Лора Флоранд - Француженки не играют по правилам

– Как ты прекрасна!

Вода стекала с его сухощавого тела, неуемного, с тугими мышцами. На его лице было дочиста выжжено все, кроме страсти.

Он повторял и повторял эти слова, будто она действительно была прекрасна. Она положила руки на его гладкие плечи.

– Перестань сдерживаться, – прошептала она. – Потеряй контроль.

Его тело сотрясалось в сильных, долгих судорогах, и он входил все глубже в нее.

– Держи меня, пока я это делаю, – прошептал он. – Не дай мне разрушиться. Не дай мне перестать сдерживаться.

Поэтому она обняла его так крепко, как только могла, чтобы удерживать его.

И он выпустил на волю всю свою необузданность.

Саммер лежала в кровати под большим пушистым полотенцем, и город казался ей совсем другим. Люк лежал сзади нее и нежно ласкал ей живот и груди, не раскрывая ее. Он уже накормил ее бананом и угостил божественным горячим шоколадом – восхитительной, упоительно сладостной, едва подслащенной темнотой, о которой она тайком часто грезила в детстве. Саммер и Люк лежали спокойно, и она удивлялась, каким на самом деле красивым был этот сверкающий, искрящийся город. Эйфелева башня за пологом дождя, который начался еще тогда, когда Саммер бегала, выглядела отчасти мечтательной, отчасти романтичной. Будто и она тоже была бы не против нагнуть свою гордую голову, свернуться калачиком и провести ночь в чьих-то объятиях. Саммер даже пожалела ее.

– Гюго рвал и метал из-за того, что ты закрываешь ресторан на два дня без его разрешения, – лениво произнес Люк.

Она так решила, поскольку упрямо намеревалась лучше быть сердитой, а не обиженной, и не взглянула на Люка.

– А ты не разозлился?

Он пожал плечами, и она почувствовала спиной, как он поерзал.

– Мне это даже понравилось. То, как ты утверждаешь себя в моей жизни. – Юмор проскользнул в его голосе, будто затаенная улыбка. – Но я и без твоей помощи отлично справляюсь с осуществлением контроля. – Его рука продолжала лениво ласкать ее, и в нем не было ни следа раздражительности. Саммер лежала тихо, с удовольствием упиваясь его уверенностью в себе. – Гюго же негодует просто из-за того, как ты обошлась с его эго. У него есть семья, и он уже берет два выходных в неделю, кроме тех случаев, когда это абсолютно невозможно. Я же никогда не был способен… перестать сдерживаться. Чрезмерно высокомерное желание контролировать ситуацию может быть одной из черт моего характера.

Может быть… Ей стало смешно.

– Ты даже не можешь назвать это недостатком?

– Это не недостаток. – Он прижался улыбающимися губами к ее шее. – Если бы это было недостатком, я бы его исправил.

Она опять рассмеялась, и желание сказать, что она любит его, опять переполнило ее. Она удержалась, боясь разрушить очарование момента, но необходимость подавлять себя всколыхнула в ней ощущение неудачи.

– Значит, я учу тебя, как позволить всему идти своим чередом?

Он крепче обнял ее.

– Нет. Спасибо, но я больше не нуждаюсь в таких уроках. Хотя два свободных дня могли бы помочь мне удержать… нечто другое в моей жизни.

Саммер уставилась на Эйфелеву башню, и ее сердце очень быстро забилось.

– До этого еще три месяца. Ален закатил скандал при мысли об отмене заказов.

– Я знаю. – Его пальцы нежно гладили ложбинку, мимоходом касаясь ее грудей. – Весна в Париже, Саммер, может быть на самом деле прекрасной. Особенно если есть с кем любоваться ею.

Она много раз видела весну в Париже, и ей всегда было интересно, как в это время года – время влюбленных – чувствуют себя те, кого любят. Ее грудь стеснилась, а глаза защипало.

Погоди-ка. Целый ресторан, наполненный восхитительными десертами для нее. Золотое сердце, тающее при прикосновении, изливающее тьму…

Ее глаза защипало сильнее, но грудь как-то странно расслабилась, и вздох, казалось, заполнил ее целиком.

– Я причиняю тебе боль? – очень тихо спросил Люк. – Когда теряю контроль?

