Но Трикси была где-то здесь, внизу. Ее заперли в одной из комнат. Я определил это по характеру тявканья. Она вдруг затихла, и дом погрузился в тишину. Ступая тяжело, словно к каждой ноге было привязано по свинцовому ядру, я поднялся наверх. Никогда еще мне не было так страшно.

Я повернул ручку и вошел внутрь.

Судя по балкам и форме окон, это была древнейшая часть дома. Теперь ею пользовались как гостиной. В камине горел огонь. Я увидел радиоприемник и разбросанные по полу газеты и диванные подушки. В комнате никого не было, но из нее вела дверь в другую, слабо освещенную комнату. Дверь оказалась приоткрытой. Можно было различить стул, угол кровати…

Сначала я принял это за потрескиванье поленьев в очаге, но потом понял: это не так. Я снова слышал его прерывистое дыхание!

В углу за дверью стояла увесистая палка. Я схватил ее потной рукой и ринулся в ту, другую, комнату. Не думаю, что я собирался нападать, — скорее, обороняться от неведомого.

— Кто там? — спросила Сара.

Итак, она вернулась к нему — может быть, даже с радостью. Новая любовь отброшена и забыта. Я так и знал. Все это время в недрах моего существа гнездились сомнения.

Я сделал несколько шагов вперед и увидел Сару стоящей подле кровати. Рядом в кресле сидела пожилая женщина. Свет шел от лампочки под абажуром; предметы мебели отбрасывали длинные тени. Охваченный ужасом, я резко обернулся. Никого.

* * *

— Оливер! — воскликнула Сара. — Откуда ты… Мы не знали…

— Вы как раз вовремя, — произнесла старуха, сидевшая в кресле. Это была миссис Мортон.

— А где же… — начал я и запнулся, увидев, что Сара предостерегающе подняла руку.

— Ваша жена, — сказала миссис Мортон, — вот уже два часа подряд меня терроризирует… уговаривает… диктует условия…

— Ах нет, дорогая, — мягко возразила Сара. — Не нужно так. Уговариваю — да. Я уверена: в конце концов вы и сами посмотрите на вещи моими глазами. Мы обе знаем, что такое верность.

Задыхался не кто иной, как миссис Мортон. Я долго не мог оторвать от нее взгляд, но в конце концов перевел его на Сару. Никогда я не видел ее такой измученной. Волосы слиплись. На лбу — испарина…

— Верность, — начала миссис Мортон и зашлась в кашле. Ей потребовалась добрая минута, чтобы справиться с приступом. — Верность проявляется не только в поступках, но и в помыслах. С тех пор, как этот человек появился в нашем доме, ты начала делить себя. Не поддержала Трейси, когда он особенно в этом нуждался. Я знаю: измены не было. Но ты лишила его своей нежности и доверия. Если бы не это, катастрофы могло не быть.

— Доверие, — с горечью произнесла Сара. — Где было его доверие еще до появления Оливера? Вы проснулись и первой почуяли дым, подняли тревогу, что-то заподозрили, разругались с Трейси, а для меня выдвинули какое-то фальшивое объяснение. Где было его доверие ко мне, когда он готовился к поджогу, а меня выставлял дурочкой, — или ваше, когда вы обо всем догадались, но скрыли от меня истину? Все это произошло еще до того, как Оливер переступил порог этого дома! И…

— Хватит, Сара, остановимся здесь. Он все-таки был моим сыном. Я не могла открыть тебе правду… и не могла давить на него, чтобы он сделал это. У меня теплилась надежда… — миссис Мортон глубоко вздохнула и поднялась на ноги. — Ну, ладно. Не стоит повторяться. Я ухожу.

Только тогда я заметил, что она превратилась в настоящую развалину. Волосы поседели и потускнели, как у глубокой старухи. От нее остались только кожа да кости. Каждый вдох и выдох давался ей с огромным трудом.

— Миссис Мортон…

Сара сделала мне знак, чтобы я молчал, но старая дама обернулась.

— Вы явились к концу сражения, мистер Бранвелл. Сара отчаянно сражалась за вас — и только за вас. Больше она ни о ком не думала. Я же устала от борьбы… и проиграла.

Вот когда я испытал невероятное облегчение — словно жизнь вернулась ко мне. Жизнь и надежда. Я все еще боялся верить и, глядя на Сару, пытался угадать, что же происходило здесь в эти два часа. Ноги сделались ватными.

— Я пыталась объяснить миссис Мортон, — сказала Сара, — что мы пережили с тех пор, как она прислала перстень Трейси; как одни неприятности наслаивались на другие — в результате твоя карьера висит на волоске и тебя вот-вот арестуют. Пыталась доказать, что я была честна перед Трейси и мы приложим все усилия, чтобы по возможности защитить его доброе имя. Что и пыталась сделать сама — с самого начала.

