Джорджетт Хейер - Фредерика

Парковый служитель, тот, что помоложе, хотел, чтобы его правильно поняли, и, стиснув в руках шляпу, с умоляющим взглядом обратился к маркизу, что он не хотел никого обидеть, но вот мисс сказала, что эта собака барселонская овчарка, чему он никак не может поверить (тут он решительно выдохнул), кто бы это ни утверждал.

— Ну и правильно, — сказал маркиз. — Конечно, ничего подобного.

Он повернул голову к Фредерике и сказал усталым голосом:

— В самом деле, кузина, какая вы непонятливая! Он гончая, а не овчарка! И я сказал вам, не барселонская, а балукистанская! Балукистан, Фредерика!

— О боже! И правда! Как… какая я глупая! — неуверенно проговорила она.

— Смотрители парка не нашли ничего неожиданного в объяснении его светлости, Старший разумно заметил, что это совсем другое дело, а младший напомнил компании, что он с самого начала понял, что собака не испанская! Но молочник не был удовлетворен; и остролицая дама резко сказала;

— Что-то не слышала я про такое место!

— Ну что ж, — сказал лорд, подходя к окну и раскрутив один из двух глобусов, что стояли там, — Подойдите и взгляните сами!

Все последовали его приглашению, а Фредерика с упреком проговорила:

— Если бы вы сказали мне, что это в Азии, кузен!

— Ах, в Азии! — сказал старший из парковых служителей, обрадованный, что его просветили, — Индийской породы, значит.

— Не совсем, — сказала Фредерика. — По крайней мере я так не думаю. Понимаете, это рядом. Это очень дикое место, и собаку оттуда вывезли тайно, потому что местное население очень враждебное. Вот почему я сказала, что собака очень редкой породы. В самом деле, ведь это единственная балукистанская собака в нашей стране, кузен?

— Очень надеюсь, что так, — сухо заметил лорд.

— Ну что ж, должна сказать, что это еще хуже! — заявила остролицая дама, — Приводить диких иностранных собак на прогулку в парк! К тому же контрабандную! Так вот, милорд, я крайне не одобряю такие поступки и обязана сообщить в таможню!

— Боюсь, что ее там просто нет, — извиняющимся тоном ответил он, неторопливо подходя к камину и потянув за шнур звонка, — так же, как и почты. Можете послать человека с поручением, но, боюсь, это очень дорого, и потом, его могут там просто убить. Даже не знаю, что вам посоветовать.

— Я говорю об английской таможне, милорд! — сказала она, сверкая глазами.

— О, это абсолютно лишнее! Я ведь говорил не о том, что контрабандой ввез ее в страну, я просто тайно вывез собаку из Балукистана.

Она сказала дрожащим от возмущения голосом:

— Даже если и так, вы не имеете права выпускать диких собак гулять по парку, и я доложу об этом соответствующим властям, предупреждаю вас, милорд!

— Дорогая мэм, мне нет никакого дела до того, что вы собираетесь выставить себя на посмешище. Могу добавить, что я вообще не понимаю, какое вам до всего этого дело. Вы сообщили мне, что собака на вас не нападала, чему я охотно верю. Вы также сообщили мне, что явились в мой дом, потому что вам стало ясно, что эти господа — вы обозвали их низкопоклонниками — готовы были разрешить собаке порвать всех гуляющих в парке, чему я не верю! Оказывается, вы просто суетесь не в свое дело! Если бы меня спросили, что я думаю ею поводу этого инцидента, я был бы обязан признать, что эти люди пришли, совершенно законно, сообщить мне о безобразиях моей собаки и потребовать ее усмирить. Но раз они, непонятно почему, пришли с такой навязчивой и не имеющей отношения к делу особой, у которой недостает ни воспитания, ни разума и которая взялась выполнять их обязанности, значит, им самим не под силу изложить мне свою жалобу.

Он бросил взгляд на открытую дверь, где стоял Уикен с каменным лицом.

— Будь добр, проводи даму! — сказал он. — И пригласи ко мне мистера Тревора!

Эта блестящая речь, которую Фредерика выслушала с трепетом, а служители парка — с одобрением, заставила остролицую даму возмущенно закудахтать. Никогда, за всю жизнь, ее так не оскорбляли, попыталась она внушить его светлости. Но лорд, потеряв к ней всякий интерес, уже открывал свою табакерку, а Уикен, прерывая ее невнятное бормотание, сказал голосом, лишенным какого бы то ни было чувства:

— Прошу, мадам.

