– Эта сказка всегда казалась мне пессимистической. – Он обнял Сару одной рукой, и теперь они стояли и смотрели на город. – А тебе, наверное, она нравится?

Ну… не очень нравится, но Саре казалось, что сейчас она живет в ней.

– Пессимистической?

«Золушка»? Но что же в ней пессимистического?

– Парень думает, что нашел свою прекрасную принцессу, а она ему лжет, обманом заставляет поверить, что все эти ее перепачканные золой лохмотья и есть осуществление его мечты. Он должен дать ей все, чего у нее нет, ради их совместной жизни. По сути, вся любовная история основана на неспособности принца послать свою мечту куда подальше, если стало ясно, что эта его мечта ошибочна.

У Сары внутри все внезапно заледенело, даже сглотнуть стало трудно.

– Ну, то есть он ведь принц. Он дает ей все свое королевство целиком. А она ему всего лишь право надеть ей туфельку. Конечно, я люблю твои ноги, Сара, но…

Патрик напустил на себя вид законченного плута и усмехнулся.

Сару начало подташнивать. О, она никак не могла предвидеть, что разговор на Эйфелевой башне будет таким.

– Есть много таких сказок, Сара. Enfin, если девушка целует лягушку или чудовище, то всегда в конце сказки лягушка или чудовище превращается в принца. Но если парень влюбляется в красивую принцессу или женщину, которая прядет золотую нить, то это всегда уловка, чтобы заставить его отдать ей свои мечты, чтобы она могла подняться по социальной лестнице. Не очень-то похоже, что она вообще любит его, да? У него даже имени никогда нет, его называют в сказке просто le prince charmant[120]. Бедняга. И пока он исполняет ее мечты, о его мечтах никто никогда не заботится.

Сара смотрела на город, не зная, что сказать. Неужели этот момент прекрасен, но только не для нее? Она думала – о, здесь, наверху, даже начала верить, – будто все, что есть в их отношениях чудесного, приходит не только от него, но и она дает ему то, что нужно. Вся сила и красота, которую она ощущает в себе, когда находится рядом с ним… неужели всем этим она обязана ему? И на самом деле нет у нее никакой уверенности в себе, появившейся благодаря его вере в нее, а есть лишь проявление его способности предаваться мечтам?

– Как же мне повезло! – Патрик рассеянно погладил ее затылок. – Ты всегда была самой собой. Всегда была настоящей. Ни обманов, ни уловок. Если мужчина может получить тебя… он получает тебя.

Ее сердце отозвалось на слово «тебя», произнесенное так, будто речь шла о наивысшей награде. Будто более дивного приза не могло быть.

– Я не… Так я не Золушка?

– Нет, ты же добрая фея-крестная, которая проходит у нас практику, помнишь? Ты женщина, которая хочет научиться творить собственное волшебство для всех остальных, а не ждет, чтобы кто-нибудь сотворил волшебство для нее. – Он, чуть улыбаясь, смотрел ей в глаза, и в них не было даже намека на смех. – И мне повезло.

Ощущение у нее в животе стало таким же, какое было в стеклянном лифте, который поднимался на пугающую, головокружительную высоту над прекрасным городом.

– Везение-то тут при чем? – проворчала она.

Он устроил ее на место практикантки. Потом охмурил, притворяясь ее наставником. Обманом проложил себе путь в ее квартиру… да еще сделал из себя такого мужчину, в которого женщина не может не влюбиться.

Le prince charmant.

Патрик молчал, явно пытаясь вспомнить хоть один случай, когда везение помогло ему получить то, что он хотел.

– Мне повезло, что ты есть на свете.

Ей пришлось изо всех сил сдерживать слезы. Он мягко сжал ее затылок.

– Allez, Сара, пойдем, поедим.

Патрик повел Сару к лифту, и ее рот широко открылся от изумления. Как, и это все? Конечно, то, что он сегодня уже сделал для нее, было прекрасно, но… Черт побери, будто вернулись самые первые дни ее практики, когда он так часто подмигивал ей или улыбался, заставляя чувствовать себя чертовски особенной, а затем небрежно проходил мимо, будто ничего не произошло. Она не оказывала никакого воздействия на его мир, в котором Патрик жил просто сам по себе. Должен существовать специальный закон, запрещающий любому мужчине приводить женщину на верхнюю площадку Эйфелевой башни, начинать с ней романтический разговор, признаваться ей, как ему повезло, что она есть на свете, – и после всего этого просто идти поесть.

