Уинстон Грэм - Фортуна-женщина. Барьеры

* * *

Утром меня разбудил телефонный звонок. Было уже довольно поздно. Вчера вечером мы не сразу вернулись в отель. Мартин как будто задался целью воскресить воспоминания далекой юности, упрямо отказываясь идти домой и слоняясь от одного места к другому, отыскивая следы былых гулянок.

В одном погребке, с вполне современной росписью на стенах, которая даже Фрейду не оставила бы простора для интерпретации, Мартин позаимствовал аккордеон и исполнил с полдюжины песен — причем не обыкновенных матросских, а две песни Шумана — ”Ты как цветок” и ”Идальго” — и несколько — Форе. Когда Мартин пел, эффект был точно такой же, как когда он улыбался: его лицо светлело и с него исчезало выражение горечи и разочарования; в такие минуты ему можно было дать лет двадцать пять, не больше. Я подумал, что это типично английский тип человека, который ведет современную партизанскую борьбу методами Ганнибала или является на низкопробную пирушку с томиком Ливия в кармане. Он казался мне классическим человеком действия, не признающим дисциплины.

Эти более поздние и более приятные впечатления несколько сгладили для меня напряжение и остроту нашего первого приключения; его масштаб в моем восприятии уменьшился, и когда я добрался наконец до постели, то моментально уснул и проспал несколько часов. Меня разбудил телефонный звонок.

Я снял трубку.

— Мистер Тернер?

— Да?

— Это инспектор Толен. Доброе утро. Я не знал, что вы уже в Голландии. Когда вы приехали?

— Только вчера. Могу я как-нибудь навестить вас?

— Да, разумеется. Я как раз это и собирался предложить. Полковник Пауэлл предупредил меня о вашем приезде.

— Неужели?..

Голос в трубке продолжал:

— Может быть, сегодня? Дайте подумать… Вечером я буду занят. Вас устроит обеденное время?

— Да, благодарю вас.

— В час в Американском отеле?.. Отлично. Вы придете один?

Я замешкался.

— Нет. Со мной капитан третьего ранга Коксон. Вы знакомы?

— Нет. Но вы можете смело приводить его с собой. Разумеется, если вам этого хочется.

Через десять минут появился Мартин и присел ко мне на кровать.

— Вы еще не завтракали?

— Нет.

— Уже почти половина десятого. Я с шести на ногах.

— Что, была необходимость?

— Всего-навсего привычка. Я всегда мало сплю.

— Вы вчера нарочно меня спаивали?

Он улыбнулся. Затем знакомым жестом растопырил два пальца буквой ”V” и откинул назад прядь волос со лба.

— Нет. Но после похода в ”Барьеры” вы были так взвинчены, что я подумал: неплохо бы снять напряжение. Вот и прибегнул к единственно доступному способу.

— Спасибо. Он подействовал:

Я рассказал о звонке Толена. Мартин нахмурился.

— Черт бы его побрал. Я как раз напал на след человека, который мог бы нам помочь. Но если он узнает, что мы связались с полицией… Вы приняли приглашение за нас обоих?

— Думаю, Толен и так знал, что со мной друг, — или вот-вот узнал бы.

— Да я пойду, пойду. Мне самому интересно, что он скажет.

Инспектор Толен стряхнул пепел с сигары, и вокруг стола поплыл сизый дымок.

— Жалко, что вы не обратились ко мне сразу же по приезде, мистер Тернер. Ваша вчерашняя вылазка была не очень-то мудрым шагом. Хорошо, что все благополучно кончилось.

— Если вы считаете, что вчера мы подвергали себя опасности, — сказал я Толену, — почему вы уверены, что в случае с братом не было чьего-то злого умысла?

— Злой умысел оставляет следы. Я покажу вам медицинское свидетельство.

— Не было ли других свидетелей, кроме Гермины Маас? В подобных местах…

— Как раз в подобных местах обычно и не бывает свидетелей. Все дружно уверяют, что у них были спущены жалюзи. Но мы продолжаем поиски.

В разговор вмешался Вам Ренкум:

— Мистер Тернер, ваш брат не был подвержен депрессии, приступам нервного истощения? Не принимал ли какие-нибудь стимулирующие средства или, наоборот, транквилизаторы? Например, в наши дни фенобарбитон считается панацеей от всех болезней. Его прописывают всем подряд: Тому, Дику, Гарри… и его легко достать.

