Санта Монтефиоре - Французский садовник

Она вдруг вспомнила о коробке в пустой комнате и, закрыв окно, чтобы преградить вход любопытным белкам, вернулась в соседнюю спальню. В коробке лежал один лишь выцветший зеленый альбом. Из-за сухих листьев и цветов, вложенных между страницами, он казался непомерно толстым. На обложке крупным округлым почерком было написано название: «Радуги и розы». Опустившись на колени рядом с коробкой, Миранда бегло пролистала альбом. Это был дневник, исписанный стихами, воспоминаниями и короткими этюдами, явно не предназначенными для посторонних глаз. Такие вещи обычно не забывают впопыхах. Здесь скрывалась какая-то тайна. Заинтригованная, Миранда с удвоенным интересом всмотрелась в ровные ряды строк. Почерк принадлежал женщине. От бумаги исходил сладковатый аромат — так пахнет срезанная трава ранней весной. Миранда прислонилась к стене и открыла первую страницу, где чья-то рука вывела всего четыре предложения, исполненных глубокой печали.

«Прошло вот уже двадцать четыре года. Я старею, любя тебя, и однажды умру, продолжая тебя любить. Ибо теперь я живу лишь воспоминаниями о тебе и о нашем домике. Это все, что у меня осталось».

Хартингтон-Хаус

Октябрь 1979 года

В бодрящем утреннем воздухе голос Авы Лайтли, доносившийся из-за цветочного бордюра, звучал особенно звонко. Скрытая засохшими люпинами и разросшимся кустом калины, который она старательно подстригала, Ава увлеченно напевала, и ее пение приводило в бешеный восторг резвящихся в траве собак. Ее одежду составляли фиолетовые рабочие брюки из грубой хлопчатобумажной ткани и футболка с короткими рукавами. Светлые волосы с выгоревшими на солнце прядями были небрежно сколоты карандашом на затылке. Руки Авы огрубели от работы в саду, короткие обломанные ногти почернели, но на щеках играл здоровый румянец, а светло-зеленые глаза сверкали, как весенняя лужайка под дождем. Ава обожала возиться с землей в любую погоду и редко страдала от холода. В свои тридцать семь Ава казалась цветущей девушкой. В ней ощущались внутренняя сила и умиротворенность, словно сияние ее сердца проникало сквозь поры, как пробиваются сквозь облака солнечные лучи. Ее лицо было по-настоящему красивым, хотя и не отвечало расхожим представлениям о «хорошеньком личике». Черты его не отличались правильностью: чуть длинноватый прямой нос и крупный чувственный рот выглядели немного неуместно на маленьком лице. Но если каждая черта в отдельности не привлекала внимания, вместе они придавали лицу особую выразительность, живость и одухотворенность. Яркое своеобразие характера делало Аву неотразимой. Никто не любил эту женщину больше, чем ее муж, Филипп Лайтли и трое их детей — Арчи, Ангус и Поппи.

— Эй, Кустик! — позвал жену Филипп, уверенным шагом пересекая лужайку.

Берни, мохнатый сенбернар, и Тарквиний, молодой Лабрадор, тотчас прервали игру и с радостным визгом бросились хозяину под ноги, едва не повалив его на траву. Филипп нежно потрепал собак по головам и прогнал легким взмахом руки. Мистер Лайтли был на пятнадцать лет старше жены, но выглядел моложаво. Высокий рост — шесть футов четыре дюйма, прямая осанка, широкие плечи. Большую часть времени Филипп проводил у себя в кабинете, работая над полной историей вин, или за границей, посещая виноградники. В отличие от большинства писателей он не питал пристрастия к одиночеству. Мистер Лайтли любил шумные охотничьи сборища и вечеринки, заканчивающиеся лишь под утро, ему нравилось поговорить об истории и политике за бокалом доброго портвейна и хорошей сигарой. Он с удовольствием задерживался после воскресных церковных служб, чтобы провести пару часов в компании с жителями Хартингтона, и каждое лето приглашал горожан к себе в усадьбу, щедро угощая их вином и сыром. Все обожали Филиппа за истинно английское остроумие, хотя соль его тонких каламбуров чаще всего ускользала от тех, для кого они предназначались. Ава всегда смеялась над шутками мужа, несмотря на то, что знала их все наизусть. Филипп Лайтли неторопливо приблизился к цветочному бордюру. Красивой лепки лицо, высокий лоб и круглые очки на аристократическом носу придавали ему внушительный вид.

Он постоял, с улыбкой прислушиваясь к мелодичному пению жены, и снова выкрикнул ласковое прозвище, которое выдумал, когда только начинал ухаживать за Авой.

— Кустик, дорогая!