Она поймала его руку и прижала к себе, качая головой.

– Мне это нравится. Словно я нужна тебе.

– Словно нужна мне?

Она упрямо переплела пальцы с его пальцами.

– Саммер, я не теряю контроль, чтобы доказать, как я ценю тебя. И себя тоже. Все прекрасное – результат самоконтроля.

Саммер перевернулась.

– Ты кого-то цитируешь?

– Так меня учил приемный отец. Ты используешь весь самоконтроль, чтобы произведение, над которым работаешь, имело определенную ценность, и чтобы саму твою работу тоже высоко оценивали.

Саммер возмущенно напряглась.

– Я тебе не произведение.

– Нет, я не хотел сказать, что… – Он прервался. – Но это мое произведение, Саммер. Это. – Руками он охватил ее и себя вместе. – И еще то, что я могу из этого сделать для тебя.

Раздражение и досада начали нарастать в ней.

– А у меня вообще-то есть хоть какая-нибудь роль?

– Это и есть твоя роль. Для меня ты все в этом мире.

– Я просто стала всем?

Люк как-то странно пожал плечами.

– Но ты уже совершенна.

Столько всего в их разговоре бесило ее, но ошарашило ее слово «уже», оказавшееся последней каплей. Будто он не совершенен. Лежит, весь из себя такой выкованный и красивый, и тело к него, как у неутомимого атлета.

– Люк, ты вовсе не думаешь, что я прекрасна. Ты думаешь, что я испорченная, высокомерная, назойливая и…

– …ускользающая. Я вовсе не думаю, что ты высокомерна, Саммер. Разве что в первый вечер, когда ты бросала мне деньги, но даже тогда… разве не смешно? Это только показало, как мало ты ценишь себя.

– На самом деле я себе очень даже нравлюсь, – с оттенком иронии ответила Саммер, – там, на другом краю земли.

Люк сжал зубы. Его движения были очень изящными, но он был напряжен сильнее, чем любой из ее знакомых.

Она подтянулась на его плечах, чтобы он был сверху нее, и когда он поддался, она ускользнула через подушки и изогнулась так, чтобы оказаться на нем. Он напрягся, поднимаясь с кровати.

– Расслабься. Знаешь ли, тебе не надо все время быть совершенным.

Он протестующе промычал, будто она только что сказала, что ему вообще не надо дышать. Напряжение в нем было столь велико, что, когда она коснулась пальцем его затылка, он издал такой звук, будто кто-то зацепил туго натянутую струну.

– Уступи немного. Я не собираюсь помогать тебе отжиматься в тренажерном зале. Но разреши мне управлять… тобой… нами… здесь.

Он позволил себе присесть на кровать и вытянуть ноги, но его спина продолжала упорно тянуться вверх.

– Саммер, не кажется мне это хорошей идеей. Что ты делае… – Он судорожно вздохнул, когда ее пальцы впились в тугие мышцы там, где плечи переходили в шею. – О. Ох. – Люк опустился на подушки. – Саммер.

Он внезапно закрыл лицо локтем.

Теперь его плечо поднялось. Саммер начала оттягивать его согнутую руку. Наконец он уступил. Саммер положила его руку вдоль тела, а он спрятал лицо под подушкой.

– Не могу обещать, что мой массаж будет так же хорош, как твой. Я буду исправляться по ходу дела. – Она проследила линию его мышц, изучая, как они совмещаются. Если нажать вот здесь, это снимет напряжение? Приглушенный звук раздался из-под подушки. – Скажи, если будет больно.

– Ты не сделаешь мне больно, – сказала подушка. – Это невозможно.

– Да, я так и думала, – пробормотала Саммер и, изо всех сил надавливая ладонями, как пестиком в ступке, начала медленно разминать мышцы.

– Саммер. Putain. – Его тело задрожало, выгнулось и осело. Она подняла руки. – Слишком сильно?

– Нет. Не останавливайся. Soleil. Твои руки… Меня месит солнечный свет.

Очень обрадовавшись такому образу, Саммер улучила минутку, чтобы насладиться гладкой кожей его спины, а потом опять начала разминать мышцы, надавливая сильнее.

– Я и вправду не знаю, что делаю.

