Вернувшись в отель, я немного поболтал с помощницей управляющего. Теперь, когда ее первоначальное сопротивление было сломлено, она была непрочь посудачить. Как выяснилось, мадам Вебер — популярная на острове личность, меценатка, оказывающая поддержку местным художникам. Потом я битый час трудился над расшифровкой первых страниц делового дневника Гревила. На пятой странице мне впервые попалось упоминание о Бекингеме.

”В этой местности власти почти не существует. Плантаторы не живут постоянно в своих поместьях, а лишь раз в неделю, в сопровождении охраны, наезжают посмотреть, как идут дела. Ночью даже индонезийцы не осмеливаются выходить из дома из страха перед бандитами. Тысячи каучуковых деревьев спилены на дрова. Ничего удивительного, что мы подверглись нападению. Бекингем прогнал их, дав волю агрессивности, которую считает естественной. По его словам, цивилизация, какой мы ее знаем, есть замороженное состояние общества, способствующее сохранению всего устаревшего, отжившего и препятствующее подлинному прогрессу, который существует лишь в форме постоянного движения и перетекания одного в другое. У нас вошло в привычку с наступлением темноты вести долгие, мирные споры. Мы решили проверить его выводы насчет останков древних ископаемых в русле реки близ Уртини, так что завтра выезжаем из Джандови. Он весьма подкован в археологии и проявляет немалый интерес — готов слушать меня ночами, — но я не уверен в нем как в практике. Ну, да в четверг увидим”.

Следующей записи был предпослан заголовок: ”Уртини”. ”Эта местность не слишком отличается от древних террас Соло, ниже первичных раскопок близ Тринила. Это сходство обнадеживает, несмотря на то, что все найденное до сих пор несомненно относится к Плейстоценской эпохе и, возможно, Шелльской культуре. Вчерашние два зуба сохранились недостаточно хорошо, чтобы можно было с уверенностью судить об их природе. Увеличение полости пульпы налицо, но важно знать поперечный диаметр. Не думаю, что Пангкал прав, заявляя об их принадлежности орангутангу.

Возможно, мы задержимся здесь еще на несколько недель. Бекингем оказался исключительно ценным помощником. Это разносторонний человек со множеством талантов. Его жизненная философия эксцентрична и деструктивна. И то, и другое есть несомненные признаки нашей эпохи, но у него они гипертрофированы, находятся за пределами допустимого — во всяком случае, с моей точки зрения. Досадно обнаружить эти качества в столь одаренном человеке — и у своего порога”.

Я быстро пробежал глазами следующие несколько страниц, ища знакомую фамилию, но она не попадалась. Тогда я вернулся к тому месту, где остановился ранее, и продолжил расшифровку.

Следующий день был одним из тех ослепительно ясных дней, когда Италия является во всем блеске, словно заново родившись на свет. Все вокруг дышит покоем и невинностью, особенно утром. Позднее легкий ветерок или облачко разрушат это впечатление, но поутру об этом как-то не думаешь.

У меня не было ни малейшего представления об образе жизни обитателей виллы ”Атрани”, но я примерно догадывался, что люди обычно делают в такие дни, как этот. Поэтому после завтрака отправился на оживленную площадь, купил купальные трусы и веревочные сандалии и сел в автобус, едущий к морю.

Там я первым делом искупался в прохладной, бодрящей воде, а затем взял напрокат каноэ и поплыл вдоль берега, сплошь утыканного маленькими пляжами. Естественно, я старался держаться ближе к берегу. На самом западном и самом чистом пляже мое внимание привлекли четверо, лежащие на песке и как будто похожие на обитателей виллы. Я долго дрейфовал меж двумя скалами, пока не заметил, что люди на пляже зашевелились, и не узнал смуглого с крючковатым носом и миссис Винтер.

Я развернул каноэ и поплыл прочь. В это время в залив вошла роскошная моторная яхта. Когда она приблизилась к берегу, Леони Винтер помахала рукой. У штурвала стоял вчерашний человек в парусиновой куртке. Сойдя на берег, я занял позицию между купальщиками и шоссе. Чем бы они ни добирались, им не миновать этого места.

Наступил полдень. Я курил и загорал у воды. На берегу было не особенно много народу, и, конечно, во мне можно было безошибочно распознать новичка.

