— Да уж действительно, черт возьми, — Майкл широко улыбнулся. — И ты прости меня, что меня немного занесло, старушка, то есть, дорогая. Я… э… я… — он кашлянул, — тоже тебя люблю, конечно.

— О, Майкл.

Касс разрыдалась от облегчения, когда муж неловко обнял ее, она знала, что это самое высшее проявление его чувств. Она почти лопалась от счастья.

Майкл испытывал огромное облегчение. Идея с паром и зеркалом была экспромтом, но, кажется, затея удалась.

Эдди, выходя из ванной, все еще напевал хиты Синатры. За ним шла Лорен, завернутая в простыню, так как в доме, по-видимому, не было чистых и сухих полотенец.

— Дорогой, ты все еще в шапочке, — заметила она.

— Я ввожу новую моду.

Эдди плыл по коридору в одной шапочке.

— Ага, аморальную…

Простыня Лорен зацепилась за какой-то расщепленный плинтус и никак не отцеплялась.

— Оторви просто, — предложил Эдди.

— Я не могу! — вскричала Лорен, отчаянно пытаясь высвободить зацепившуюся ткань.

Она повернулась и увидела, что Эдди смеется над ней.

— Солнышко, иди в комнату, — захихикала она. — Эдди! — крикнула Лорен сквозь приступ смеха, когда муж выхватил ее из простыни.

От лестницы послышался резкий голос Софии. Она говорила очень медленно и отчетливо, как будто объясняла что-то умственно отсталому.

— Это очень хорошо — tres bon, что вы приехали на собеседование так быстро. Дети — les enfihs — они находятся — sont — находятся — здесь — ici. Я уверена, что вы с ними поладите, будете — ils aimer —iих любить. Очень хорошо. Теперь прямо и налево — это gauche или drat? Все время забываю.

— Pardon, madame? — послышался слабый голос.

— Боже! — Эдди направился в спальню, а Лорен попятилась в ванную.

Они все еще держались за руки и поэтому остановились.

— Сюда! — прошипел Эдди.

— Нет, сюда! — убеждала Лорен.

— Мы очень уважаааааемая семья — notre famille est tres respectaaabelle, — хвалился голос с ужасным акцентом. — Итак, мы ожидаем, что наши слуги — les domes-tiques — будут вести себя благопристойно при любых…

София завернула за угол и столкнулась лицом к лицу с обнаженной парочкой. Блондинка-жена на руках у этого странного дяди Эдди, на котором была нелепая шапочка для душа с цветами, и он нес жену самым странным образом по коридору. Абсолютно голый!

— Отвратительно! — высказалась она, отворачиваясь и торопя прочь маленькую француженку-няню, которую ей так рекомендовали и которая оказалась замечательно невзрачной.

Но девушка уже увидела худшее. Бедняжка пронзительно кричала, что она добропорядочная католичка и ни при каких условиях не собирается работать в таком вертепе. Она пулей сбежала по лестнице и вылетела из дома.

Глубоко дыша, София медленно взяла себя в руки.

— Вы простудитесь, если будете в таком виде стоять на сквозняке, — насмешливо сказала она парочке и, развернувшись на каблучках, зашагала вниз.


Пытаясь спастись от Макса, Тэш выбежала из дому в одной ночной сорочке, все еще сжимая в руке чашку чая. Она решила выпустить из стойла Сноба. Близоруко щурясь, девушка оглядела двор и с облегчением заметила, что вокруг никого не было. Красный «пежо» Хуго пропал.

После еще одной неудачной попытки соблазнения Макс провел все утро, пытаясь узнать результаты соревнований по каналу Би-Би-Си, и сосредоточенно молчал. Как обычно, он вел себя так, как будто никакой ссоры вчера вечером не было. Безрезультатно попытавшись привлечь его внимание и обсудить пару вещей, Тэш теперь ждала, когда у него пройдет похмелье, чтобы снова предпринять попытки переговоров.

Когда она выводила Сноба из конюшни к калитке загона, конь задрал ее сорочку своими зубами. Одернув ее, Тэш чуть не упала в обморок от неожиданности, когда от дверей кухни послышался пронзительный свист.

— Это тело я узнаю где угодно. Почему ты разрешаешь ему так делать, а мне нет? — шутя прокричал Макс. — Паскаль приготовил отличную колбасу и всякую всячину для завтрака. Иди, в дом!

И сам пошел завтракать.

И снова Тэш остановилась у двери Найла. И опять ей не хватило смелости постучаться.

Вместо этого она пошла к себе и начала бросать вещи в рюкзак. Все было пыльное и в засохших зеленых пятнах от слюней Сноба.

