной, потрясающей женщиной недосягаемого мирового уровня – изысканно-утонченной, ухоженной до каждой отдельной волосиночки в искусственно-простой, баснословно дорогой прическе, и если и делала она так называемый «тюнинг», то настолько филигранно-виртуозно, что сохранялась видимость «естественности». На вид ей было можно дать не более двадцати пяти лет.

Великолепная, великосветская знаменитость, почтившая Россию своим присутствием лет эдак восемь назад. Она приезжала на пару-тройку месяцев, приняв несколько предложений кого-нибудь из верхов, чтобы побывать на самых изысканных мероприятиях наивысшего уровня, посетить балет и оперу, встретиться публично с самыми значимыми людьми страны, изредка благосклонно соглашалась дать интервью знаковым ведущим, во время которых она рассказывала в основном про других известных людей, с кем ей посчастливилось дружить, гениально уходя от конкретных вопросов о себе.

Года четыре назад Анжели решила написать книгу и отчего-то издать ее непременно в России. Клавдия, к тому моменту трудившаяся в ведущем издательстве страны, была назначена в группу редакторов, работавших над книгой мадам Карно как носитель языка.

Хотя почему мадам Карно Европа не подошла, как литературный плацдарм, – непонятно, но дело ваше, как говорится, нам же лучше. Книга вышла на русском языке под названием: «Жизнь не по-французски» и имела довольно большой успех. Мадам, судя по всему, это обстоятельство не сильно-то и волновало, она отбыла во Францию, перевела там книгу на французский, там сие литературное произведение так же не осталось без внимания и долгое время держалось на верхних позициях в рейтинге лучших продаж. А мадам Карно решила написать еще одну книгу, что-то вроде путеводителя по Франции для русской аудитории. Очень здоровская книга получилась. Прямо очень. И популярностью пользуется неизменной вот уже второй год.

И что, у Клавдии имелись варианты не узнать Анжели Карно?

Другое дело и вопрос: «Но что столь знаменитая, великосветская, утонченная, недосягаемая женщина делает в подъезде их дома? Ведь ей, за отсутствием лифта, пришлось подняться пешком на высокий третий этаж, и вот так запросто общается с Клавдией, восхищаясь цветом ее глаз?»

А мадам Карно, словно угадав немой вопрос девушки, сказала:

– Мадемуазель Невская, мне необходимо с вами переговорить по одному важному вопросу.

– Со мной? – вконец растерялась Клавдия.

– Совершенно верно, – подтвердила знаменитость.

– Но… – растерянно произнесла мадемуазель Невская и повела рукой в сторону запертой двери, – я не могу вас принять, у меня назначена другая встреча. – И выдохнула: – Простите.

– Я понимаю, – великосветски улыбнулась уголками губ мадам Карно, – у вас договоренность с госпожой Карелиной. Уж простите великодушно мое любопытство, но я навела о вас справки в издательстве и знаю, что вы сейчас работаете над ее мемуарами. Но, надеюсь, госпожа Карелина простит вам небольшую задержку, если я стану ее причиной.

– Думаю, что простит, – как-то моментално пришла в себя и успокоилась Клава.

А что, собственно, трепетать? Ну, да обалденная женщина откуда-то оттуда из высших сфер, и что? А и ничего. Ну сфер, так и бог бы с ними.

– В таком случае я приглашаю вас в кафе на чашку кофе. Тут у вас рядом с домом вполне приличное заведение.

Рядом с их домом приличных заведений пруд пруди.

Внизу на площадке у парадного ждал охранник мадам Карно, совершенно не шаблонный типаж – никакого черного костюма и бритой головы – крепкий, жилистый, движения скупые, плавные, светлые свободные брюки на ремне, рубашка-поло и льняной летний пиджак сверху, дорогая прическа и незапоминающаяся внешность. Он распахнул перед дамами дверь, а после того, как они вышли из подъезда, проследовал впереди и чуть сбоку от француженки. И в кафе держался так, чтобы прикрывать Анжели от взглядов посетителей, а когда женщины расположились за столиком, так и вовсе встал за спиной у мадам.

Такой добросовестный правильный охранник.

От кофе Клавдия отказалась, заказав себе свежевыжатый сок. Понятное дело, что мадам Карно сразу же узнали, как ни старался прикрыть ее сопровождающий, и кто-то даже сунулся было за автографом и попытался снять знаменитость на смартфон, но охранник как-то так встал, прикрывая хозяйку, что у граждан пропало всякое желание подходить. Столик, который они выбрали, стоял в небольшом стеклянном эркере, а мадам села спиной к залу, лицом к улице, охранник же так и остался стоять, закрыв их своей широкой спиной.

Заказ принесли почти мгновенно. Дамы отпили каждая свой напиток, и Анжели Карно, медленно поставив чашечку на блюдце, посмотрела в глаза Клавдии и, наконец, спросила:

– Скажите, Клавдия, вы знакомы с неким господином Лощинским Эммануилом Леонидовичем?

– М-м-да. – Подумав пару секунд, Клава поняла, о ком идет речь, но все же переспросила: – Адвокатом?

– Совершенно верно, – чуть кивнула мадам. – Насколько хорошо вы с ним знакомы?

