Лора Флоранд - Француженки не заедают слезы шоколадом

Он вложил коробочку в ее пальцы.

Сара долго держала ее, прежде чем открыть. Свет уличного фонаря засверкал на том, что было в коробочке, будто в ней был весь полуночный Париж.

Сережки. Маленькие бриллианты и изящные сапфиры на изысканной, прекрасной платиновой цепочке блестели, будто звезды.

Ей бы и трех ее ежемесячных стипендий не хватило на такие сережки!

Она уставилась на них, и ее охватил холод. Зря он в шутку сказал, что она может устроиться у него на коленях в Moulin Rouge – будто она игрушка богача Позолоченного века[86].

Он не богат, ничего подобного. Но учитывая, насколько Патрик важен для Люка и для кухни, он, вероятно, не бедствует.

Да и она не обязана быть бедной.

Но пальцы ног у нее свело так, что даже мышцы заболели, и она слишком сильно сжала коробочку. Ей захотелось повернуть время вспять и опять быть инженером – в этом случае она никогда бы не встретила Патрика. А если бы даже и встретила, то он не смог бы считать себя ее богатым любовником.

«Я уважаю тебя. Ты мне нравишься».

– Можно, я их тебе надену? – спросил Патрик, лаская мочки ее ушей.

Ее взгляд метнулся от звездных сапфиров к его глазам. Патрик, бывало, притворялся, что горит желанием что-то делать, но, главным образом, только чтобы сводить Люка с ума. А сейчас Саре казалось, что он действительно хочет того, о чем попросил ее.

– Патрик, я не… это не…

– Давай просто посмотрим, как они будут смотреться на тебе.

Он отверг все ее возражения спокойным, ровным голосом, каким обычно успокаивал ее, помогая пережить какую-нибудь неприятность в кухнях. Например, когда десерт, который ей казался – наконец-то! – идеальным, был отослан как недостаточно хороший.

Этот голос всегда расслаблял ее.

Его пальцы были холодными, но по-прежнему ловкими. Он высвободил сережки, которыми она наградила себя, когда согласилась на свою первую работу после колледжа – и заменил их новыми.

И она позволила ему. Позволила спрятать в коробку свои достижения, позволила ему заменить их чем-то таким, что только он один мог дать ей. Тем, чего сама она не могла позволить себе.

Его пальцы мягко прошлись по новым сережкам в ее ушах, его ладони – по ее подбородку. Его длинные пальцы ласкали ей шею. Она отвела глаза от коробки и взглянула на него. Его глаза сверкали. Даже в темноте.

– Да, – сдавленно пробормотал он. Кончики его пальцев сильнее сдавили ей шею. Он притянул ее к себе, и внезапно она ощутила тепло на холодной мочке уха, жар его дыхания. Его губы двинулись по сережке, по мочке ее уха, по шее, согревая их, обладая ими. Ее голова склонилась ему на руку, и дрожь прошла волнами по ее телу вверх и вниз.

– Ты совсем замерзла. – Он притянул ее крепче, увлекая в теплоту своего тела, почти подняв со ступеньки. Теперь он не только стоял на коленях на холодном камне, но и поддерживал вес ее тела. Его губы пробежали по ее шее к краю воротника пальто, горячие, голодные, жаждущие. – Мы должны поскорее вернуться к тебе.

– Нет, – пробормотала она. – Да.

«Я не хочу, чтобы сказка закончилась».

И еще: разве он не сказал, что его квартира где-то недалеко от ее квартиры в Девятом округе? Значит ли это, что отсюда к нему ближе, чем к ней? В ее неукротимом мозгу зародилось сомнение. Ей там не рады?

– Да, – повторил он. – Да. Ты замерзла, Сара. Allez.

Он поднял ее со ступеньки и, когда его колени выпрямились, кажется, немного поморщился. А может, ей только показалось.

Видно, ему не нравится показывать, когда что-то его беспокоит.

В кухнях ей казалось, что его ничего не трогает. Оказывается, он просто намного лучше ее справлялся с неприятностями. Но у кого угодно заболят колени, если их долго прижимать к ледяному камню.

– Allez, Сара. – Он крепко сомкнул пальцы вокруг ее руки и повел вниз по длинной красивой лестнице. В свете уличных фонарей с каждым ее шагом вспыхивали звездочки на ее чулках, и ни один ее сапог даже не попытался соскользнуть с ноги.

Что немного удивило ее.