С этими словами он удалился, прикидывая, как бы сделать так, чтобы мисс Мерривилл-младшая не появилась на Гросвенор-плейс, избежав при этом возражений со стороны его властной сестрицы.

В результате проблема была решена гораздо раньше, чем он ожидал, и решена не им. Провидение в образе пса Лафры привело Фредерику в Алверсток-хауз двумя днями позже, без Черис, и в час, который лорд, отнюдь не ранняя пташка, считал не самым подходящим для визитов.

Поскольку Джессеми строго придерживался правила не пропускать своих утренних занятий, его сестры решили взять на себя прогулки с Лафрой вместо него. Они совершали с ним долгие путешествия по Лондону, и, если он не рвался с поводка и вел себя осмотрительно, когда бывал отпущен, их экспедиции проходили мирно. Выросшие на природе, они привыкли к более дальним прогулкам, чем те, что они могли себе позволить в Лондоне; здесь все было для них ново; и если погода позволяла, они устремлялись вперед, Фредерика с Лафрой на поводке, а Черис с путеводителем в руках. Они осматривали сооружения, памятники и здания, на которые эта бесценная книжка указывала, им, даже проникли в Сити, где привлекли к себе внимание, но избежали приставаний на улице. Ни один из дерзких волокит не осмелился преследовать девиц, гуляющих в сопровождении большой косматой собаки, которая поминутно рвалась с поводка, и при этом ее открытая пасть обнажала два ряда отличных острых зубов.

Через два дня после победного визита Алверстока на Гросвенор-плейс Черис проснулась с больным горлом и кашлем. Хотя она спустилась к завтраку, немедленно была отправлена обратно в постель, и мисс Уиншем объявила после третьего чиханья, что она простужена и что если не хочет заработать воспаление легких, то должна оставаться в своей комнате. Так она и сделала. И пока мисс Уиншем была занята распоряжениями о приготовлении пудинга, овсянки и полоскания для больной, Фредерика потихоньку выскользнула из дома, зная, что, скажи она о прогулке тетушке, та немедленно возразила бы, что в Лондоне нельзя вести себя так же, как в Гирфордшире. Мисс Уиншем заставила бы ее взять с собой одну из горничных или Феликса, а так как Фредерика считала себя достаточно взрослой и знала, как неодобрительно лондонские служанки относятся к долгим прогулкам, она решила незаметно исчезнуть, не сказав никому, кроме Баддля, куда идет. Баддль покачал головой, посоветовал ей взять Феликса, но удерживать не стал. Поскольку Феликс уже выманил у нее полкроны — столько стоило посещение Музея механики Мерлина (открыт каждый день с одиннадцати до трех), — его сестра благоразумно решила не навязывать ему прогулку, от которой он все равно бы отказался.

Целью ее путешествия был Грин-парк. Ни она, ни Черис еще там не были, в путеводителе он не был обозначен, как стоящий внимания объект. Конечно, в нем подробно описывался храм Конкорд, воздвигнутый здесь как часть пышных празднований 1814 года, но после того, как он четыре года спустя был разрушен, Грин-парк, по мнению Черис, не представлял интереса.

Но Фредерика, не остановленная прохладным отзывом путеводителя, решила отправиться с Лафрой туда, а не в более фешенебельный Гайд-парк, где слишком много праздных гуляк, которые строят глазки молоденьким прохожим.

Пробежав за своим четвероногим приятелем до самого парка по городским улицам и порядком запыхавшись, она с облегчением отвязала его от поводка, к которому он, похоже, и не собирался привыкать. Пес бросился вперед и стал рыскать, высоко держа свой плебейский хвост, в надежде учуять след какого-нибудь кролика. Когда Фредерика подошла к пруду в северовосточном углу парка, он принес ей палку, приглашая хозяйку кинуть ее в воду, чтобы самому отправиться за ней вплавь. Но поскольку она отказалась участвовать в этом спортивном мероприятии, он снова убежал и с восторгом обнаружил неподалеку движущиеся фигурки, которыми оказались три маленьких ребенка, игравшие в большой яркий мяч. Он любил детей и любил бегать за мячами, поэтому бросился к ним, виляя хвостом и нетерпеливо навострив уши. Он был довольно крупным псом, и его стремительное приближение сломило дух самой младшей участницы игры, маленькой девочки, и она в страхе бросилась к няне, которая в это время увлеченно сплетничала с другой няней в тени кустарника, окружавшего домик смотрителя парка. Лафра удивился, но решил обратиться к младшему из оставшихся двух мальчиков, у которого был мячик, и радостно гавкнул. Малыш Джок, презрев мужское достоинство, выронил мяч и бросился вслед за сестрой так быстро, как только могли нести его маленькие ножки. Старший брат остался стоять на своем месте, скрипя зубами. Лафра налетел на мячик, подбросил его и поймал, а затем подтолкнул его к ногам стойкого Фрэнка. Малыш Фрэнк с облегчением выдохнул и крикнул вдогонку брату и сестре:

— Он просто хочет поиграть с нами, вы, трусливые зайцы!