Черт побери, иногда есть польза от того, что она больше не ненавидит его. В противном случае она не сдержалась бы и огрела бы его по голове чем-нибудь тяжелым.

* * *

Огромные стальные балки обрамляли великолепный вид города, открывавшийся со второго этажа Эйфелевой башни. Как только Сара и Патрик вошли, официанты засуетились, будто Сара и Патрик были кинозвездами, которым надо обеспечить идеальное обслуживание. Сара взглянула на Патрика, пока их вели к столику, откуда открывался лучший вид.

– Что? Слишком много народу? Ты предпочла бы пойти куда-нибудь еще?

– Тебе все это кажется само собой разумеющимся?

Он не сразу понял, о чем она говорит, оглядел зал, уловил смысл ее вопроса и рассмеялся.

– Да они просто хотят переманить меня к себе. Удостоенные звезд рестораны всегда так действуют. А кроме того, даже если в ресторане работает знаменитейший chef patissier, никогда не следует недооценивать желание кухонной команды доказать, что они могут затмить его. – Он пожал плечами. – Мы в Leucé ведем себя так же.

Иногда требовалось время, чтобы переварить услышанное.

– Ты мог бы работать здесь? Они тебя пригласили?

Он подмигнул ей и поднял брови.

– Merde, Сара, они получили только одну звезду. Ну конечно, я мог бы работать здесь. Им же хочется получить вторую.

«Только» одна звезда Мишлен. Сара ощутила себя в заоблачном мире, а ведь мечтала только об одном танце на балу. Только о том, чтобы немного научиться в Париже кондитерскому делу à la[121] Хепберн[122] и потом вернуться домой, в свой мир. Когда Патрик вмешивался в чью-либо мечту, чтобы осуществить ее по-своему, то, конечно же, делал эту мечту только больше.

– Тебя не соблазняет работа в таком месте, где весь Париж распростерт у твоих ног?

Перед тем как ответить, Патрик убедился, что никто из официантов не может их слышать.

– Ни капельки не соблазняет. Но это не мешает нам делать друг другу одолжения. Нет уж, если я и решусь возглавить собственную кондитерскую кухню, то люди будут приезжать ради меня, а не ради чертова здания.

Сара слабо улыбнулась и провела рукой по кончикам его пальцев, лежащих на столе. Какие у него мозоли! Забавно, как он сдерживает свое высокомерие, чтобы никто не понимал, насколько оно сильно – причем заслуженно! Лишь изредка бывают случайные вспышки. Как, скажем, сейчас, когда он объявил, что должен быть знаменитее, чем Эйфелева башня.

– Сам-то ты хочешь открыть собственный ресторан? Или тебе все еще хочется стать инженером? Ты ведь был ребенком, когда мечтал о Марсе.

«Ты позволил себе заметить, как сильно ты любишь то, что делаешь, Патрик? Что сейчас ты в своей стихии? Не возненавидишь ли ты работу с холодными аппаратами, находящимися на другом краю Солнечной системы, до которых нельзя дотянуться и потрогать руками? Почему ты не хочешь признать, что существуют вещи, которые ты действительно любишь? Потому что боишься, что их опять вырвут из твоих рук?»

Он пожал плечами, будто все это не имело никакого значения. Ну да, конечно.

– Я пошел бы работать в двухзвездочный ресторан, если бы решился. Гораздо интереснее ловить свою следующую звезду, чем сохранять три, уже полученные. Все равно нельзя получить больше трех, а значит, ты просто застрял.

Застрял на трех звездах. Когда Патрик смотрит на мир с заоблачных высот, то в своем неосознаваемом высокомерии кажется чертовски восхитительным. Конечно, он не хочет быть высокомерным – просто привык быть идеальным.

– У Люка хорошо получается сохранять их, но мне это вроде как скучно. Ловить третью звезду было весело. Merde, и вправду весело! Но теперь мы снова и снова убеждаем критиков, что не выпали из игры. И знаешь, плевать я на них хотел, на этих гребаных критиков. Это одна из причин того, что я не совсем уверен, буду ли хорошим шеф-поваром. Но Люк такой, и… – Патрик лениво махнул рукой.

– И ты заботишься о нем, – мягко заметила Сара. – Тебе это отлично удается.