— Брат не был ни алкоголиком, ни наркоманом, если вы это имеете в виду.

— Нет, я имею в виду совсем другое. Дело в том, что как раз самые блестящие люди уязвимее других. В случае с барбитуратами опасность заключается в том, что они приводят к потере памяти, а это в свою очередь чревато приемом чрезмерных доз.

Я все еще не мог привыкнуть к мысли, что приглашен на обед в один из лучших амстердамских отелей — и не кем-нибудь, а инспектором полиции.

В Англии такие вещи немыслимы. Может быть, здесь тоже — просто сыграли роль чрезвычайные обстоятельства, а именно непостижимая смерть Гревила Тернера, который пользовался в этой стране величайшим авторитетом. Возможно, это же лежало в основе поведения Ван Ренкума, высокопоставленного чиновника, даже чище меня говорившего по-английски и, кажется, присутствовавшего на обеде не в своем официальном качестве.

Мартин молча выпил четвертый бокал. Его красивое бледное лицо было непроницаемо; он замкнулся в себе.

Мы уже разделались с таким количеством еды, которого хватило бы на восьмерых. Заливное из цыпленка с трюфелями и стручками красного перца; бифштексы и гусиная печенка… Толен с невероятной скоростью поглощал блюдо за блюдом, затягиваясь перед каждой отправляемой в рот порцией, так что под конец у него отовсюду шел дым: из ноздрей, рта, ушей и даже, представьте себе, из карманов.

Я возобновил прерванный разговор:

— О Бекингеме ничего не слышно?

— Мы связались с Джакартой, но полноценное сотрудничество с тамошними коллегами сильно затруднено, — Толен замялся и бросил нерешительный взгляд на своего спутника.

Ван Ренкум нахмурился и опустил глаза, как бы затем, чтобы проверить запонку.

— Инспектор Толен имеет в виду, что отношения между нашими странами оставляют желать лучшего, — пояснил он. — Наши восточные колонии вырвали свою независимость в тот момент, когда мы после войны находились в состоянии разрухи. Поспешное признание их суверенитета со стороны Объединенных Наций явилось большой ошибкой, так как они не были к нему готовы. Пустите ребенка, не умеющего ходить, на пол и уберите помочи — он тотчас упадет. Вот и они упали — прямо в объятия коммунистов. Индонезийцы сознают, что мы предоставили им свободу не по доброй воле, а под давлением обстоятельств. Поэтому, когда мы обращаемся к ним за содействием в международных делах, они не всегда его оказывают.

Толен энергично кивнул.

— Но я послал туда одного из моих людей, чтобы он лично разобрался на месте. Завтра мы ждем его обратно.

Мартин в первый раз за все время открыл рот.

— Мы и так многое знаем о пребывании Бекингема на Яве. Нас должно интересовать, где он находится в настоящее время.

— Конечно, но в работе следователя исключительно важно представлять, что происходило ранее: прошлое помогает понять настоящее и предугадать дальнейшие шаги преступника… или подозреваемого. Мы рассчитываем на подробное — в дополнение к вашему, мистер Коксон, — описание внешности Бекингема; возможно, какие-либо особые приметы. Или вдруг удастся раздобыть фотографию. Наш человек уже сообщил кое-какие сведения по телеграфу. Например, мы знаем обстоятельства знакомства Бекингема с доктором Тернером. В последние три-четыре месяца прошлого года некое судно, а именно ”Пекин”, занималось доставкой оружия с Филиппин. На Яве есть порт, находившийся в руках организации ”Дар-уль-Ислам”. Это мусульмане, восставшие против центрального правительства. Судно принадлежало Бекингему. В феврале правительственный истребитель пробил в нем брешь, и оно было вынуждено встать на прикол. Бекингем потерял на этом все, — Толен повернул ко мне бородатое лицо. — Ваш брат был добрейшим человеком, всегда готовым прийти на помощь падшему. Он дарит Бекингему свою дружбу. У него заболевает помощник. Бекингему удается стать полезным. У него нет денег, и доктор Тернер оплачивает ему проезд на родину. Будучи проездом в Амстердаме, доктор Тернер погибает, а Бекингем улетучивается. Ни слуху, ни духу. Но, возможно, нам все же удастся разыскать его.