Затем он нерешительно поднял мячик и швырнул его как можно дальше. Он улетел не очень далеко, но Лафра, чье предложение было принято, кинулся за мячом и принес его обратно. Осмелев, малыш Фрэнк осторожно погладил его. Лафра лизнул его в щеку, и уже начала завязываться многообещающая дружба, когда пронзительный визг няни приказал ему не трогать эту грязную, бешеную собаку. Малыш Джон, споткнувшись и упав лицом вниз, принялся реветь. Когда подоспела Фредерика, она застала очень живописную и шумную сцену в полном разгаре; нянька визжала, дети рыдали, а малыш Фрэнк упорно отказывался оставить своего беспородного друга.

Повинуясь команде. Лафра подбежал к ней, неся в зубах мячик. Фредерика забрала его у Лафры и быстро прекратила нянькины вопли, проговорив голосом, привыкшим управлять большим хозяйством:

— Довольно! Вы забываетесь!

Затем она посмотрела на малыша Джона и сказала:

— Надеюсь, ты не ушибся, когда упал? Конечно, я знаю, что ты не стал бы плакать из-за того, что моя собачка захотела поиграть с тобой. Я вижу, ты уже большой мальчик, так что пожми ему лапу, и он забудет, как ты был невежлив с ним, когда побежал от него прочь. Сядь, Лафф, и дай лапу.

Послушный ее руке, Лафра сел и любезно помахал передней лапой. Слезы малыша Джона мгновенно высохли. Он в изумлении уставился на Лафру.

— Собачка дает лапу? — не веря своим глазам, спросил он.

— Конечно, дает.

— Мне! — сказал малыш Фрэнк. — Ведь я его не боюсь!

Задетый, малыш Джон заявил, что это не так, и когда вопрос был улажен и оба мальчика торжественно пожали Лаффре лапу, мисс Каролина ревниво отстояла и для себя эту честь. Фредерика отдала мяч малышу Фрэнку и покинула семейство под недобрый взгляд няньки и просьбы детей привести собачку еще раз.

Она продолжила свой путь, ничуть не смущенная инцидентом, размышляя о том, что лондонских детей, знакомых только с ручными собачками своих мамаш, можно пожалеть. Обогнув кустарник, растущий вокруг домика лесничего, она поняла, как подвел ее карманный путеводитель, ни словом не упомянувший небольшое стадо коров, которое (как выяснилось позже) было известной достопримечательностью парка. Коровы не только ласкали взгляд горожан очаровательной сельской картиной — нарядные доярки разливали по стаканам парное молоко всем, кто был готов уплатить весьма скромную сумму за это удовольствие.

Слишком поздно она осознала вероломство путеводителя. Лафра почуял стадо раньше и на мгновение замер, насторожил уши, и шерсть его встала дыбом. Корова, стоявшая в нескольких футах от него, наклонила рогатую голову, и Лафра, не разбирая между быками и коровами, издав кровожадный звук, что-то среднее между лаем и рыком, бросился в бой.

Глава 6

Любая сбежала бы при виде этой сцены, бросив Лафру на волю судьбы, потому что последствия были действительно ужасны. Под вопли молочниц, нянек и нескольких пожилых дам Лафра совершил тягчайшее преступление, обратив в бегство целое стадо дойных коров. Он, конечно, не повторил подвига, которым заслужил себе имя, но, обнаружив, что коровы удирают, разогнал их по всему парку, получив от этого занятия такое удовольствие, которого до сих пор в Лондоне ему ничто не доставило.

Фредерике и в голову не пришла мысль о бегстве, но когда ей удалось с помощью главного фермера и двух служителей парка поймать и обезвредить совершенно не раскаявшегося в содеянном пса, она поняла, что положение ее отчаянное. Вокруг нее разыгралась кровавая сцена: одна из старушек билась в истерике, другая требовала, чтобы немедленно послали за констеблем, фермер посылал проклятия на ее голову, а завсегдатаи парка высказывали твердое мнение, что Лафру надо запереть на замок, пока не придет время неминуемой расправы над ним. Да еще нянька, смотревшая за детьми, с которыми только что резвился Лафра, подоспела, привлеченная суматохой, и подлила масла в огонь своими жалобами на то, что он яростно напал на ее крошек, отнял мячик, напугал их до смерти, а малыш Джон из-за него упал, разбил лицо, поцарапал ручки и испачкал нанковые брючки.

— Ложь! — презрительно проговорила Фредерика.

