Фиона Уокер - Французский поцелуй

Обнаженный и великолепный, только что вымытая кожа блестит от избытка здоровья. Когда Хуго снова поцеловал ее бедро, Аманда почувствовала, как в животе зародилось возбуждение.

Она посмотрела на его густые, выцветшие на солнце волосы и широкие загорелые плечи и вдруг поняла, что он для нее совершенно чужой. И всегда будет чужим. От этой мысли Аманда испытала головокружительное, всепоглощающее желание.

Хуго не смотрел на нее. Вместо этого он медленно целовал все ее тело. Нежно обвив пальцами тонкие веревочки бикини, он медленно стянул их с ее бедер и поднял голову, чтобы скинуть их на пол.

Хуго по-прежнему не смотрел на нее. У Аманды появилось чувство, как будто она со стороны наблюдает, как они занимаются любовью; ее тело извивалось и горело от удовольствия; невыносимо возбужденная, она не хотела подавать виду. Аманда подавила стон, когда губы Хуго с рассчитанной силой надавили на область между ее бедрами, снова и снова, его язык удивительно легко ударял по ее разгоряченной коже. Он с ней играл, доводил до состояния, когда она закричит от жуткого, отчаянного желания.

Аманда потянулась вниз и прикоснулась к его голове. Его волосы после душа были гладкими и шелковистыми.

Его язык легко рисовал замысловатые рисунки на ее нежной, мягкой коже между бедер и на лобке. У Аманды перехватило дыхание. Она сжала пальцы на его волосах, ногти вонзились ей в ладони, но она ничего не могла с ним поделать. Все ее тело начало растворяться во всеобъемлющем наслаждении. Она не чувствовала ничего, кроме мощного электрического пульса между ногами.

Язык Хуго погрузился в нее и двинулся вверх. Он вращался сильными, мягкими кругами, так что каждый нерв ее тела горел. Ноги Аманды глухо гудели, словно электричество пульсировало в ее венах. Движения Хуго стали быстрее и более ритмичными. Не в силах совладать с собой, она отпустила волосы любовника и яростно вцепилась в простыни. Когда первые волны оргазма пронзили ее тело, Хуго одним плавным движением вошел в нее.

Эффект оказался больше, чем Аманда могла вынести. Она находилась на вершине блаженства, сильные волны вибрирующего удовольствия пронзали ее, непрерывно и бесконечно. Движения Хуго были такими сильными, что они оба сдвинулись к изголовью кровати, увлекая вместе с собой простыни, одежду и подушки, пока ее голова не уперлась в стену. Она чувствовала, как тепло его тела проходит сквозь ее кожу в легкие. Каждый мускул был напряжен под его блестящей загорелой кожей. Аманда попыталась посмотреть любовнику в лицо, но ее глаза не смогли сфокусироваться. Она закрыла их и позволила себе раствориться в восхитительной судороге тепла, пронзившей ее.

Когда Хуго кончил, он закричал, но не от наслаждения. Это был странный, яростный, восторженный крик победы. Затем его голова упала Аманде на, плечо, и он перекатился на спину.

Аманда в шоке открыла глаза и уставилась на Хуго. Он действительно это сказал? Конечно нет. Ей послышалось. Это было бы слишком противоестественно. Какой-то фарс.

Ее тело лежало, погруженное в ленивое удовлетворение; эхо удовольствия, которое она только что испытала, все еще звучало в ее теле, но мозг был потревожен.

— Хуго?

— Что еще?

И все очарование было в миг разрушено. Как только они заговорили, реальность в ботинках сорок пятого размера растоптала ее наслаждение. Хуго был и останется Хуго. Таким же, каким он был последние шесть лет. С чего ему меняться?

— Что ты кричал, когда кончил?

— О боже! — Хуго сел и почесал голову, не глядя на нее.

— Скажи мне! — Аманда мяла в руках кусочек простыни.

— Ничего.

Хуго встал и начал бродить по комнате в поисках одежды.

— Нет, ты кое-что сказал!

— Ну, я не знаю. Неужели нужно так дотошно выяснять детали каждого полового акта? Ты знаешь, в минуты оргазма никто не записывает собственные крики. Ты хочешь зафиксировать это в своем дневнике для будущих поколений?

— Ты назвал одно имя.

Аманда села и наблюдала, как он натягивает голубые брюки.

— Хорошо, я крикнул «Аманда». Значит, это доказательство моей любви, или что?

— Ты назвал не мое имя.

— Не твое? — безучастно спросил Хуго.

Он продолжил выбирать футболку из кучи чистого белья на стуле.