— О, это ты? Привет! — отозвалась Ава, выползая из зарослей. В волосах у нее запутались листья, на щеке темнел мазок грязи. Она поднялась, вытирая нос тыльной стороной ладони.

— Надеюсь, ты не забыла о Жан-Поле?

Удивленное лицо Авы оказалось красноречивее любых слов. Филипп снисходительно усмехнулся. Его жена отличалась невероятной рассеянностью. Все ее внимание занимали деревья и цветы в любимом саду.

— Что ж, — вздохнул он, глядя на часы, — Жан-Поль будет на станции через полчаса.

— О Господи! Я совершенно упустила из виду, что он приезжает. Даже не приготовила гостевой домик.

— Ничего страшного. Он молодой и отлично выспится в спальном мешке, — заверил жену Филипп, зябко скрестив руки на груди. Несмотря на кашемировый свитер и шарф, его пробирала дрожь. — Слушай, я его встречу и привезу домой, а дальше дело за тобой, Кустик.

— Спасибо. — Ава обвила руками шею мужа. Филипп отпрянул, боясь перепачкаться в земле и сухих листьях, но, не в силах устоять перед нежностью жены, крепко обнял ее и приподнял над клумбой. Ее волосы пахли влажной травой. — Какой же ты милый, — рассмеялась Ава, уткнувшись лицом мужу в плечо.

— Ты совсем замерзла, — прошептал Филипп. — Хочется закутать тебя в одеяло и напоить горячим шоколадом.

— Только и всего?

— Пока да. Мне ведь надо ехать за твоим учеником.

— Думаешь, это и впрямь хорошая мысль? — спросила Ава, отстраняясь. — Ты же знаешь, я предпочитаю сама заниматься садом, а Гектор помогает мне полоть сорняки и косить траву. Терпеть не могу, когда кто-то вертится у меня под ногами. Мне по душе уединение. На самом деле нам с Гектором никто не нужен.

— Мы же обо всем договорились, Кустик. К тому же сейчас поздно отступать. Мы окажем большую услугу отцу Жан-Поля, вдобавок питомцы Итона всегда выручают друг друга. В конце концов, я ему многим обязан и рад возможности вернуть долг. Благодаря Анри я смог изъездить всю Францию вдоль и поперек. Передо мной распахивались все двери.

— Ладно, — со вздохом уступила Ава. — Но я не знаю, чего он ожидает…

— Ты очень талантлива, Кустик. Он сможет многому у тебя научиться. Если Жан-Полю предстоит унаследовать замок, неплохо бы знать, как управлять поместьем.

— Разве он не может нанять себе управляющих?

— Не в этом дело. Анри хочет, чтобы его сын пожил некоторое время в английской деревне. В Париже мальчишка пользовался абсолютной свободой, мог делать все, что ему заблагорассудится.

— Так он, оказывается, плейбой?

— Анри больше не к кому обратиться. Он опасается, что Жан-Поль склонен плыть по течению, и хочет побудить его к действию. Привить сыну чувство долга. Однажды ему предстоит унаследовать замок и виноградники. Это огромная ответственность.

— Странно, что парень слушается отца. Он ведь уже не ребенок.

— Да, но кошелек в руках у Анри.

— Это так важно? Почему бы ему не сбежать, чтобы жить своей жизнью?

— Ле-Люсиоль[7] не обычный замок. Это нечто грандиозное. Кто способен это понять, сделает все, чтобы не потерять его.

— Ясно, — уныло протянула Ава. Ей совершенно не нравилась эта затея.

— К тому же у мальчиков появится взрослый приятель, они будут вместе шататься по окрестностям, а им это только на пользу. А от меня проку мало, я ведь уже стар.

— Неправда, я поддерживаю тебя в хорошей форме, — возмутилась Ава.

— Это верно, — рассмеялся Филипп. — Но я не болтаюсь по округе и не говорю по-французски. Ребятам не помешает подучить язык.

Ава смущенно улыбнулась. Она свободно владела французским, поскольку с шестнадцати лет училась в закрытом пансионе в Швейцарии.

— Ты меня пристыдил, и я теперь чувствую себя виноватой, что не разговаривала с ними на французском, когда они еще были детьми.

— Я никогда этого не ждал от тебя, Кустик. Я твердо знал лишь одно: утром ты встанешь, а остальное всегда бывало для меня сюрпризом.

Ава шаловливо шлепнула мужа:

— Ну ты и чудовище!

Филипп поцеловал ее в лоб.

— Давно ты меня так не называла.

— Не знаю, о чем это ты. — Она чмокнула мужа в губы, Филипп просиял, глядя на нее с обожанием.

