Коронер обдумал его слова и обратился к залу:

— У кого-нибудь есть вопросы к свидетелю?

Все заерзали. Встал Виктор Мортон.

— Если я правильно понял, доктор, вы считаете, что пожар вспыхнул уже после наступления смерти?

— Совершенно верно. Иначе имели бы место воспалительные процессы.

— А как вы отнесетесь к такому предположению: он не спрыгнул, а упал с галереи, задохнувшись от дыма?

— Отрицательно. Содержание окиси углерода в крови покойного составляет всего один процент. В случае отравления угарным газом оно бывает значительно большим.

— Он не мог потерять сознание от жары? Мой брат находился в центральной части дома. И не отличался крепким здоровьем.

— Да, обморок не исключается.

Место на свидетельской кафедре заняла Сара.

Она стояла очень напряженная, но не сломленная. Коронер обращался с ней очень бережно и сопровождал каждый вопрос оговорками и извинениями. Она отвечала тихим, но внятным голосом.

— Муж страдал астмой — с самой войны. Он не переносил малейшей пыли. Из-за ремонта в доме стало нечем дышать, и мы решили на недельку уехать. А так как двое наших слуг давно не брали выходных, мы их отпустили. Миссис Ханбери из деревни обещала каждый день заходить, пока будут вестись ремонтные работы. В субботу утром я уехала в Йоркшир, а муж сказал, что приедет позднее — на машине. Но не приехал, и я начала беспокоиться. Звонила домой, но никто не ответил. Немного подождав, я обратилась в полицейский участок. Мне сообщили…

— Перед вашим отъездом, в субботу, у мистера Мортона не было приступа астмы?

— Обычно он не доводил до приступов — пользовался определенными средствами для их предотвращения. Но вообще он постоянно задыхался, как это бывает с хрониками. В последние пару дней перед отъездом ему действительно стало немного хуже.

— Почему вы уехали одна?

Сара впервые запнулась.

— Муж решил… Ему регулярно делали уколы в Лондоне, на Харли-стрит. Вот он и подумал, что дополнительный укол поможет ему продержаться ту неделю, что мы будем в отъезде.

— Не могли бы вы указать причину, по которой он все-таки не поехал в Лондон, а остался дома?

— Боюсь, что нет. Разве что ему стало хуже… Мы ждали его к девяти часам в Скарборо.

— Понимаю. Большое спасибо. Думаю, что это все, миссис Мортон.

Когда она повернулась, я понял: она солгала насчет дополнительной инъекции. Понял так же ясно, как если бы она сама мне об этом сказала. Я почти не слушал следующего свидетеля, мастера фирмы по ремонту жилых домов, однако до меня подсознательно дошло, что та самая часть балюстрады была сломана еще в четверг: они собирались заменить ее. Между ним и коронером возник небольшой спор относительно возможности того, что причиной пожара послужила неосторожность кого-то из рабочих. Потом вызвали слугу Эллиота, но он мало что прояснил. Он ушел из дома в половине четвертого, будучи уверенным, что мистер Мортон вскоре уедет. Перед уходом он лично отнес вещи мистера Мортона в машину.

Больше я не стал слушать.

Глава XIV

Когда мы пустились в обратный путь, пошел дождь.

— Ну, и каков же вердикт? — спросил Майкл.

— Обыкновенный, что ты хочешь — смерть от несчастного случая.

— Всплыло что-нибудь особенное?

— Нет. Часть балюстрады на галерее была выломана еще в четверг. Но это не дает ответа на вопрос: упал он или спрыгнул.

— Ты разговаривал с кем-нибудь из Мортонов?

— Нет.

Какое-то время мы ехали молча. Майкл заговорил первым:

— Ущерб оказался меньше, чем я ожидал. Старая часть дома почти не пострадала — там повсюду камень. Конюшня не слишком близко примыкает к дому, а часть кухонных помещений уцелела из-за благоприятного направления ветра. Из всего этого можно соорудить небольшой дом — если подремонтировать.

— А сторожка?

— В полном порядке.

— Она по-прежнему необитаема?

— Да. Там как раз должны были поселиться новые жильцы. Они собирались выехать на прошлой неделе, но молодая миссис Мортон попросила подождать до их возвращения.

Вот как?!