Ни фермер, ни парковые служители не придали значения нянькиным рассказам. Пастуха волновало только его стадо, а служители, поглядев на прижатые уши и виляющий хвост, которым Лафра приветствовал своих юных приятелей, ни на минуту не поверили в его дикий нрав. Они только решили, что он слишком беспородный молодой озорник-переросток, и при других обстоятельствах они были бы более снисходительны к его недостойному поведению. Но правила в лондонских парках строгие; старая дама с острым длинным лицом, которая убеждала их послать за констеблем, ее слабонервная ровесница, еще страдающая от припадка, разные граждане, заявляющие, что таким опасным животным нельзя разгуливать на свободе, и вопли нянек, требующих возмездия для дикого зверя, который перепугал их чувствительных крошек, вынудили парковых служителей посмотреть на дело с другой точки зрения. Поглядев, с одной стороны, на толпу граждан, желающих, чтобы об инциденте было сейчас же доложено главному смотрителю парков, и, с другой — на нашкодившую дворняжку с молодой особой, даже не сопровождаемой лакеем или горничной, они поняли, что им надо делать: Лафру, внушительно сказал Фредерике старший из двоих, они должны забрать и запереть до решения магистрата.

Лафра, которому совсем не понравился ни его тон, ни намерение приблизиться, перестал часто дышать, поднялся и угрожающим рычанием предупредил, что любая попытка тронуть Фредерику дорого обойдется хранителю парка. Он принял такой воинственный вид, что фермер пришел к выводу немедленно уничтожить пса, а парковый служитель потребовал у Фредерики «убрать эту собаку подальше!» от него.

Среди собравшихся фермер был наиболее непреклонен к преступному Лафре. Одного взгляда на его разъяренное лицо было достаточно, чтобы понять, что взывать к милосердию бесполезно. Вся дрожа внутри, Фредерика проговорила:

— Осторожнее! Эта собака принадлежит маркизу Алверстоку! Она чрезвычайно ценная, и, если с ней что-то случится, его светлость очень разгневается!

Младший служитель, у которого было свое мнение по поводу происхождения Лафры, сказал упрямо:

— Чушь! Какой маркиз купит его! Он и гроша ломаного не стоит! Обыкновенная дворняжка, вот кто он!

— Дворняжка? — воскликнула Фредерика. — Да знаете ли вы, что это чистокровнейшая барселонская овчарка, да еще привезенная в Англию за огромные деньги! Я извиняюсь, конечно, что он погнался за коровами, но он просто собирался их пасти! Эта порода именно с такой целью и была выведена в Испании, а к английским коровам он еще не привык!

— Пасти их? — изумился фермер. — Я сам никогда не пасу их! Зачем? Вы, кажется, не умнее его, барышня!

Младший из двоих парковых служащих не замедлил вынести вердикт. Он сказал, что мисс зашла слишком далеко, добавив при этом, что ничего не знает о барселонских овчарках, но зато прекрасно разбирается к дворняжках. Он также сказал, настаивая на своем первоначальном мнении, что маркиз не купил бы такую собаку, как Лафра.

— Вот как! — сказала Фредерика. — Вы что, знакомы с моим кузеном маркизом Алверстоком?

— Какая наглость! — возмутилась дама с острым лицом. — Называет себя кузиной маркиза, а сама болтается по городу одна! Хорошенькая история!

После бурного спора, в котором младший служитель поддержал остролицую леди, фермер сказал, что маркиз или не маркиз, а его коровам нанесен ущерб, и за это должно быть уплачено, старший парковый служитель колебался, а джентльмен в сюртуке табачного цвета предложил, чтобы маркиз сам подтвердил то, что тут натворила мисс.

— Прекрасная идея! — спокойно объявила Фредерика. — Пойдемте к нему сейчас же! Это недалеко, на Беркли-сквер.

По мнению старшего из парковых служителей, лучше бы оставить эту затею. Если молодая леди была готова тут же отвести их к маркизу, значит, она и вправду его кузина; и хотя он понимал, что это, по сути, не меняет дела, ему не хотелось ввязываться в эту историю. Честно говоря, маркиз — если он владелец собаки — подлежал штрафу, помимо того, что главный работник с фермы мистера Била мог потребовать с него за перепуганных коров, но когда имеешь дело с господами, надо быть осторожнее. Служитель что помоложе, которому и втолковывались эти мысли, сразу призадумался; фермер же был готов принять приглашение Фредерики, говоря, что у него есть на это право, будь хозяйкой собаки хоть сама королева, не имея в виду оскорбить ее величество; а остролицая дама, возмущенно хлопая глазами, заявила, что, если парковые служащие не знают, в чем состоит их долг, то она знает, и непременно доложит обо всем главному смотрителю. Ничего не оставалось, как пойти за молодой леди. Остролицая объявила, что и она пойдет с ними, и если — в чем она сильно сомневается — маркиз и появится, она все выскажет ему.