– Пока да. – Патрик шевельнул широкими плечами. – Иногда мне кажется, что если бы я встретил хорошего chef de cuisine, пусть даже без звезд, но целеустремленного и уверенного в себе, то мне было бы интересно открыть вместе с ним абсолютно новый ресторан где-нибудь в деревне, далеко отсюда, и превратить его в такую легенду, что люди будут прилетать к нам на вертолете. Думаю, – он усмехнулся, – вот это будет весело. Я уже вижу вертолетную площадку возле ресторана. И как только дела пойдут успешно, я начну работать на новом месте. Я ведь и вправду хорош в консалтинге. Ну, то есть если надо модернизировать кондитерскую кухню, заставить все и вся работать как надо, сделать идеальным меню. Я делал это всего пару раз, потому что Люку тяжело обходиться без меня достаточно долго, но я действительно хорош в этом. Я не хвастаюсь, так и есть.

Сара, улыбаясь, покачала головой. «Ну, Патрик, оцени себя честно. Тебе же будет лучше. Я знаю, что ты не хвастаешься, и не буду пытаться отнять у тебя то, что заставляет тебя чувствовать себя живым. И я прекрасно понимаю, насколько ты в этом хорош».

– Почти каждый раз, когда я чувствую, что пора уйти из Leucé, меня зовут сюда. Но Люк… мне всегда казалось, что я вгоню его в гроб, если уйду от него. Он, можно сказать, вырастил меня, сделал тем, кто я есть.

Сара взяла его за руку и переплела пальцы.

– Я очень сильно люблю тебя, – прошептала она и подумала о его прекрасном сердце.

– Сара. – Он крепче сжал ее руку. – Что я такого сделал, чтобы заслужить тебя?

Вопрос застал ее врасплох, и она засмеялась:

– Что ты сделал? Патрик, ты меня разыгрываешь? Вся твоя чертова жизнь! Вот что ты сделал.

– Сара. – Борясь с эмоциями, Патрик поднял ее руку, чтобы поцеловать и заодно скрыть свое лицо от гостей ресторана.

– Я надеюсь, что ты гордишься собой. И вполне уверена, что ты заслуживаешь большего и лучшего.

Его рука напряглась.

– Нет. Не существует ничего лучшего, Сара. Если я заслужил тебя, то я как бы получил свою третью звезду.

Он протянул свободную руку через стол и погладил ее сережку – тот звездный подарок, который вручил ей в тот вечер на Монмартре.

Может быть, для него сережки были знаком того, что Сара стала для него звездой? Наивысшей наградой, к которой мог стремиться шеф-повар?

Или нет, наивысшей целью, к которой мог стремиться астронавт? Тот юноша, который мечтал стать инженером и наклеивал на стены фотографии планет. Или прятал под кроватью, где его мама не смогла бы их найти.

О.

Сара потянула его руку через стол и поцеловала ее, пряча ото всех свое лицо.

Официант принес меню, и она открыла свое, устроив из него стену, отгородившую ее от зала. Она была рада передышке.

Когда принесли второе блюдо, Патрик заговорил о серьезных вещах, но, конечно, сделал это небрежно.

– Между прочим, когда ты была в душе, звонил Люк.

Сколько раз он мог упомянуть об этом? Много. Значит, это важно.

– Он вернулся? Ведь не мог же он звонить с Таити, или где он там? У них сейчас три часа ночи.

– Может, его заставили выпить каву[123], или что там у них дают пить, и он должен был согласиться, чтобы выжить во время диких местных ритуалов.

Сара бросила на него взгляд, полный безграничного терпения.

Патрик улыбнулся:

– Или он помирился с Саммер, и они… Ну, это будто мой брат ночь напролет занимается любовью, Сара, поэтому я не буду представлять себе всю картину. Он сказал, что собирается открыть свой собственный ресторан на юге Франции, и спросил, не хочу ли я присоединиться к нему.

Сара словно ощутила удар плоским и твердым предметом, как если бы врезалась в стеклянную стену. Вроде бы ничего неожиданного – она видела свое отражение задолго до того, как наткнулась на стекло. Но все равно ударилась!

Значит, исчез последний шанс дать слово ее собственной мечте? Что может быть лучше для Патрика, чем продолжать работать со своим героем, с человеком, которого он любил всю свою подростковую и взрослую жизнь и которому помог поймать три новые звезды? Сара не могла просить его выбрать вместо этого ее мечту. Никак не могла.

Та стеклянная стена, в которую она врезалась, была холодной и твердой. Безжалостной. Несокрушимой.

Что теперь? Стоять, прижав руки к стеклу, и с тоской смотреть, как Патрик удаляется? Или обойти стену?