— Что с обстановкой?

— Все ценное сгорело. От мебели остались одни головешки. Укажешь в отчете…

— Слушай, Майкл, я хочу просить тебя, чтобы ты сам составил отчет, он бросил на меня вопросительный взгляд. — Ты ведь уже начал эту работу; будет лучше, если ты ее и закончишь. Я был другом семьи и не хочу, чтобы кто-нибудь заподозрил меня в необъективности.

— Брось. Они же не требуют новый каминный коврик из-за того, что кто-то прожег дырочку окурком. Ущерб налицо. Пусть это будет нашим отчетом — то есть нашей фирмы. Какая разница, кто напишет? Я просто хотел сказать…

Он ударился в какие-то тонкости, но я не вникал. Вот бы сейчас сказать: ”Слушай, Майкл, я симулировал травму, чтобы оттянуть момент решения. Дальше откладывать нельзя…”

Но у Сары все еще есть шанс. Даже несмотря на то, что она лгала на дознании. Лгала мне…

— Да ты не слушаешь?

— Извини.

— Ничего. Неважно.

— Продолжай, пожалуйста.

Но Майкл молчал. Когда мы остановились перед первым светофором, я сам открыл рот:

— Майкл…

— Да?

Но я так и не отважился. Какой смысл? Мне вдруг стало ясно: я уже сделал свой выбор — в ту ночь. Обратной дороги нет.

— Что ты хотел сказать?

— Как ты думаешь, что они теперь будут делать?

— Кто — Мортоны? Снимут за бешеные деньги какую-нибудь виллу. В наши дни мало радости — остаться без крова. Если бы еще сгорел только один дом…

— Теперь все унаследует его жена?

Майкл нахмурился: прямо у нас перед носом вынырнул лихой мотоциклист.

— Нет. В данном случае мы имеем дело с майоратом. В завещании отца Трейси сделана оговорка, что усадьба наследуется без права отчуждения. После смерти нынешнего хозяина она должна отойти к его детям, а раз их нет, к его младшему брату Виктору. Страховой суммой будут распоряжаться попечители; они обязаны положить ее в банк и выплачивать Виктору проценты.

— То есть Трейси не мог бы продать дом, даже если бы захотел?

— Совершенно верно. Что же касается страховки за имущество, то эта сумма будет полностью выплачена его вдове, а это — немалые деньги.

— Да, — тихо подтвердил я. — Это немалые деньги. Кто должен выплатить премию со страховой суммы за дом?

— Тот, кто наследует. Сомнительная привилегия.

Мы еще несколько миль проехали молча. Я думал: это многое объясняет…

— Знаешь, я думаю, что миссис Мортон недолго будет оставаться вдовой.

— Почему?

Его немного удивил мой тон.

— Если, конечно, она сама того пожелает… Не знаю, был ли Мортон богат, но состоятелен — наверняка. С ее красотой да состоянием…

— Наверное, ты прав, — ответил я, поворачивая нож в ране.

* * *

Вечером я написал матери Трейси. По крайней мере, с ней мне не нужно было лукавить: каждое слово шло от души. Через пару дней пришел ответ — письмо, а не открытка, — с изъявлениями признательности. При виде почтового штемпеля я вздрогнул: вдруг это от Сары? Нет…

Званый ужин, на который Майкл так настойчиво меня приглашал, раз в год устраивался для членов Ассоциации. Я впервые присутствовал на этом мероприятии и, конечно, учитывая мое тогдашнее состояние, предпочел бы уклониться. Местом действия был выбран отель на Парк-Лейн. Аберкромби заказали стол на двенадцать человек. В нашу компанию входили двое маклеров и один попечитель с женами, а также генеральный директор страховой компании. Представители разных фирм расположились за отдельными столиками, пригласив своих постоянных и наиболее уважаемых клиентов. На самом видном месте поставили длинный стол, за которым восседали шишки: председатель компании ”Ллойд”, глава Британской страховой ассоциации и шеф Лондонской службы по спасению имущества.

Недалеко от меня за нашим столиком сидел молодой, симпатичный страховой агент Чарльз Робинсон, с которым я консультировался, ведя дело Хайбери, а одним из маклеров был Фред Макдональд. Вот уж без кого я бы точно обошелся!