— Вы были в доме перед пожаром?!

Миссис Мортон выдержала мой взгляд.

— Я и только я виновата во всем.

— Нет-нет, — вмешалась Сара. — Это неправда, и вы это знаете. Произошел несчастный случай. Чистое невезение.

— Но что случилось? — спросил я. — Как вы здесь очутились? Не могу поверить…

Очевидно, ее тронуло мое искреннее огорчение. Выражение ее лица немного смягчилось.

— Когда все будет кончено, Сара, можешь ему рассказать.

— Нет! Вы сделаете это сами — прямо сейчас.

Миссис Мортон оперлась на кровать.

— Ты уже добилась всего, чего хотела. Что тебе еще нужно?

— Прошу вас! — воскликнула Сара. — Раз уж Оливер здесь… Он всегда вам нравился. Расскажите ему!

— Он и так знает все, что нужно. Будьте добры, мистер Бранвелл, передайте мне мою палку.

Я выполнил ее просьбу, но не перестал тупо смотреть на нее.

— Куда же вы?

— В Лондон. Сара хочет, чтобы я явилась с повинной.

Старуха вышла. Сара хотела подойти ко мне, но вдруг споткнулась. Я поймал ее за руку.

— Сара, любимая!

Она покачала головой.

— Не сейчас. Я в полном порядке.

Миссис Мортон ждала нас у второй двери.

— Что еще ты хочешь, чтобы я ему открыла?

— Как мое письмо погнало вас сюда перед пожаром. Да, Оливер, в четверг я написала ей, что мы уезжаем. Я не имела ни о чем ни малейшего понятия. Не знала, что Трейси скрыл от нее наш отъезд. И у нее зародились подозрения. Впервые она почуяла неладное после первого пожара и с тех пор с тревогой ждала, что Трейси повторит свою попытку. Поэтому в субботу она приехала сюда около семи. Трейси как раз собирался уезжать.

Сара неожиданно смолкла. Миссис Мортон была так худа, так выпирали кости у нее на лице, что в нем не осталось ничего женского. Впрочем, она сохранила свой аристократизм, чувство собственного достоинства и жесткий, отстраненный взгляд — точно маска смерти.

Она сама перехватила нить разговора.

— Когда я приехала, Трейси надевал пальто, собираясь идти в бывшую конюшню за машиной. Я сразу угадала правду по выражению его лица и сказала, что хочу пожить здесь пару дней. Он начал уверять меня, что это невозможно: в доме нет слуг, нет еды… Я возразила, что вызову Эллиота, — он живет в четырех милях отсюда. Скрывая нетерпение, Трейси пытался переубедить меня, даже сделал вид, что пошел звонить Эллиоту, а когда вернулся, сказал, будто тот отказался прийти. Это была ложь: Эллиот никогда ни в чем мне не отказывал. Мы проспорили больше часа. Я поднялась в свою спальню, Трейси — за мной. Он настаивал, чтобы я ехала вместе с ним в Йоркшир. Говорил, что я выжила из ума, если готова рисковать здоровьем из-за глупой прихоти. Я возразила: моя прихоть состоит в том, что я подозреваю его в преступном намерении поджечь дом. Тогда он потерял контроль над собой, выкрикнул… дикие, непростительные вещи… уверял, что дело уже сделано, фитили подожжены и очень скоро… Наверное, он думал, что это на меня подействует, но я не поверила, решила, что он просто пугает. Разъяренный, он бросился в свою спальню, начал срывать занавески, вытаскивать из ящиков постельное белье… Я пришла в неменьшую ярость и стала хватать его за руки… Я довольно сильна… была сильна… и у меня стальная воля. Завязалась борьба. Мы оба упали: Трейси внизу, а я наверху… — миссис Мортон остановилась, чтобы перевести дух. Она рассказывала так, словно это больше не имело к ней отношения. — Я потеряла сознание, а когда очнулась, уже стемнело. Электричество было отключено. Я повредила руку; с трудом поплелась в кухню устранить неисправность на распределительном щитке. В этот момент вы позвонили у двери… Единственное, о чем я жалею, это что не осталась и не сгорела в огне.

Я прокашлялся.

— А потом?

— Разве это имеет значение?

— Вы повредили руку…

— Я пошла к Эллиоту, он ее забинтовал. Там я провела ночь.

— Что вы ему сказали?

— Правду.

С минуту мы все трое молчали. Я посмотрел на Сару. В этот вечер она была воплощением мужества.