Обратно ей придется увезти намного больше, чем она привезла сюда. Тэш решила оставить кое-какие старые вещи. И все равно места не хватало.

— О боже. — Внезапно Тэш закрыла рот рукой и с тяжелым грохотом плюхнулась на кровать. — Что я делаю? Я не могу вернуться назад с Максом.

Девушка с ужасом осознала, что всего через пару дней она снова попадет под его обаяние и станет послушной игрушкой в руках Макса. Если она пустит все на самотек, то уже через сутки окажется в Деррин-роуд, где будет жить, запинаясь о пивные банки и развешивая для просушки носки, — в доме, постоянно наводненном новыми девушками Майки и товарищами Макса по команде.

Тэш твердо знала, что она не хочет возвращаться назад, даже всего на несколько недель, прежде чем уехать к Гасу и Пенни. Если Макс объявит приятелям о свадьбе, уже ничего невозможно будет отменить. И, самое страшное, если Тэш сегодня уедет из усадьбы, то, скорее всего, уже больше никогда не увидит Найла. Но ей нужно ему кое-что сказать.

Она направилась к двери, остановилась на ходу и притворилась, что снимает свое мокрое бикини с вешалки для полотенец, поскольку кто-то невысокий и хрупкий стоял в дальнем конце коридора и наблюдал за ней.

Тэш не нашла свою жидкость для линз и могла видеть не дальше кончика собственного носа. На один ужасный момент она решила, что это вернулась Аманда. Затем сердце Тэш упало еще ниже: она поняла, что это Лисетт.

— Привет, как дела? — Лисетт грациозно впорхнула в комнату в облаке божественного аромата. Ее очаровательная улыбка сияла, как лампочка в сто ватт. — Я ненавижу собирать вещи, а ты?

— Э… я тоже.

Тэш свернула и положила в рюкзак бикини, потом, вспомнив, что оно принадлежит Софии, снова вытащила его.

Лисетт уселась рядом с сумкой Тэш и стала наблюдать, как высокая девушка укладывает ужасно безобразное нижнее белье, потертые расчески и протекающие бутылки с шампунем.

— Тебе повезло, у тебя такая большая дружная семья, — восхитилась Лисетт. — А я была единственным ребенком и мои родители уже умерли.

Тэш посмотрела на нее.

— Вот бедняга! А разве у тебя нет родственников?

Лисетт покачала головой, хоть это и была неправда.

— Иногда Найл не понимает, почему я так доверяюсь его семье. — Она следила за реакцией Тэш. — Он так похож на тебя; повсюду у него братья, сестры и кузены. Найл воспринимает это как должное.

Тэш прикусила губу и посмотрела в сторону. Она поборола желание взять со, столика Макса огромную банку с маринованным луком и вывалить ее содержимое на короткие, блестящие волосы Лисетт.

— Ой, ты, наверное, считаешь меня ужасно неискренней из-за того, что я ненадолго оставила Найла, — продолжала та жизнерадостно. — Но поверь мне, ты знаешь далеко не все.

В ее голосе послышались нотки искренности, но намек «тебе все равно не понять» был очевиден.

— На самом деле моя семья редко вот так собирается, — пробормотала Тэш, ей хотелось сменить тему. — Только на свадьбы, крестины или подобные события.

— В таком случае, — тут же продолжила Лисетт, — вы совсем скоро все опять соберетесь.

— Почему? — Тэш мяла в руках джинсовую рубашку.

— Ты и Макс, — подсказала Лисетт.

— Ах… да.

— Мне кажется, лето выдалось на редкость романтическое, — Лисетт просто гипнотизировала Тэш своим взглядом.

Но та молча сворачивала рубашку.

— Я думаю, что твой дядя Эдди просто чудо. — Лисетт внезапно широко улыбнулась, подняла шлем Тэш и примерила его. — А Лорен такая красавица. Рядом с ней чувствуешь себя тенью. Ты это надеваешь в постель?

Она ради эксперимента постучала по шлему кулаком.

Тэш посмотрела на нее, она с трудом представляла, что Лисетт может чувствовать себя чьей-либо тенью. Она на самом деле была одной из самых красивых женщин, которых Тэш когда-либо доводилось встречать. Даже в шлеме Лисетг выглядела просто очаровательно, тогда как Тэш в нем смотрелась нелепо.

— Так когда свадьба?

Улыбка Лисетт была такой сладкой, что запросто могла превратить кислоту в патоку. Тэш пробурчала что-то про следующий год.

— Послушай моего совета: такого великолепного парня, как Макс, нужно брать тепленьким, а то кто-нибудь другой это сделает.

Лисетг сняла шлем и просто отложила его в сторону, взяв одну из шелковых рубашек, которые Александра подарила Тэш.

