– Прости, – пробормотал Патрик Саре и положил что-то в раковину. Потом ушел так же вальяжно и непринужденно, как серфингист ловит волну, и в следующие шесть секунд шесть чудес невозможного совершенства и красоты непостижимым образом расцвели под его руками и были выдвинуты через проход, чтобы накормить алчущих гостей.

В раковине был нож, который она держала, когда сказала Патрику, что ненавидит его. Он вынул нож из ее руки так легко, что она даже не заметила. А все потому, что по своей глупости подумала, что он вот-вот поцелует ее.

Он и к риску получить удар ножом отнесется с такой же ленивой самоуверенностью, как и ко всему остальному.

И даже не поймет, какую рану может его поцелуй оставить кое у кого в душе.

Он ведь ничего не принимает близко к сердцу, не так ли? Или никого.

Она ненавидела его, потому что не могла делать то же самое.


Дверь открылась. Патрик поднял ресницы и усмехнулся. Адреналин ударил его мгновенно. Кожа натянулась так, что могла лопнуть в любой миг. Вся энергия напряженных нервов сконцентрировалась на добыче.

«Не показывай, что чего-то хочешь. Никогда не показывай, насколько ты этого хочешь».

Сара, укутанная в зимнее пальто и шарф, враждебно взглянула на него, и ее глаза сразу стали холодными и пустыми. Она не хотела подпускать его к себе.

Но так будет недолго. Весь его беспощадный, напористый охотничий инстинкт уже сконцентрировался на манящей цели.

Он не должен этого делать. Знает ведь, что не должен. Вся ее жизнь и мечты были втиснуты в стремление стать кондитером. Она, как и Люк, относилась к своей работе так, будто это было единственным способом остаться самой собой, хотя бы весь долбаный мир ополчился против нее. А одним из самых влиятельных людей в кухнях был Патрик. Он не должен назойливо преследовать ее. Ставить в неловкое положение. И благоволить к ней тоже не должен. Иначе у других возникнет негодование при виде несправедливой победы сексуальной привлекательности над тяжелым трудом.

Такие дела.

Отойдя от стены, он вторгся в ее личное пространство. Глаза Сары расширились, а подбородок гордо приподнялся – они больше не были коллегами по работе, но стали хищником и добычей.

И хищник, который только что грелся на солнышке, растянувшись на скале, проснулся, потянулся и приготовился издать долгий ленивый рев, который заставит вот именно эту зебру смотреть на него глазами, полными отчаяния.

– Так, – пробормотал он и, незаметно переместившись глубже в ее личное пространство, заставил ее обратить все внимание на себя. И сразу же все его тело вздрогнуло, будто от электрического разряда. – Значит, ненавидишь? Сильно сказано.

Так сильно, что его бросило в жар, а по всему телу побежали мурашки.

Он и понятия не имел, каким образом ему удалось вызвать у нее такое чувство.

Он усмехнулся, но она шла молча, крепко сжимая в руке кожаный рюкзачок.

Она двигалась быстро, но его ноги были намного длиннее. Впрочем, он привык к кухням, а там слово «быстро» имело совершенно особое значение. И ему было легко идти в ногу с ней.

– Прости, если я делал твою жизнь невыносимой, – попросил он. – Позволь мне повести тебя выпить. – «Не отвергай меня, не отвергай меня». – А знаешь, я ведь прокладывал себе путь наверх точно так же, как это делаешь сейчас ты. Поэтому могу тебе подсказать, как справляться с давлением.

Почти всю жизнь он скрывал свою суровую сущность под блеском непринужденного дружелюбия, но даже теперь иногда удивлялся, как легко ему это удавалось.

– Уже полночь, – отрезала Сара, и ее темные, немного раскосые глаза обратились к нему. – Поздновато для выпивки, тебе не кажется?

Как будто она не ходила с парнями в бар по крайней мере два раза в неделю!

– И что? Ты сможешь заснуть, если пойдешь домой прямо сейчас? Выпивка и часок отдыха в баре пойдут тебе на пользу, вот увидишь. И ты сможешь облегчить душу, ну, то есть расскажешь, почему ненавидишь меня и все такое. Мы не на работе, и завтра не будет никаких последствий, я обещаю. – «Никаких последствий завтра? Ну ты и ублюдок!» – Просто разрядим атмосферу.

«Не отвергай меня, не отвергай меня, не…»

– Я уже договорилась пойти выпить с парнями, – сказала Сара, когда дверь открылась опять и вышли Эрве и Ной. – Извини.

Невидимая рука легла на сердце и сильно сжала его. Патрик выпрямился и отстранился, усмехнувшись.

– Ладно. Значит, тебя уже пригласили. Идем к австралийцам?

* * *

– Кое-кто никак не научится прилично вести себя, – усмехнулся Эрве, когда Патрик опустился на стул между ним и Сарой. – Ты что, не можешь не флиртовать с каждой женщиной, которая входит в кухни? Или пытаешься опять заставить Люка поколотить тебя?

– Да, видно, я попал в порочный круг, – мрачно согласился Патрик, наливая пиво в стакан Сары и в то же время пытаясь вспомнить, когда это он флиртовал. Он не мог заставить свой ум заглянуть в прошлое дальше того момента, когда Сара сказала: «Я ненавижу тебя». Эти слова, выражение ее глаз, напряжение в ее теле крутились в его голове снова и снова.