— Не мое, Хуго!

Аманда почувствовала раздражение. Она полностью доверилась, не смогла контролировать свое влечение к нему. Он, казалось, так сильно ее хотел, хоть раз в жизни решил доставить ей удовольствие. Как он может теперь так себя вести?

И тут ей пришла в голову одна мысль. Она завелась от его отстраненности, от чувства собственной анонимности, от ощущения, что она зритель. Может, это произошло оттого, что Хуго все это время думал о ком-то другом?

— О ком ты думал, Хуго? — прошипела она.

Он продел руки в рукава футболки, затем натянул ее на голову и не ответил.

— Кто был на моем месте?

Хуго посмотрел на Аманду.

— Мне начинает казаться, моя дорогая, что это ты представляла кого-то другого на моем месте, — его голос, гак же как и его лицо, был безучастен. — Что, сегодня твой милый не появился?

— Мерзавец!

Она схватила с прикроватного столика чашу с ароматизированными деревянными шариками и запустила в него. Хуго пригнулся, и шарики ударились о высокий комод и разлетелись по полу.

— Найл в десять раз лучший любовник, чем ты. И у него больше чувств и мозгов, чем у тебя.

— В таком случае рекомендую одеться и сходить поговорить с ним о Прусте.

Хуго столкнул остальное чистое белье со стула и уселся, чтобы надеть ботинки.

— Да! Черт возьми, я так и сделаю.

Аманда подскочила и начала яростно одеваться, в спешке порвав шелковые трусики.

— Я переспала с тобой только из жалости, — процедила она сквозь зубы. — У тебя совсем не было секса в последнее время. Не хотела, чтобы у тебя появились проблемы.

— Какая трогательная забота! — Хуго выпрямился и посмотрел на любовницу. — Наконец-то Найл научил тебя хоть каким-то манерам. Очень мило с его стороны, я напишу ему благодарственное письмо.

— Мерзавец, мерзавец, мерзавец, — прошипела Аманда.

Как может он быть таким самодовольным, таким бесчувственным? Он же видел, не мог не видеть, как сильно она его хотела.

Хуго встал к ней лицом к лицу, их носы почти соприкасались.

— Ты всегда была истеричкой, но только эгоистичная сучка стала бы крутить роман с Найлом. Ему сейчас не до этого. Отстань от него.

И, развернувшись на каблуках, он вышел из комнаты.

— На себя посмотри! — закричала Аманда. — Какое право ты имеешь читать мне лекции, как мне жить, когда сам крутишь роман с Тэш Френч? Ты самодовольный чертов лицемер! Ты…

Но ее слова повисли в воздухе. Хуго, уходя, захлопнул за собой дверь.

Майкл смутно чувствовал лучи солнца на своем лице. Ему казалось, что он медленно плывет по спокойным морским волнам, под защитой сияющей белой полукруглой бухты.

В следующий миг он услышал вопрос, заданный гнусавым голосом с оттенком удивления.

— Эй, приятель, у тебя там все нормально? — над ним навис Тодд. — Решил вздремнуть?

— Нет, черт возьми. Я не сплю. — Майкл слегка приоткрыл глаза и прищурился. — Эх!

Он с трудом прислонился к стене амбара и увидел Рутера, который смотрел на него: язык высунут, косматый хвост мечется из стороны в сторону, карие глаза светятся радостью.

— Уберите этого чертова зверя подальше от меня! — заорал Майкл.

Тодд выпрямился и отозвал Рутера. Огромный пес бросился от Майкла к хозяину и втиснул свою морду между его рукой и бедром, громко сопя.

Маркус и Уилтшер выбрали именно этот момент, чтобы прошествовать мимо с огромным, обклеенным наклейками громкоговорителем. За ними следовал Алги с адаптером и грязным свернутым ковром.

— А вот и твой папанька, — кивнул Уилтшер в сторону Майкла.

— Привет, отец, — поприветствовал его Маркус из-под бейсбольной кепки. — А мы было решили, что ты умер.

Майкл сгреб свою трубку с гравия, выбил ее и со всем достоинством, на которое был способен, с трудом поднялся на ноги.

— Все нормально, — пролаял он, вознамерившись вернуть себе авторитет. — Я всегда закрываю глаза, когда мне нужно серьезно подумать. Как раз сейчас придумал, как укрепить этот чертов балкон в глубине.

Он похромал в амбар.

— Ни фига себе, — произнес Алги, в удивлении качая головой. — Медитирующий предок. Просто отпад. — Все еще качая головой, он тоже зашел в амбар.

