– Да неужели ты думаешь, что только от тебя зависит, буду я спать с тобой или нет? Ты настолько поглощен собой? Это ведь и меня касается! То, что происходит, имеет значение и для меня!

Он повернулся так внезапно, что она столкнулась с ним. Он поймал ее и крепко прижал к себе. Они стояли на виду у всех посередине огромного бульвара на маленьком пятачке для пешеходов. Две белые линии да невысокий бордюр – вот и вся защита от машин, мчащихся в десять рядов по обе стороны от них. О боже, любой работник отеля мог сейчас проезжать мимо!

– Сара, насколько большое значение ты должна иметь для меня?

– Что?

Сара даже заморгала. Ей очень не нравилось стоять на этом пятачке на самой середине Елисейских Полей, где человек был беззащитен против мчащихся тонн железа, и хотелось прижаться к Патрику. Хотя он был столь же беззащитен и уязвим, как и она.

– Столько месяцев я флиртовал с тобой, давал тебе еду, пытался позволить тебе стоять на своих ногах, старался не особо вмешиваться, не спасать тебя, когда ты и сама могла спастись! Столько месяцев я появлялся, только когда ты была готова сдаться или когда я не мог выдержать, что Люк испепеляет тебя взглядом, и я никогда не вмешивался, когда ты несла чертову тридцатикилограммовую дежу! Месяц за месяцем я страдал, выискивая благоприятный момент, чтобы стать поближе к тебе, попытаться заставить тебя отреагировать, а ведь только абсолютный придурок относился бы так к женщине, работающей под его началом. Так насколько большое значение ты должна иметь для меня после всего, что я делал для тебя? Этого достаточно? Теперь я могу заткнуться? Или надо продолжить список?

Она ошеломленно смотрела на него. Светофор загорелся красным, машины остановились. Патрик повернулся и так же быстро и ловко, будто они были в кухнях или танцевали вальс, повел ее к широкому тротуару с другой стороны бульвара.

Они уже приближались к отелю, и люди могли увидеть их. Внезапно Сара почувствовала, что они должны еще многое сказать друг другу. Она должна многое вытянуть из него.

– Я думала, что ты вел себя просто как… француз.

Его брови поднялись.

– Ведь все, с кем ты работаешь, французы, Сара. Но разве поэтому ты приехала в Париж?

– Да, но… но в этом ты очень хорош.

Стал виден Leucé, расположенный примерно посередине между Елисейскими Полями и Сеной. Его роскошный фасад семнадцатого столетия был украшен еловыми лапами на каждом балконе.

– Я хорош в том, что француз?

Он расслабился и улыбнулся. Казалось, он хочет опять поцеловать ее.

Но ее ярость еще недостаточно стихла.

– Ну… ты галантный и немного игривый и стремишься защищать людей. Разве ты не обращался бы точно так же с любой женщиной, которая бы работала у тебя? Думаю, да.

Она права. В кухнях он был предохранительным клапаном – только он, один за всех, как говорится, мог подкалывать Люка, поскольку его ответы были Патрику как с гуся вода. Патрик мог вмешаться как раз тогда, когда кому-то была необходима его помощь. В нужный момент он помогал не только Саре, но и опытным су-шефам, например, Ною. Да что уж там, она была уверена, что видела, как он бросался на помощь самому шефу Леруа…

…а еще посылал ему воздушные поцелуи и подмигивал, желая подразнить…

Правда, она не видела, чтобы он дул на обожженные руки других поваров. Наверное, никогда не дул. Но ей всегда казалось, что к ней он относится… чуть нежнее? Может, это было потому, что он просто привык вести себя так с женщинами.

– Очень редко женщина добивается возможности попасть в наши кухни, Сара. Это каторжная карьера, и в первоклассных кухнях к женщинам относятся свысока, даже пренебрежительно. Но я не флиртовал ни с одной, нет. Такое поведение, – он поморщился, и его рот скривился, – второго по старшинству повара было бы отвратительным. Ты согласна?

– Так ты сексуально домогался меня!

Сара была ошеломлена. По-настоящему. Сколько раз ей казалось, что он флиртует с ней просто ради веселья, так же, как потом дразнит Люка! И вот теперь стало ясно, что ничего ей не казалось – это он заставлял ее думать, что она все выдумывает.

– Причем совершенно незаметно, ведь ты решила, что я просто француз, – уточнил он, смущенно улыбаясь.

Она смерила его взглядом, и ее брови сошлись.

Внезапно Патрик повернулся и, увлекая Сару за собой, подошел к еще закрытой двери дорогого ювелирного магазина.

– Только это я и мог делать, Сара, не разрушая твои шансы добиться того уважения, которое ты хочешь получить. Но пока моя защита не причиняет тебе больше боли, чем обида, от которой я хочу тебя оградить, то я был бы счастлив защищать тебя ото всех, кроме одного человека. И это я. Мне немного сложно защищать тебя от меня, Сара. Но я рад, что ты считаешь меня галантным.

Он пригнулся к ней, будто собираясь поцеловать. Губы Сары раздвинулись…

Но вместо этого он взял ее руку в перчатке и поднес к губам, поцеловал костяшки ее пальцев, сложил губы трубочкой, послал воздушный поцелуй, подмигнул, прижал рукой ее плечо к дверному косяку и выпрямился.

А чтобы никто не смог увидеть их вместе, спокойно направился по тротуару к отелю.


Она не купила новую обувь, и это единственное, о чем она пожалела, – и то только потому, что от ходьбы по вымощенным камнями тротуарам на ее любимых черных сапогах появились царапины. Но она начистила сапоги так хорошо, как только смогла.