Эрве фыркнул:

– Ты даже не можешь вспомнить? Флирт происходит сам собой?

Ну, да. Как еще он мог бы вводить людей в заблуждение относительно своих истинных желаний, если бы не флиртовал без разбора? Вдобавок кто-то же просто обязан оторвать их шеф-повара от поглотившей его работы и убедиться, что Люк не потеряет женщину, по которой сходит с ума, только потому, что идиот.

– Я стараюсь отдавать себя людям, – скромно сказал Патрик, поглаживая собственную руку, будто драгоценность. – Делиться сокровищем.

Парни засмеялись. Сара покрутила в руках свое пиво и слегка оттолкнула его от себя.

Черт возьми, он и этот жест понял превратно.

– Кроме того, Люк меня уже достал, – сказал он небрежно. – Уж извините.

Патрик искоса взглянул на Сару. Она ни орешков не ела, ни пива не пила. И не смотрела на него.

Потому что ненавидела его, oui[37].

Патрику захотелось взять ее ненависть, как огненно-горячую карамельную массу, и руками преодолеть ее упрямое сопротивление. Ему было бы совершенно наплевать на пузыри от ожогов на руках; он превратит эту ненависть во что захочет. Превратит. Во что захочет.

– Ты пытаешься заставить его уволить тебя? – догадался Эрве. – Чтобы не принимать решение самому?

– Точно. – Патрик уверенно постучал пальцем по столу. – И совсем хорошо, если у меня это получится до Дня святого Валентина. Учитывая то, как быстро Люк теряет остатки рассудка, мне придется ругаться и отстаивать собственное меню, в котором уж точно не будет этих его дерьмовых сердечек.

Грегори усмехнулся:

– Конечно, сделай из шоколада свои, собери в гигантский букет и раздавай по одному каждой женщине, которая пройдет мимо. Это будет уж точно в твоем духе.

Патрик на миг задумался и решил, что чертовски опасно делать подобное с его сердцем – отдавать его каждой женщине, которая захочет поиграть с ним. Надо осторожнее выбирать, в чьи руки вкладываешь то, что важно для тебя. Женщина не должна знать, что именно важно для тебя.

Чтобы она не использовала это во вред тебе.

Вот черт, а если она, например, была бы честной, серьезной, внимательной, и ты мог бы доверить ей то, что важно для тебя, но при этом должен был дать ей это понять, чтобы заслужить ее заботу? А как же иначе? Вряд ли она будет ценить то, к чему ты сам относишься легкомысленно.

Почему его игры, справляться с которыми он привык непринужденно, вдруг стали такими трудными и сложными?

– Ты мог бы сделать что-нибудь небывалое, иллюзорное, – пробормотала Сара, обращаясь к столу, и провела рукой по изодранному дереву, будто ее пальцы ощущали текстуру тех иллюзий. – Скажем, сердце из полупрозрачной карамели. Оно бы завораживало людей, манило бы их, уводя от настоящего сердца, скрытого где-то в другом месте. – Сара вытащила маленький бирюзовый блокнотик, украшенный серебром, и начала делать в нем пометки, прикрывая рукой так, чтобы Патрик не мог видеть.

Патрик не отводил от нее глаз.

«Черт побери, перестань запускать свои хорошенькие ноготки мне в душу и вытаскивать то, что нашла там, чтобы рассмотреть получше!

О боже, нет, не останавливайся!»

Сара взглянула на Патрика снизу вверх, вспыхнула, резко захлопнула блокнотик и сунула в рюкзачок. Посидев пару минут, не глядя на него, она посмотрела на часы, извинилась и направилась в туалет. И прихватила рюкзачок! Значит, нечего и желать тайком прочитать ее записи.

Он тоже посмотрел на часы.

– Вы, парни, опять опоздаете на последний поезд, если не поспешите.

Мартин проверил свой телефон и проворчал:

– А вчера ночью ты сам продержал нас до трех.

Стоит ли опять сидеть полночи и опоздать на метро, а потом идти пешком или ловить такси? Эрве поспешно сделал последний глоток.

– Да-а, была ночка…

– Я тоже иду, – сказал Мартин. Ему надо было на ту же линию метро, что и Эрве.

– Надо подождать Сару.

Ной поглядел на часы и поморщился. Так можно и не успеть на метро. Одно дело, ловить такси после долгой, веселой вечеринки, но совсем другое – платить за такси из-за минутной задержки в баре. У тех, кто работал в кухнях Leucé, зарплата была выше средней, но богачами они не были.

– Я должен убедиться, что она добралась до дома, – сказал Патрик. Ной посмотрел ему в глаза, и Патрик нахмурился. – Я поймаю ей такси.

Ной еще секунду не отводил глаз, потом поверил, – почему бы и нет? – кивнул и надел пальто.

А Патрик подумал, что люди становятся удивительно подвержены внушению, если в течение многих лет приучать их беспрекословно выполнять команды.

Это давало Патрику хорошую и вполне безопасную возможность получать то, что он хотел.