— А та девушка, Леони? — спросил я.

— Никакая иностранная подданная с таким именем с тех пор не пересекала границу Голландии — ни в ту, ни в другую сторону. Возможно, это уменьшительное имя. Конечно, если она голландка, это меняет дело. Мы навели справки среди друзей и знакомых доктора Тернера, но пока эти расспросы не дали результатов.

Принесли сыр. Я надкусил и сдался; остальная троица держалась до победного.

— И вот что, мистер Тернер, — обратился ко мне Ван Ренкум. — Скажите, как далеко ваш брат продвинулся в своих ядерных исследованиях? Я не могу утверждать наверняка, но в наше время чего только не случается. То дипломат исчезнет, то лучший друг перебежит к русским…

— Он бросил их двенадцать лет назад. Все его познания в этой области относятся к доисторическому периоду. Но, конечно, его блестящий мозг мог представлять ценность для любого государства, на которое он изъявил бы желание работать.

— Вот я и думаю, — сказал Ван Ренкум, — может, на него было оказано давление с целью заставить совершить действия, несовместимые с его принципами?

Мартин взял предложенную ему Ван Ренкумом сигару.

— Вам известен субъект по имени Джоденбри?

Оба голландца переглянулись.

— Тот, что обитает на Удекерксплейн? Вчера вечером вы его видели?

— Да.

— Скверный тип. Терроризирует весь район. Не связывайтесь и не принимайте от него помощи.

— Я бы не сказал, что он был склонен оказать нам помощь.

— Завтра, — сказал Толен, — вы сможете встретиться с моим сотрудником из Джакарты. Я также предоставлю в ваше распоряжение все имеющиеся у нас материалы. И позабочусь о переводчике.

Мартин продолжал упорствовать:

— Как все-таки насчет Джоденбри? Вы его допросили?

— Да. Но он, конечно, заручился свидетелями, которые подтвердили его алиби в тот вечер.

— Разумеется, ложное.

— Не обязательно. Но в любом случае это трудно опровергнуть.

— На какие средства он живет? Собирает дань с девушек?

— Он владеет недвижимостью.

Мартин закурил сигару, нетерпеливо чиркнув спичкой.

— Я, как вы знаете, всего лишь сторонний наблюдатель, пытающийся оказать посильную помощь мистеру Тернеру. У меня нет личной заинтересованности в этом деле. Но чем дальше мы углубляемся в дебри, тем больше я недоумеваю. Если бы Гревил Тернер застрелился в своем номере в отеле… тогда можно было бы говорить о самоубийстве. Но место и способ были выбраны по меньшей мере странно. Наложить на себя руки — в таком районе? Среди таких типов, как Джоденбри? Полагаю, гибель Тернера была лишь обставлена как самоубийство. На самом деле он был убит — по неизвестной пока причине. Если бы та женщина случайно не увидела и не вызвала полицию, он так и канул бы без следа. А через несколько недель был бы найден труп и его объявили бы погибшим в результате несчастного случая.

— Но согласно утверждениям Гермины Маас….

— У нее хватило глупости болтать, когда все прочие держали язык за зубами. Но потом она спохватилась и состряпала версию о самоубийстве. Даже теперь она дрожит за свою жизнь.

— А найденное при нем письмо?

— Оно может не иметь отношения к делу.

— А отсутствие следов насилия? — холодно осведомился Ван Ренкум.

— Бог знает… Бог знает… Может, его долго держали под водой. Мало ли способов убить человека так, чтобы ввести в заблуждение патологоанатома?

За окном солнечные лучи отражались в воде канала.

Толен сказал:

— Нельзя исключить и такую версию. Я лично не разделяю вашего мнения, но — возможно. А пока должен предупредить: если и дальше вы будете действовать на свой страх и риск, это чревато осложнениями, а возможно, даже опасностью для жизни. Вы меня понимаете?

— О да.

— Я был бы вам чрезвычайно признателен, если бы вы пообещали ничего не предпринимать.

Я взглянул на него в упор.

— Не могу дать такое обещание.

Толен так же пристально смотрел на меня, словно что-то взвешивая в уме.

— Очень жаль, мистер Тернер.

— Я не хочу нарываться на неприятности. Но… мое время ограничено. Я должен использовать его с максимальным эффектом.