Без двадцати час обе девушки прошли мимо меня, а мужчины остались на пляже. Люди спешили к автобусу, который должен был прибыть через пять минут. Девушки встали в очередь; я, естественно, тоже. Вот когда я смог хорошенько рассмотреть Леони Винтер! На ней были голубая полотняная блузка, такие же шорты с белыми лампасами и красные босоножки.

В Италии не признают очередей. Принятая во всем мире аксиома: кто первым пришел, того и обслужат первым, — не вяжется с кипучим темпераментом местных жителей. Поэтому, когда подошел автобус, началась давка, а так как я сосредоточил все усилия на том, чтобы не упустить девушек, то мне и не досталось места. Зато я смог встать рядом и даже навис над ними, после того как какая-то высокая итальянка мало того что навалилась на меня, так еще и саданула локтем под ребро.

Спутница миссис Винтер с американским акцентом повествовала с том, как подвигается ее роман с каким-то Николо. Леони Винтер рассеянно кивала белокурой головой. Ее короткие волосы были растрепаны, но стрижку явно делал первоклассный мастер. Ее ноги позолотило солнце; крохотные, заметные лишь в ярких солнечных лучах волоски образовали вокруг этих, по правде сказать, очень красивых ног золотистый ореол.

После того как в автобус с грехом пополам втиснулись последние пассажиры и захлопнулась дверь, машина ожила. Водитель нажал на газ. На первом же крутом повороте автобус резко накренился. В руке у меня были пляжные сандалии, и, перехватывая руку, чтобы удержаться, я нечаянно капнул Леони Винтер на ногу.

Я услышал, что недавно Николо с Джейн покупали мороженое и Николо сказал: не дай Бог капнуть шоколадным мороженым на белое платье… а Джейн ответила… Леони Винтер молча отодвинулась от меня подальше. Я шевельнулся, и еще несколько капель морской воды упали ей на ногу.

— Так вот, я говорю Николо: ”Дорогой, ты просто не представляешь…”

Новый крутой поворот. Кто-то дотронулся до моей руки. Я опустил глаза и встретил дружелюбный взгляд полной девушки.

— Прошу прощения, но с ваших сандалий капает вода на ноги моей подруги.

Я посмотрел на Леони Винтер. Она старалась отодвинуться еще дальше, но у нее не получалось. На меня она даже не взглянула, и вообще ни на кого не смотрела.

— Извините, — я взял сандалии в другую руку. — Мне очень жаль.

Американка одарила меня приятной улыбкой; Леони не шевельнулась. Я вынул из кармана чистый носовой платок.

— Простите мою небрежность, — и, нагнувшись, начал вытирать им ноги Леони. Она отстранилась, но так и не подняла глаз. Я убрал платок и улыбнулся толстушке.

— Эти автобусы просто ужасны, — сказала она. — Никогда не знаешь, чего от них ждать.

— Или от пассажиров.

Девушка засмеялась.

— Что поделаешь. Приходится с этим мириться.

— Хорошо тем, у кого покладистый характер.

— Все мы со временем становимся покладистыми, — заметила американка.

— Вы давно на острове? — полюбопытствовал я.

В это время автобус резко затормозил. За поворотом образовалась пробка: двое крестьян с ослами затеяли прямо на дороге дискуссию о муниципальных выборах.

— Божья матерь! — воскликнула высокая итальянка. — Прошу прощения, синьор, это был ваш палец?

Автобус каким-то чудом прошмыгнул между двумя ослами. Нас мотало из стороны в сторону. Наконец мы остановились — в сотне ярдов от стоянки. Я увидел виллу ”Атрани”. Девушки начали пробираться к выходу.

И тут Леони Винтер в первый раз посмотрела на меня. Посмотрела — и вышла из автобуса. Зато Джейн улыбнулась и почти по-приятельски кивнула.

* * *

Во второй половине дня мне поистине улыбнулась удача. Я проходил по площади мимо банка, только что открывшегося после перерыва на обед. Возле двери, привязанные к каменному столбу, повизгивали два коричневых щенка — словно два маленьких львенка.

В банке было полно народу. Я подошел, нагнулся и, рискуя остаться без двух пальцев или без ступни, погладил одного щенка. Они казались такими милыми, эти два маленьких разбойника, и моментально со мной подружились. Скоро они уже карабкались на мои туфли и усиленно виляли хвостиками. И вдруг…

Еще не видя женщину и прежде, чем она обратилась ко мне, я уже понял, что это ее ноги и трость, и выпрямился.