– Ни насколько, – удивилась вопросу Клавдия. – Видела несколько раз и была представлена, не более. Господин Лощинский является адвокатом одного из моих мемуаристов, и когда мы работали с Константином Власовичем, Лощинский приезжал к нему по их приватным юридическим делам. Там нас и представили друг другу. И там же мы виделись мельком еще пару раз за время нашей работы с Константином Власовичем.

– И больше вы с ним нигде не пересекались и не встречались?

– Так-так-так, – задумалась Клавдия, припоминая. – Мы вот недавно совсем виделись. Мельком. – Она потерла лоб, вспоминая, и мимолетно подумала, что надо просто позвонить Марку и спросить: он всегда все про нее помнит, и тут же отмела эту глупую мысль.

– Да, – улыбнулась она, мысленно похвалив себя. – Точно, вспомнила. Позавчера, во вторник, я ездила на встречу с одним из фигурантов мемуаров Эльвиры Станиславовны, на которого она ссылается, так сказать, взять свидетельские показания по теме, чтобы он подтвердил или опроверг ее рассказ. Очень милый и интересный человек. – И она улыбнулась, представив себе того достаточно именитого старичка. – Угощал меня каким-то карельскими калитками, пирожками такими открытыми, которые сам печет, он ведь увлекается кулинарией. – Спохватилась, что ее куда-то не туда понесло: – Вот там я и встретила Лощинского. Дело в том, что Георгий Васильевич тоже является его клиентом, и у них были какие-то дела в тот момент, когда я приехала. Но он быстро собрался и ушел, отказавшись от чая и калиток. Вот и все.

– Скажите, Клавдия, передавал ли вам господин Лощинский какие-нибудь документы? – очень внимательно всматриваясь ей в лицо, спросила мадам Карно.

– Нет, – сразу ответила девушка. – Я к нему ни за какими документами никогда не обращалась. Да мы и не разговаривали, в общем-то ни разу, так, здоровались, и всё.

Мадам Карно перестала сверлить жестким взглядом лицо Клавдии и посмотрела в окно, о чем-то сосредоточенно думая.

– Хорошо, – вздохнула она и снова посмотрела на Клавдию, – мне придется спросить прямо: попадали ли вам в руки каким-нибудь образом документы и бумаги, имеющие непосредственное отношение ко мне?

– Нет, – в недоумении уставилась на мадам. – Совершенно определенно: нет.

Анжели Карно снова погрузилась в размышления. Клава ждала, чувствуя, что происходит что-то очень значимое, странное и, скорее всего, не несущее ничего хорошего лично для нее. Почему-то ей так подумалось и стало тревожно, вынуждая нервничать.

– До меня дошла не подлежащая сомнениям, достоверная информация о том, – заговорила Анжели Карно холодным, деловым тоном, – что в руки господина Лощинского попали некие документы, касающиеся моей персоны. Благодаря моим добрым знакомым в неких силовых структурах о появлении этих документов мне стало известно сразу же в тот самый момент, когда они оказались у адвоката Лощинского. Мои друзья, – тут она буквально на полсекунды запнулась перед словом «друзья», – наблюдали за Эдуардом Леонидовичем с момента передачи ему документов третьим лицом до момента его встречи с вашим свидетелем на его даче. Лощинский не имел возможности спрятать или передать кому-либо эти документы с момента получения до момента приезда на дачу к своему клиенту, где побывали и вы. Но мы не обнаружили бумаг ни у него, ни у хозяина дачи. Милый пожилой месье позволил моим помощникам обыскать весь его дом и прилегающую территорию и даже лично активно помогал в тщательных поисках. Но бумаги не нашлись. – Она посмотрела Клаве в глаза: – Остаетесь вы, Клавдия.

– А что говорит сам господин Лощинский? – спросила она, отчего-то вдруг испугавшись по-настоящему.

Так испугавшись, что внутри у нее все похолодело и шевельнулся малыш. Клавдия положила руку на живот, прикрывая его и успокаивая.

– Господин Лощинский… – улыбнулась ей Анжели холодноватой, светской улыбкой, – успел сказать, что даже толком не просмотрел бумаги, и в этот момент, когда наше сотрудничество только-только началось, с Эммануилом Леонидовичем случился сердечный приступ. И теперь он лежит в больнице в бессознательном состоянии.

– Это ваши друзья так… – спросила Клавдия, прежде чем сообразила, что делает.

Как там любит повторять Марк: «Логика дана человеку не только для того, чтобы объяснять свои поступки после их совершения, а в основном для того, чтобы думать».

Только думать у нее сейчас не очень-то получилось…

Анжели Карно посмотрела на нее с легкой укоризной.

– М-да, – согласилась с ней Клавдия, отводя взгляд в сторону, – не надо было это спрашивать…

– Это не то, что вы подумали, – успокоила ее с легкой ироничной улыбкой мадам. – У господина Лощинского на самом деле случился сердечный приступ. Но вернемся к предмету нашей беседы. – Я верю, что вы не видели эти документы, Клавдия, и не держали их в руках. Но каким-то образом они исчезли, и вы единственный человек в этой цепочке, у кого они могут оказаться. Я не знаю, как они к вам попали или попадут, может, господин адвокат придумал какой-то оригинальный ход, а мы его просмотрели, но мы будем продолжать искать. А вы… – задумчиво посмотрела на девушку француженка, – …давайте поступим с вами следующим образом…