Я обратился к миссис Мортон:

— Как бы я хотел, чтобы на вашем месте был кто-нибудь другой! Все равно, кто.

Она повернулась и начала медленно спускаться по лестнице.

Глава XXIX

Я машинально забрался в свой автомобиль, развернулся и подъехал к тому месту, где раньше было парадное.

Сейчас, задним числом, я понимаю, что мне следовало быть умнее и предвидеть, что все не может быть так просто; следовало взять на себя ответственность. Возможно, тогда мы избежали бы катастрофы. Но у меня не было времени подвергать текст пьесы сомнению: когда я приехал, спектакль уже шел полным ходом. Мною владело одно-единственное чувство облегчения от того, что самое страшное, чего я так боялся, не случилось. Как будто побывал на приеме у врача с Харли-стрит и возвращаюсь с подаренной жизнью в кармане.

Они ждали меня под моросящим дождем. Трикси радостно повизгивала и виляла хвостиком. В сумерках лицо миссис Мортон выглядело совершенно изможденным, словно рок отметил его своей печатью. Я открыл перед ней дверцу; с минуту она колебалась — стояла, тяжело опершись на палку, и сверлила меня взглядом.

— Мы — древний род, мистер Бранвелл, — неожиданно выговорила она. — Все шесть веков мы не отличались ничем, кроме определенных норм поведения, которые бережно культивировались и передавались из поколения в поколение. Мы с поразительным упорством хранили верность этим высоким принципам. Такой род — все равно что столетний дуб, имеющий ценность сам по себе; она неотъемлема от него и не сводится к сумме ценностей отдельных его частей. Даже сейчас честь и достоинство кое-что да значат; их-то я и пыталась спасти. Прежде чем меня осудить, вспомните об этом.

Она забралась на заднее сиденье. Сара хотела сесть там же, но миссис Мортон замахала рукой, и Сара подчинилась — села рядом со мной.

Трикси свернулась калачиком возле старой хозяйки.

Я не сразу завел мотор. Помолчав немного, спросил Сару:

— Как ты обо всем догадалась?

— Генри Дэйн упомянул о затрудненном дыхании. Жаль, что ты мне раньше не сказал… А теперь поедем.

Мы отъехали от сторожки. Сара вдруг закрыла лицо руками.

— Что с тобой?

— Ничего. Просто переволновалась.

— Остановить машину?

— Нет.

— Может, поедем в Тонбридж или Слейден?

— Нет. Миссис Мортон поставила одно-единственное условие: если ей суждено явиться в полицейский участок, то не в этих местах.

Мы проехали Слейден. Сквозь расчищаемые дворниками стекла дома в свете фар казались расплывчатыми, нереальными — частью лунного пейзажа. Я скосил глаза на сжавшуюся в комок на заднем сиденье старческую фигурку. Слышала ли она наш разговор? И, главное, что она чувствует?

— Эта астма… Раньше она не болела…

— Болела, если в пору цветения — в мае, июне — оставалась в Кенте. И только. Но с тех пор постоянно мучается: должно быть, болезнь обострилась на нервной почве. Ее отец всю жизнь страдал астмой.

На ровном шоссе я прибавил скорость. Наверное, мне передалась страсть жены к быстрой езде. Сара обернулась к свекрови.

— Вам лучше?

— Скоро все пройдет.

В это мгновение я должен был бы насторожиться. Догадаться. Предотвратить…

Сара продолжила вполголоса:

— Я обратилась к Виктору. Он сказал, что в понедельник она уехала — очевидно, по дороге наведавшись к нам и взяв Трикси. Виктор предположил, что она отправилась на остров Уайт. И тут вдруг у меня мелькнула безумная догадка. Наитие. Я добралась до Ловис-Мейнора около семи. Главным было застать ее одну.

— Как же ты…

— Сначала она все отрицала. Но я хорошо ее знала. Если бы только она поняла, что мы с тобой пережили и перечувствовали… и что все висит на волоске… Оливер, мы с ней были очень привязаны друг к другу. После нашей с тобой свадьбы мы ни разу не виделись, и у меня не было возможности объяснить… До нее все доходило в искаженном виде. Понимаешь, ей чуждо зло. Да, она послала перстень — единственный поступок, продиктованный горечью и обидой, — но в этом больше всех виноват Клайв. После смерти Трейси она иногда навещала его, а он после нашей свадьбы каких только гнусных мыслей не вкладывал ей в голову! Она не подозревала о его роли в афере, а он — о том, что она посетила Ловис-Мейнор перед пожаром. Однако он почувствовал: здесь что-то нечисто — и искусно играл на этом. Она пережила трагедию. Единственный, кого я не приняла в расчет, это Виктор.