— Прошу прощения. Мне показалось, что им скучно.

На вид даме было пятьдесят с небольшим; ее нельзя было назвать толстой — скорее, широкой в кости. Особенно крупными казались ее руки и ноги. Желтая даже под слоем пудры кожа свидетельствовала о неважном здоровье.

Она улыбнулась.

— Вы англичанин? Мне бы следовало догадаться по затылку. Да. Напрасно я взяла их с собой. В банке вечно проторчишь Бог знает сколько времени. Это было очень любезно со стороны джентльмена, что он поиграл с вами, мои крошки.

— Это они приняли меня в игру.

— Не люблю дрессированных собак. Всякие там прыжки через обруч или ходьба по канату. Я считаю это неприличным, — дама оглядела меня с головы до пят. — Просто терпеть не могу цирк. Вам нравятся мастифы? — Она произнесла ”местифы”.

— Одно время у меня жил мастиф.

— К сожалению, они вышли из моды. Должно быть, потому, что их трудно прокормить и они занимают много места. У вас кто был — кобель или сучка?

— Кобель.

— У меня на вилле еще два — уже взрослых. Их совершенно негде выгуливать. Остров буквально кишит приезжими. — Мы поболтали еще несколько минут; она тяжело опиралась на палку. Тем временем из банка выходили и входили люди; щенки, сцепившись в клубок, катались по земле. Наконец дама отвязала их и собралась уходить. — Мы еще увидимся, мистер… э…?

— Филип Нортон. Очень на это надеюсь.

— Рано или поздно на острове все знакомятся между собой. Это как беспроигрышная лотерея — даже не нужно жульничать. Вы надолго приехали?

— Нет, всего на недельку. Мне хочется сделать несколько этюдов.

— О! — в красных от лопнувших сосудиков глазах женщины вспыхнули искры. — Вы художник?

— В настоящее время только любитель.

— Люди приезжают и уезжают. Это очень грустно. Остров притягивает, как магнит. Вы знакомы с Лэнгдоном Уильямсом?

— Весьма поверхностно.

— Мы ждем его в конце месяца. Пейзажи. Сезанн пополам с водой. Но он ухитрился прославиться. — Она сделала шаг и остановилась. — Что вы делаете сегодня вечером? У меня на вилле соберется небольшая компания. Наверное, будет скучно — я даже забыла, кто приглашен. Но мне хочется показать вам моих местифов.

Я заверил ее, что буду счастлив познакомиться с ”местифами”.

— Осторожно, Бергдорф, ты слишком больно кусаешься. Проказничать тоже нужно в меру. Так я жду вас от шести до половины седьмого, мистер Нортон.

— К сожалению, я не знаю ни вашего имени, ни адреса.

— Мадам Вебер, вилла ”Атрани”. Это на самой окраине. Кого угодно спросите. Гарантирую настоящий английский джин.

Глава VIII

В шесть двадцать пять я вторично появился на вилле ”Атрани”. При дневном освещении стало видно, что большая часть сада заросла, но вилла в отличном состоянии. По-видимому, перед самой войной ее модернизировали и заново обставили в современном итальянском стиле, причем занимавшиеся этим люди — мебельщики и декораторы — знали, куда приложить руки. В просторной белой гостиной собралось человек двенадцать, но я сразу выделил смуглого в парусиной куртке — он, как с хорошей знакомой, беседовал с Леони Винтер.

Но, конечно, прежде всего — знакомство с собаками!

То, как ко мне отнеслись Мейси с Джимбелом, произвело на мадам Вебер сильное впечатление.

— Обычно проходит много времени, прежде чем они признают человека. Поразительно! Вермут или розовое вино? Я каждый год бросаю пить джин, как другие перестают употреблять углеводы. Местифы — надежнейшие сторожевые собаки! Вы не находите? Пусть только кто-нибудь чужой попробует залезть в дом или сад — Мейси с Джимбелом разорвут его на куски.

Я погладил Мейси по морде.

— Но они разбираются, кто свой, а кто чужой.

— О! Леони, милочка, позволь представить тебе Филипа Нортона. Это миссис Винтер. Цветет и благоухает, несмотря на свою фамилию[8]. Мистер Нортон — выдающийся художник. Он приехал на несколько дней. И тоже обожает собак. Приручил Мейси буквально с первого взгляда. А это капитан Сандберг, наш старинный и добрый друг.