Ава проводила глазами мужа, торопливо шагавшего к дому через лужайку. На водосточном желобе под самым скатом крыши устроилась парочка жирных голубей. Вид у них был сытый и довольный. Ава улыбнулась, представив себя рядом, на желобе. Она испытывала то же ленивое благодушие, что и голуби. Ведь у нее было все, что только можно пожелать: любящий муж, трое детишек, самый прекрасный дом в Англии и ее обожаемый сад. Птицы на желобе напоминали сахарную глазурь на изысканном пирожном.

Ава окинула взглядом сад. Деревья только начинали готовиться к зиме и не торопились сбрасывать листву. Она любила это время года. Изобилие зелени дарило ощущение покоя и безмятежности. Кроны не утратили пышности, но кончики листьев уже начали сворачиваться и кое-где в зеленой пене листвы мелькали нежные желтоватые пятна. Над лугами разносились птичьи трели, прерываемые клекотом фазанов и хриплым воркованием голубей. Аве нравилось, что под крышей весной гнездятся воробьи; она специально посадила возле дома вечнозеленый кустарник, надеясь, что другие птицы станут вить там гнезда и высиживать птенцов. В середине зимы она перебросила побеги плюща на ясень и платан, чтобы защитить зимующих птиц от холода и хищников. Ава научила детей подкармливать птичек и ухаживать за ними. Поппи любила летом плескаться в птичьей купальне, но зимой девочка заботливо подбрасывала корм своим питомцам, постепенно приручая их, так что вскоре некоторые пичужки уже клевали зерна у нее с ладони, если, конечно, поблизости не было Берни и Тарквиния. Собаки распугивали птиц.

Ава продолжала возиться с цветочным бордюром, когда час спустя Филипп вернулся вместе с Жан-Полем. Берни и Тарквиний с громким лаем бросились к дому. Ава распрямилась, вытирая пот со лба, и тут хруст гравия под колесами автомобиля внезапно стих. Хлопнула дверца, послышался голос Филиппа, приветствовавшего собак, словно те были людьми. Ава поспешно проскочила в калитку в тисовой изгороди, окаймлявшей сад со стороны фасада. Филипп потянулся к багажнику своего старенького «мерседеса-универсала». Стоило ему поднять крышку, как оба пса немедленно запрыгнули внутрь. Жан-Поль изумленно поднял брови, когда грязные лапы собак прошлись по его роскошному кожаному чемодану. Филипп даже не пошевелился, чтобы прогнать псов. При виде знакомой картины он лишь рассмеялся, не обращая внимания на замешательство Жан-Поля. Ава, стоя у калитки, наблюдала за этой сценой. Француз показался ей самым красивым мужчиной из всех, кого она когда-либо видела.

— Здравствуйте, я Ава, — сказала она, вытирая руку о штаны, прежде чем протянуть ее Жан-Полю. К ее удивлению, молодой человек вежливо поклонился и поднес ее руку к губам.

— Рад познакомиться, — произнес он, встретив ее взгляд. Его карие глаза, цветом напоминающие мягчайшую коричневую замшу, были устремлены на Аву. Она собиралась ответить ему по-французски, но его английский был безупречен. Лишь сильный акцент, вобравший в себя всю романтику и чувственность любвеобильной Франции, выдавал в нем иностранца. У Авы на мгновение перехватило дыхание.

— Надеюсь, вы хорошо долетели? — Она вдруг с ужасом поняла, что выглядит растрепанной неряхой.

— Я прибыл в Лондон несколько дней назад, — отозвался Жан-Поль, рассеянно разглядывая дом. — Хотел немного осмотреть город, приобщиться к культуре, прежде чем поеду сюда.

Филипп внес его чемодан в холл.

— Почему бы вам не войти и не выпить чего-нибудь, — предложила Ава, переступая порог вслед за мужем. — Вам придется пожить в доме около недели, пока я не приведу в порядок гостевой коттедж.

— Это на тебя не похоже, Ава, — заметил Филипп. — Моя жена — образец деловитости. Она здесь полновластная хозяйка, как капитан на корабле. Я же, простой матрос, не устаю восхищаться ее самодисциплиной.

Ава закатила глаза.

Жан-Поль оказался совсем не таким, как она ожидала. Прежде всего этот хорошо одетый молодой человек ничуть не походил на садовника. На нем были мягкий твидовый пиджак, голубая рубашка, выглаженные джинсы и блеклый кашемировый шарф, повязанный вокруг шеи. Густые каштановые волосы с тщательно продуманной небрежностью падали на лоб. На выразительном, живом лице выделялся орлиный нос и нежный, лишенный симметрии рот. Чистые белые руки с короткими ухоженными ногтями явно не знали, что такое лопата. При виде его коричневых кожаных туфель от Гуччи у Авы упало сердце. «Будем надеяться, что он прихватил с собой резиновые сапоги, — уныло подумала она. — Загубить такую элегантную обувь — просто преступление».