— Выпей это! Открой-ка рот!

— Где Фредерика? — спросил Феликс, капризно отворачиваясь.

Однако он подчинился приказным ноткам в голосе Алверстока, когда тот снова сказал ему:

— Феликс, открой рот! Давай! Делай, что тебе говорят!

Алверсток, у которого, хотя и не было опыта в уходе за больными, не дал мальчику увернуться и безжалостно влил лекарство ему в горло.

Феликс подавился, но после выступивших от обиды слез, похоже, стал соображать яснее. Алверсток опустил его на подушку и уложил больную руку.

— Так-то лучше! — сказал он.

— Где Фредерика? — повторял Феликс.

— Она скоро будет, — обещал Алверсток.

— Она нужна мне сейчас! — настаивал Феликс. — Позовите ее!

— Хорошо, она придет.

Воцарилась короткое молчание. Алверсток подумал, что Феликс опять засыпает, но в тот момент, когда он собирался отойти от кровати, заметил, что мальчик смотрит на него, пытаясь сосредоточиться. Ему это, очевидно, удалось, потому что он прошептал со вздохом облегчения:

— Ах, это вы? Не уходите!

— Я с тобой.

— Пить!

Алверсток снова приподнял его. Он с удовольствием проглотил ячменный отвар, и на этот раз, когда опустился на подушку, сразу заснул.

Это был тревожный сон, к тому же недолгий. Он, вздрогнув, пробудился, и какие-то несвязные слова слетели с его губ. Феликса, очевидно, мучил какой-то кошмар, в который через некоторое время проник голос Алверстока. Тогда он сказал рассеянно: «Кузен Алверсток», но через секунду застонал, что замерз. Маркизу это показалось обманчивым ощущением, так как рука, схватившаяся за его руку, была сухая и горячая. Он стал его успокаивать, и это подействовало благотворно: какое-то время Феликс лежал тихо, но не закрывал мутных глаз. Вдруг он испуганно проговорил:

— Это не моя комната! Почему я здесь? Мне тут не нравится! Я не знаю, где я!

Маркиз спокойно произнес:

— Ты со мной, Феликс.

Он сказал это инстинктивно, проговорил первые слова, какие пришли в голову, и чуть позже осознал, что они довольно глупы. Но вглядевшись в него, Феликс улыбнулся и сказал:

— Ах да! Я забыл! Вы не уйдете, нет?

— Конечно нет. Закрой глаза! Тебе нечего бояться, обещаю тебе.

— Да, конечно, пока вы здесь, я не упаду, — пробормотал невнятно Феликс. — Я знаю это!

Алверсток ничего не отвечал и скоро с облегчением увидел, что мальчик засыпает. Осторожно высвободив руку от ослабевших пальцев ребенка, он отошел поправить свечу, чтобы ее мерцающий свет не падал на лицо Феликса. Ему казалось, что тот заснул более спокойно, но его надежда не оправдалась. Дальше, это было ясно даже ему, неискушенному в таких случаях, Феликсу становилось все хуже и хуже, его лицо горело, а пульс стал частым. Иногда он дремал, но эти передышки были очень недолгими, а когда просыпался, то все время находился в состоянии лихорадочного возбуждения, граничащего с бредом. Казалось, он страдает от сильной боли; в один из светлых промежутков он пожаловался, что у него «болит все», но когда Алверсток дотронулся до незакрытой бинтами части лба, тот был рад, когда он убрал руку.

— Это не моя рука! — сердито сказал Феликс.

Вторая доза микстуры принесла некоторое облегчение, но Алверсток уже не раз собирался разбудить Джадбрука и послать за доктором. Только последние слова доктора Элкота, предупреждающие о возможной лихорадке, и мысль о том, что он еще мог возвращать мальчика к памяти, удерживали его.

К утру жар немного спал, но боль оставалась. Феликс тихо плакал и стонал:

— Фредерика! Фредерика!

В пять часов маркиз услышал в коридоре скрип осторожно открывшейся двери и поспешил из комнаты, чтобы перехватить Джадбрука, который проходил мимо на цыпочках с башмаками в руке.