– Не прекращай практиковаться, – пробормотал он. – Бернар заставлял нас по десять тысяч раз повторять, пока мы не начинали все делать правильно. А если мы уклонялись от чего-то, например, не хотели снимать парафин с горячих кастрюль, то он хватал нас за руки и силой совал в горячее всю ладонь. Так он приучал нас быть выносливыми. Я не обжигаю тебе руки? Я чувствую себя таким же горячим, как расплавленный воск.

Парафин с горячих кастрюль? Саммер скользнула рукой вниз по его руке и начала делать медленные круги по его раскрытой ладони. Ее глаза щипало. Неужели она плакса? Ей хотелось целовать его ладони, но было слишком поздно, чтобы излечить раны.

– Бернар твой приемный отец?

Он упоминал еще и мать, которая исчезла. Маленькие кусочки его жизни постепенно складывались в цельную картину.

– Ммм. Не останавливайся. Тренируйся на мне десять тысяч раз.

Она нажала ногтями, но они не были большой угрозой его мышцам.

– Пока не начну все делать правильно?

– Саммер, каждое твое прикосновение совершенно. – Он переместил подушку ровно настолько, чтобы она увидела его тайную улыбку. – Когда я делаю что-то совершенное, я не останавливаюсь. На самом деле почти всегда я обязательно должен буду сделать это еще десять тысяч раз, иногда даже за один уик-энд.

Она перенесла свой вес в него, пытаясь сильнее воздействовать на мышцы. Они были такие тугие!..

– Тебе нравится?

Он дрожал. Его ресницы опустились. Темные, прямые ресницы становились все тяжелее. Люк прекратил вздрагивать и выгибаться при каждом нажатии, и его мышцы расслабились. Он начал поддаваться, и ее руки теперь могли мягко скользить по его спине. Казалось, он спит. Не это она имела в виду, когда начала массаж, но, возможно, просто таким образом он терял контроль.

Счастье охватило ее. Она долго гладила атласную кожу его спины, наслаждаясь непринужденностью, которую дарила ему, и наконец соскользнула с него и быстро взглянула ему в лицо. Да, он спит, и тело его стало тяжелым. Она нагнулась и легонько поцеловала его расслабленную ладонь.

Вот. Наконец исполнилось ее тайное желание исцелить его старые раны. Она скользнула вверх и приткнулась рядом с ним.

Он обнял ее одной рукой, потянул под себя, перебросил через нее ногу и оперся о кровать, приподнявшись над Саммер.

– Это должно было научить нас обращаться с такими горячими вещами, – тихо продолжал Люк. – Мы чувствовали, как парафин жжет нас, но на самом деле ожогов не было. Такова была его цель.

Пальцы Саммер инстинктивно сжались, чтобы защитить ладони от такого урока.

– У тебя очень сильный материнский инстинкт, верно? – пробормотал он.

Материнский инстинкт? У нее? У Саммер Кори? Такое о себе она слышит впервые!

– Я вовсе не планировала убаюкать тебя, – возразила она.

– А я и не сплю. – Его губы сомкнулись на ее губах. В поцелуй он вложил все, что было в нем. Глаза его закрылись от удовольствия, будто она была симфонией ароматов, и обоняние шеф-кондитера не могло ими пресытиться. – Я потерялся.

Она тоже потеряла себя в поцелуе, оказавшись под его телом, как в колыбели. Даже забыла, что хотела сохранять контроль. Теперь она стремилась к тому, чтобы потеряться в Люке.

Он потерялся?

Люк запустил пальцы ей в волосы и отвел их назад так нежно, как, наверное, обращался с паутинками, которые не хотел порвать.

– Я могу целовать тебя до тех пор, пока от тебя ничего не останется, – прошептал он.

Раньше такие слова разбудили бы в ней инстинктивный страх перед тем, что она станет ничем в чьей-либо жизни. Но сейчас появилась совсем другая картина – она была золотой, сильной, источающей сияние драгоценной звездой в его руках.

– Нет, не можешь.

Его большой палец прошел по ее губам.

– Не стоит недооценивать то, как долго я могу тебя целовать.

И у нее появилась нежная улыбка, почти столь же сдержанная, как и его, но на удивление полная уверенности.

– Не стоит недооценивать то, как долго я смогу продержаться.