Тодд и Маркус в шоке смотрели ему вслед. Это был первый раз, когда Алги заговорил.

Наконец Салли нашла Мэтти: он сидел в старом кабинете на подоконнике, подбородком уперся в колени и смотрел невидящим взором в окно.

Салли стояла в полумраке, чувствуя себя лишней, и ждала, когда муж ее заметит. Нарушить тишину казалось сложнее, чем расколоть лед на катке. Вот и конец их браку: они больше не катаются по тонкому льду, теперь между ними встала стена.

Салли пришла, чтобы извиниться, но сейчас в ее душе разгорался гнев. Иногда его жалость к себе так раздражала.

Не глядя на нее, Мэтти поднял подбородок и уперся затылком в оконную раму.

— Иди сюда, — тихо сказал он.

Она подошла к окну и встала на расстоянии около метра от него. Муж протянул руку и ухватился за юбку ее старого джинсового сарафана, нежно притягивая ее ближе.

— Салли, я…

Он посмотрел в окно и сглотнул, как будто боль от того, что он собирался сказать, была невыносима. Внезапно он произнес:

— Тебе незачем продолжать это делать.

Салли напряглась.

— Делать что, Мэтти?

Он моргнул и продолжал упорно смотреть в окно.

— Я ценю твою преданность больше всего на свете, ты должна это знать. — Он все еще держал ее юбку, его рука дрожала. — И я вижу, как тебе тяжело, как ты измучена. Я хочу сказать, что тебе стало бы намного легче, если бы ты разорвала… наши… отношения… — слово застряло у него в горле, и Мэтти умолк, прикусив губу, — до того, как ты узнала о ребенке. Но ты должна понять, что я никогда не хотел… и все еще не хочу… чтобы ты связывала себя только из-за условностей.

Он снова замолчал, а Салли пыталась понять, что же муж говорит. Он иногда бывал так непоследователен и нелогичен в своих выводах, часами жаловался на совершенно обычные вещи.

— Мэтти, мне жаль, но я не понимаю, о чем ты.

— Салли, я отпускаю тебя. — Он отпустил ее юбку и закрыл рот рукой. — Теперь я вижу, каким эгоистичным я был в последнее время, привязал тебя к кухне тонущего корабля. Эта работа, этот дом в Ричмонде, мои идиотские проекты — одна неудача за другой — и все это время я рассчитывал, что твое красивое сочувствующее лицо и твое неиссякаемое терпение будут со мной. Я не видел, как терпение иссякало, пока не стало слишком поздно. И когда мы приехали сюда, меня внезапно поразила одна мысль. Я посмотрел на тебя и не увидел ничего, кроме разочарований, которые громоздились год за годом и теперь смотрят на меня, и затем…

— Мэтти, я… — начала Салли, не веря своим ушам.

— Подожди. Пожалуйста, дай мне закончить. — Дрожащей рукой Мэтти взял ее руку. — И затем я понял, что сам все испортил. Я пообещал тебе золотые горы и ничего не добился. Мне казалось, что, если мы протянем всего один год, потом еще полгода, а потом еще месяц или два, или три, я наконец-то добьюсь того, чем мог бы гордиться. Сделаю что-нибудь стоящее, что бы не являлось компромиссом с редакторами, но вместо этого скатился в финансовую пропасть.

Мэтти встал и заходил по комнате, начав сбивчиво говорить.

— Я думаю… мне кажется, что я настолько увлекся своими идеями, что не заметил нестабильности наших отношений. Я как-то считал, что ты будешь счастлива только от того, что тебе предоставили эту пустую могилу в виде дома, а в конце месяца у тебя получается наскрести немного денег, чтобы за него же расплатиться. — Он рассмеялся громким, горьким смехом самобичевания. — Я так чертовски много работал, что не оставил времени для себя, — продолжил он прежде, чем жена успела вставить хоть слово. — У меня даже хватило наглости злиться на тебя и детей, что вы отняли мою свободу. Какая ирония судьбы: я делал все это только ради того, чтобы сохранить наш брак. — Он горько рассмеялся. — И только когда я присмотрелся, я понял, что это ты загнана в угол и несчастна. Заперта в огромном, холодном доме, ожидаешь ребенка, которого ты не хочешь.

— Мэтт, я хочу этого ребенка! — закричала Салли, не в состоянии больше молчать.

— Только потому, что он уже внутри тебя! — закричал Мэтти в ответ. — Не хочешь же ты сказать, что намеренно захотела бы родить еще одного ребенка в нашем браке?