Джадбрук был потрясен, узнав, что Феликсу стало хуже. Он пообещал послать к доктору в Хемел-Хемпстед одного из своих рабочих, говоря, что это всего в четырех милях и парень верхом доберется в два счета. Он взглянул на Феликса и, услышав, что нужен еще ячменный отвар, осмелился предположить, что чашка чая пошла бы ему на пользу. Маркиз засомневался, но Феликс, который казался спящим в тот момент, сказал слабым голосом, что хотел бы чаю, так что он кивнул Джадбруку.

— Сейчас вы его получите, сэр! — сказал Джадбрук, добавляя шепотом: — В любом случае это ему не повредит, милорд!

Маркиз все еще сомневался, когда принесли поднос. Он не был в этом знатоком, как его приятель лорд Питерсхем, и с недоверием посмотрел на красную жидкость в чайнике, будучи уверен, что Феликс откажется от нее. Однако Феликс не отказался, и казалось даже, что это освежило его. Час спустя появился доктор Элкот, который сказал:

— Пока вы не дали ему горячего вина, все остальное делалось верно. А теперь, милорд, перед тем, как я войду к нему, скажите, что вас обеспокоило? Вы выглядите немного не в своей тарелке. Тяжелая ночь была у мальчика?

— Очень, — ответил Алверсток несколько мрачновато. — А в чем дело, я думаю, вы лучше разберетесь! У него был сильный жар, иногда он бредил и все время жаловался на боль во всем теле, но слава богу, не в голове!

— Слабое утешение! — проворчал доктор.

Он зашел в комнату к больному и в конце долгого и тщательного осмотра бодро сказал, укрывая Феликса одеялами.

— Ну, молодой человек, не сомневаюсь, что вы скоро поправитесь, но вам придется для этого постараться! Сейчас я дам вам кое-что, от чего сразу полегчает.

Феликс не бредил, но еще не совсем пришел в себя. Он яростно сопротивлялся осмотру, говоря, что ему больно, когда его трогают, и подчинился только после того, как маркиз приказал ему. Теперь он отказывался принимать зловещего вида лекарство, которое доктор Элкот налил в стакан, и маркиз после многозначительного взгляда доктора снова вмешался, взяв у Элкота стакан. Он сказал, когда Феликс отвернулся:

— Ты начинаешь мне надоедать, Феликс. Я ненавижу зануд. Если те не хочешь, чтобы я ушел, делай что говорят — и быстро!

Встревоженный его угрозой, Феликс проглотил микстуру. Он с беспокойством сказал, когда Алверсток опустил его и убрал свою руку, которой поддерживал его:

— Вы не оставите меня, правда?

— Не оставлю.

Феликс успокоился, и через несколько минут его веки опустились. Доктор Элкот тронул маркиза за плечо и вывел из комнаты:

— У вас есть дети, милорд? — спросил он, когда закрылась дверь.

— Нет, насколько мне известно.

— О! Тогда вам стоило бы их завести. Похоже, вы отлично умеете с ними управляться. Ну, как я и ожидал: ревматический приступ. Пока бесполезно гадать, насколько он серьезен. Все, что я могу сейчас сказать: ему нужен тщательный уход. Вы говорили, что его сестра будет здесь, на нее можно положиться? Простите за то, что я говорю так прямо, но это сейчас важнее всего.

— Вы можете быть абсолютно уверены в мисс Мерривилл, — ответил Алверсток. — Она чрезвычайно разумная женщина и заботится о Феликсе как мать, с самого детства. Теперь, поскольку я не очень разбираюсь в болезнях, не просветите ли вы меня. Этот ревматический приступ, кажется, гораздо серьезнее, чем я предполагал?

— Могут быть серьезные последствия, — ответил Элкот. — Но он вообще-то здоровый мальчик, и мне кажется, у него хорошая конституция, так что давайте пока не волновать его сестру.

— Насколько я ее знаю, она приедет как можно раньше. И захочет вас видеть, конечно.

— Да, мне тоже надо ее повидать! С мальчиком пока все в порядке: я дал ему успокоительное, и он проспит почти все утро. И вам бы надо сделать то же самое, милорд!

— Мне надо побриться! — сказал лорд.