Президент Ассоциации страховых компаний в своей речи сделал упор на том, что Страхование (с большой буквы) держится на Доверии. Без Доверия вся система рассыпалась бы, словно карточный домик. Наш девиз, — вещал он, — ”Честность и беспристрастность”. Мы — самая молодая и пока что насчитывающая не слишком много членов организация в Объединенном Королевстве, но этот костяк из двухсот человек — цвет профессии, элита, хранящая ее дух и созидающая славное грядущее. Он уверен: каждый из нас свято блюдет честь мундира и хранит верность вышеозначенным принципам.

Во время этой речи я то и дело поглядывал на мистера Аберкромби и всякий раз убеждался в том, что он не просто слушает, но и впитывает каждое слово. Не нужно было обладать богатым воображением, чтобы понять, насколько близко это его касается и как, должно быть, больно ему было в период между войнами видеть, как разные выскочки и проныры делали вид, будто исповедуют те же принципы, а на самом деле лишь компрометировали общее дело. Как он радовался шагам, направленным на возрождение высокого статуса своей профессии, стремлению всевозможными гарантиями оградить ее от скверны, проникающей извне. Увы! Что стало бы с ним, если бы он узнал, что сам пригрел на груди змею и предатель скрывается в лоне его собственной фирмы?

Фред Макдональд сидел на противоположном конце стола, так что мы еле обменялись парой фраз; однако позднее он подошел ко мне с вопросом:

— О чем на этот раз гадаете с зеркалом?

— А что? Ищете козыри в рукаве?

Рядом стоял Чарльз Робинсон, и Макдональд счел целесообразным пояснить:

— Неделю назад этот молодой человек приходит ко мне в офис и интересуется, на какую сумму застрахован Ловис-Мейнор, графство Кент. А через несколько дней там вспыхивает пожар. Неудивительно, что я спрашиваю.

— Это уже не козыри в рукаве, — засмеялся Чарльз. — Больше смахивает на поджог.

— Точно, — подтвердил я. — В этих старых домах только поднеси спичку! Однако, надеюсь, вам не жалко, если бы вы поделились со мной секретом, как это делается.

— Ага! — воскликнул Чарльз и повернулся ко мне. — Значит, он все-таки ищет козыри в рукаве!

Со стороны Чарльза это была всего лишь дружеская шутка, безо всякой задней мысли. А вот Макдональд явно прятал камень за пазухой.

Начали танцевать. Я извинился и, сославшись на больную ногу, отправился домой. А утром увидел на коврике возле двери конверт. Я сразу догадался, от кого это.


”Дорогой Оливер.

Мать Трейси показала мне ваше письмо. Очень любезно с вашей стороны — подумать о ней в это тяжкое время. Я видела вас на дознании и была удивлена, что вы потом не подошли. Виктор оказал нам неоценимую помощь, но и ваши совет или компания, если бы вы выбрали время, были бы приняты с благодарностью.

Надеюсь, ваша нога поправляется?

Сара”.


Какое разочарование!

Это было странное письмо — отнюдь не письмо человека с чистой совестью. Напротив, так могла писать участница преступления, рассчитывая с моей помощью замести следы.

Я не поехал. Даже не ответил на письмо. И не явился на похороны.

Один за другим пролетали дни. Мортоны предъявили два отдельных иска: за дом и все остальное имущество. Виктор Мортон взял это на себя и поручил специальному агенту представлять их интересы. Я попросил Майкла довести это дело до конца, а сам с головой ушел в другую работу. Наконец суммы и содержание исковых заявлений были согласованы. Вплоть до этого момента Сара еще могла отступить. Я до самого конца не терял надежды.

Ближе к осени Майкл начал ворчать:

— Послушай, старина, нас ведь трое. Ничего, что один староват, а второй хочет специализироваться на определенных видах страхования, — тебе вовсе не обязательно взваливать все на себя и работать по двадцать четыре часа в сутки. Знаменитый натиск Бранвелла тоже хорош в меру. Отдохни. Возьми выходной. Ты же хочешь, чтобы тебя хватило еще на какое-то время?

— Я в полном порядке.

— Не думаю. Ты только посмотри на себя в зеркало. У тебя такой вид, словно ты целыми днями работаешь при искусственном освещении и проводишь уик-энды в угольном забое.