Остролицая лама покинула комнату с красными пятнами на щеках. Никто, и менее всех Уикен, не был удивлен ее бесславной капитуляцией, а младший из служителей позже признался старшему, что считает, что тому, кто хочет заткнуть такую старую ведьму, нужен надежный тыл.

Фермер, однако, в целом одобрив избавление от остролицей, ничуть не утешился этим. Он начал объяснять маркизу всю глубину преступления Лафры, печальные последствия для молочных коров их панического бегства и свою горькую участь, которая находится в руках хозяина этих коров, если он обнаружит хоть малейшую рану хотя бы на одной из них.

— Ну, это уж вряд ли! — сказала Фредерика. — Вас послушать, так они бежали от него через весь город, ведь это не так! Хотя, если уж вы выпускаете коров в общественный парк, то должна заметить…

— Нет, кузина, вы уж помолчите! — мстительно перебил ее маркиз. — Ведь я договорился с вами, что вы поведете Лафру в Гайд-парк, так что, я считаю, во всем виноваты вы.

Фредерика, пряча лицо в платок, дрожащим голосом признала, что он прав.

— Не беспокойтесь! — сказал маркиз, обращаясь к молочнику.

— Это дело будет улажено! Ах, вот он, входи, Чарльз!

Мистер Тревор, ошеломленный сценой, открывшейся ему в библиотеке, сказал:

— Вы посылали за мной, сэр?

— Да. Эта моя балукистанская гончая, с которой кузина прогуливалась по моей просьбе, доставила мне неприятности. Мне грустно говорить об этом, но он… он недостойно вел себя среди коров в Грин-парке.

Мистер Тревор мог удивиться, но он был сообразительным молодым человеком, и предупреждающий взгляд, брошенный его хозяином из-под ленивых ресниц, был необязателен. Он спокойно сказал, что весьма огорчен, и когда взглянул на «балукистанскую гончую», которая с интересом обнюхивала его ноги, только едва заметная улыбка в уголках рта нарушила его серьезную мину.

— Конечно! — сказал лорд. — Я так и думал, что ты тоже расстроишься, и убежден, что могу доверить тебе это дело.

Он улыбнулся и добавил мягко:

— Как всегда, на тебя вся надежда, Чарльз! — затем он повернулся к жалобщикам и сказал: — Мистер Тревор все уладит, я полагаю, ко всеобщему удовлетворению, так что следуйте за ним в его кабинет! Ах да! Это два служащих главного смотрителя парков, Чарльз, и работник фермы!

Он кивком отпустил своих посетителей. Они охотно удалились, совершенно верно поняв, что щедрость маркиза не обделит никого из них, и чувствуя, что с мистером Тревором им легче иметь дело, чем с его хозяином.

Чарльз проводил их из комнаты и, когда они гуськом покинули ее, на секунду задержался, взглянув на Фредерику.

— Что он натворил, мисс Мерривилл?

Отняв платок от лица, Фредерика смотрела на него не заплаканными, а смеющимися глазами.

— Я не думаю, что он вообще тронул хоть одну корову, потому что мы поймали его до того, как он успел кого-нибудь догнать!

— В таком случае…

— Нет, Чарльз! — вмешался маркиз, — Мое единственное желание — поскорее покончить с этим делом, так что не стоит на этом экономить!

— Считайте, что с ним уже покончено, сэр! — весело сказал Чарльз и вышел.

— Какой замечательный молодой человек! — сказала Фредерика.

— Он правда молодец! — согласился Алверсток.

Она посмотрела на кузена.

— Да и вы тоже! Вы были великолепны, я так вам благодарна! Простите за то, что втянула вас в эту историю! Понимаете, они хотели отнять у меня Лаффа, подумать страшно, что могло бы с ним случиться! Поэтому я и сказала, что он принадлежит вам. — Она рассмеялась, — Как Кот в сапогах!

— Как кто? — переспросил он.

— Мой кузен Марррркиз Алверсток! — пояснила она. — Понимаете?

— Наверно, я безнадежно туп, но я не… — тут его осенило, и он угрожающе сдвинул брови.

— Ах, вот что! Марррркиз Каррррабас!

— Ну конечно! И это подействовало! Если бы не эта ужасная особа, которую вы так отделали! В жизни не слышала ничего более жестокого, но признаюсь, получила удовольствие! — Она снова стала смеяться. — Да, но вы чуть не спутали все мои планы, когда сказали вдруг, что Лафф — балукистанская гончая! Так теперь ты и будешь называться, безобразник!