— Ух ты! Какая красивая. Кстати, а где Макс?

— Завтракает.

Тэш не хотелось говорить о нем с Лисетг, у нее было такое чувство, что она закладывает в людей сомнения, причем они сами даже не замечают, как это происходит.

Но, слава богу, Лисетт, которая сейчас занялась примеркой рубашки, не продолжала свои расспросы. Вместо этого она восхищалась собственным отражением в зеркале — темно-янтарный цвет рубашки придавал ее коже смуглое сияние, а волосы Лисетт казались глянцевыми.

Внезапно она повернулась к Тэш с обворожительной улыбкой, в ее глазах сверкал озорной огонек.

— Чуть не забыла, Найл просил попрощаться за него. И с Максом тоже.

Тэш сворачивала свои футболки, ее руки двигались все медленнее и медленнее.

— То есть? — Она не смогла закончить.

— А он тебе не сказал? Ну, конечно, с чего бы… — Едкий намек в словах Лисетт свинцовым грузом запал в сознание Тэш. — Найл уехал с утра, чтобы к моему приезду прибрать дом, так мило. Он сказал, что там полный хаос, он там все разбросал после моего отъезда.

Лисетт лениво вонзала нож все глубже и глубже.

Тэш в полной прострации упаковала в рюкзак плавки Макса, диванную подушку и банку маринованного лука.

— Проблема в том… о боже. Мне так стыдно, что я это говорю, но я не уверена, что снова хочу быть с ним.

Лисетт подавила небольшой всхлип и упала на шарфы, которые собиралась упаковать Тэш. Она посмотрела на соперницу огромными глазами.

— Это ничего, что я тут тебе изливаю душу?

Тэш покачала головой и рассеянно взяла две наволочки.

— Видишь ли, Найл такой любвеобильный и требовательный, — призналась Лисетт. — Такой приставучий…

Тэш упаковала полную пепельницу и мокрое полотенце.

— …Он никогда не дает мне свободно дышать, он абсолютно все делает за меня. — Лисетт примерила бриллиантовые серьги, которые Тэш положила на туалетный столик, чтобы вернуть матери. — Я иду брить подмышки, и он уже там. Я иду звонить матери. — Она посмотрела на себя в зеркало и с улыбкой погладила свою шею, а затем, вспомнив, что раньше говорила, что ее мать умерла, быстро продолжила: — Она… э… говорит, что они с Найлом уже мило поболтали и… ах, какие сережки!.. и что уже слышала от него все новости. Если я прошу мужа отстать, он начинает дуться, почти не разговаривает и тенью бродит по дому, досаждая мне своей заботой: таится под дверьми с тряпкой для пыли и оставляет приготовленную еду, накрыв ее салфеткой.

Тэш рассеянно упаковала комнатное растение в горшке, засунув его листья между туфлями, чтобы не сломать.

— Ты же понимаешь, как это невыносимо — быть замужем за человеком, который так одержим тобой? — Лисетт умоляюще посмотрела на Тэш. — Я думаю, что больше не смогу выносить такого рабского почитания. Это просто ужасно. А серьги просто прелесть. Можно их взять поносить?

Тэш уставилась на собеседницу в изумлении. Лисетт легко рассмеялась.

— О, я знаю, тебе это кажется совершенным раем. — Ударение было слишком явным. — Такая звезда, и вдруг живет под одной крышей с тобой. Но, если честно, дорогая, ты просто не представляешь, каково это — жить с человеком, постоянно целующим землю, по которой ты ходишь.

Ночник упал на пол. Тэш поморщилась. Да сколько можно терпеть эту нахалку?

— Но я уверена… — медленно ответила она, вытаскивая из рюкзака банку с луком наполовину пустую, но для ее целей вполне хватит, — …что первой землю целовать пришлось тебе.

— Что? — Лисетт была настолько сбита с толку, что не заметила, как Тэш открыла банку.

— Мне кажется, — объяснила Тэш, улыбаясь Лисетт, — что Найлу тебя не перещеголять. Ты так сильно любишь себя, что сама готова целовать землю, по которой ходишь.

Перевернув банку, она наблюдала с неземным наслаждением, как красивые волосы Лисетт намокли от уксуса, затем маленькие пахнущие комочки лука начали падать с ее головы и плеч.

Лисетт взвизгнула от ужаса.

— Это, — Тэш аккуратно снова закрутила банку и положила ее в рюкзак, как сувенир, — за Найла, потому что оказался слишком труслив, глуп и добр, чтобы сделать это самому. Может, позднее он и придет, чтобы снять с тебя лук, но, по крайней мере, поймет, насколько ты прокисла.