Благодарный, Лафра вскочил на задние лапы и облизал ей лицо, Она столкнула его передние лапы с колен.

— Бессовестная ты дворняжка! — сообщила она ему.

Фредерика подняла глаза на Алверстока и протянула ему руку.

— Благодарю вас! — сказала она с улыбкой. — Мне пора идти. Вы сообщите мне, сколько мистеру Тревору придется заплатить этим людям?

— Подождите! — сказал он, — Вы еще не объяснили мне, как случилось так, что вы оказались на прогулке одна, кузина.

— Не объяснила, — согласилась она, — Но в таком случае, может быть, и вы тогда тоже объясните мне, почему это вас так беспокоит?

— Я готов. Возможно, так принято в Гирфордшире, но для Лондона это не годится. Девушки вашего возраста и воспитания не гуляют по городу в одиночку.

— Ну, обычно я одна и не хожу и, естественно, никогда не позволю Черис. Но я не девчонка, как вам может показаться, потому что вы намного старше, но уверяю вас, я уже давно не считаюсь юной мисс! И в любом случае не должна отчитываться перед вами, кузен Алверсток!

— Ошибаетесь! — ответил он. — Если вы хотите попасть в светское общество, Фредерика, вам придется следовать его правилам! Или вы будете делать что положено, или я умываю руки. Если вы решили шокировать свет своим поведением, поищите себе другого покровителя!

Она вспыхнула и уже открыла рот, чтобы резко ответить ему, но сдержалась и прикусила язык. После паузы ей все-таки удалось улыбнуться и сказать:

— Думаю, что после сегодняшнего случая вы бы уже с удовольствием умыли руки.

— Ничего подобного! — спокойно сказал он, — Выбросьте это из головы!

— Вот как раз этого я сделать не могу, хотя и очень хотела бы, потому что эта история вынуждает меня держать язык за зубами! — сказала она ему, — В то время как я бы с удовольствием сказала вам пару ласковых, милорд… но я не стану вас упрекать, хотя вы и заслуживаете этого! — добавила она откровенно.

— Это почему же? — Его это начало занимать.

— Потому что вы прекрасно знали, когда распекали меня, что я слишком обязана вам сейчас, чтобы обидеть вас.

Он расхохотался:

— Думаете, вам это удалось бы?

— Да, еще как! Я могу наговорить таких обидных слов, когда рассержена!

— Ну что же, послушаем!

— Она покачала головой, а на щеке ее появилась ямочка.

— Нет, я уже успокоилась. Сказать правду, я вышла из себя потому, что, как правильно говорит моя тетушка, ничто не злит человека так, как сознание того, что он не прав. Это верно?

— Не знаю. Не думал об этом.

— Она удивленно посмотрела на него, но решила не продолжать эту тему.

— Ну что ж, я постараюсь, чтобы вам не пришлось краснеть за нас. Обычно мы с Черис выводим Лаффа на прогулку. Но дело в том, что Черис простыла. Джессеми же по утрам непременно должен сидеть над учебниками. Он считает, что в Лондоне ему нужно гораздо больше заниматься, бедный мальчик!

— Тогда почему вы не взяли Феликса или горничную?

— У меня нет своей горничной, только служанки в доме, а они городские и не любят гулять, сразу начинают ныть, что им трут башмаки или что-нибудь еще. Я бы взяла Феликса, но у него сейчас в голове только Механический музей, и он бы всю дорогу надоедал мне этим. Умоляю, не сердитесь, я больше не буду!

— Вам нужен лакей, — сказал он, все еще хмурясь.

— Зачем, чтобы защищать меня? Лафф это делает не хуже, клянусь вам!

— Чтобы ждать вас, носить покупки, вручать вам письма.

— Мне кажется, вы хотите сказать, что его не хватает для престижа.

— И это тоже, — ответил он.

Она задумчиво смотрела на него, потом грустно улыбнулась.

— Для респектабельности, как говорит Баддль! Он хотел, чтобы я взяла с нами Питера, но мне пришлось оставить его в Грейнарде, так как, во-первых, мистер Портс очень хотел его нанять, а во-вторых, мне показалось, что это излишние расходы. Хотя, честно говоря, мне очень не хватает лакея; по мнению Баддля, сам он слишком стар, чтобы справляться со всем одному в этих ужасных лондонских домах.

— Вас смущают расходы? — прямо спросил он.

— Нет, я найму лакея, и он может заменить служанку, которая сейчас помогает Баддлю.

— Нет, доверьте это мне! — сказал он. — Нанимать лакеев, да еще лондонских, это не дело для молодой девушки.