— Сделайте и то, и другое! — посоветовал доктор. Маркиз предпочел бритье. Он с большим недоверием осмотрел старомодную бритву, которую одолжил ему Джадбрук, но лезвие было отлично наточено, и он даже ни разу не поранился. Мисс Джадбрук тем временем привела в порядок его муслиновый галстук, и хотя он не доверил ей погладить свой сюртук, Алверстоку все же удалось к приезду Фредерики выглядеть прилично. Однако ему не хватало опытного глаза его камердинера.

Она приехала около десяти в его удобной легкой коляске, и была одна. Маркиз помог ей спуститься и на мгновение задержал ее в своих сильных руках, чтобы сказать:

— Вы замечательная девушка! Я знал, что вы примчитесь!

— Я не смогла выехать из Лондона так рано, как собиралась, но ваши люди домчали меня как на крыльях.

Она посмотрела на него открыто, как он любил, и сказала с улыбкой в глазах:

— Я так обязана вам и так много уже благодарила, что у меня больше нет слов.

— Не представляете, как я рад слышать, — отозвался он.

— Ах да, ведь вам становится так скучно от благодарностей, но я надеюсь, вы знаете, что у меня на сердце!

— Нет, а хотел бы!

Улыбка тронула ее губы.

— Вы смеетесь надо мной! Прощаю вас, потому что знаю: вы бы не стали этого делать, если бы дела не были так плохи! Как он?

— Еще спит. Доктор дал ему снотворное, когда я послал за ним сегодня утром. Он собирается еще приехать в полдень. Я сказал, что вы захотите его видеть и ему надо поговорить с вами! Он еще имел нахальство спросить, можно ли на вас положиться! Проходите в дом! Вам приготовлена спальня, и гостиная к вашим услугам.

— Если вы соблаговолите пройти за мной, мэм, я покажу вам гостиную, сказала мисс Джадбрук, которая появилась в дверях.

Она произнесла это холодно, но немного оттаяла, когда Фредерика, протягивая ей руку, сказала:

— Благодарю вас! Я так признательна за все, что вы сделали. Боюсь, вам это тоже доставило немало беспокойства.

— Ну, у меня всегда забот хоть отбавляй, мэм, — отозвалась мисс Джадбрук, пожимая ей руку и неуклюже делая реверанс.

— Если бы Джадбрук спросил меня, я бы, конечно, сказала ему нести молодого джентльмена прямо сюда, но сидеть с ним не взялась бы.

— Нет, конечно! — согласилась Фредерика.

— У вас и без этого хватает дел!

Следуя за своей неприступной хозяйкой, Фредерика задержалась на пороге, быстро огляделась и воскликнула:

— Какой чудесный ковер!

Маркиз, которому этот ковер казался ужасным, недоумевал, но тут же понял, что Фредерика сказала как раз то, что надо. Мисс Джадбрук, заважничав от удовольствия, сообщила, что его только месяц, как положили сюда, и почти добродушно пригласила Фредерику следовать за ней наверх.

Лорд, благоразумно оставшийся внизу, отправился на поиски своего верного слуги. Он нашел Керри, приехавшего следом за экипажем в фаэтоне к помогающего работнику переносить багаж из коляски, также своего дворецкого, который преодолел весь этот путь на сиденье рядом с кучером, но не утратил своего достоинства, и теперь руководил разгрузкой багажа. Маркиз распорядился отправить экипаж в гостиницу «Сан», в Хемел-Хемпстед, которую рекомендовал ему доктор, поручил Нэппу договориться там о жилье, а Керри — ждать его в фаэтон, и вернулся в дом.

Вскоре Фредерика спустилась в гостиную. Она отказалась от кресла, а села к столу, положив на него крепко стиснутые руки.

— Он еще спит, но беспокойно. Мне надо поскорее вернуться к нему, но прежде, скажите, прошу вас, кузен, что говорит доктор? Я вижу, что у Феликса жар, и представляю, какую ночь вы провели у его постели.

Она прочитала сомнение в его взгляде и спокойно добавила:

— Не бойтесь сказать мне правду! Меня все равно не проведете. — Она слабо улыбнулась, — Да и потом, это не в первый раз, когда один из братьев болен или попытался себя прикончить. Так что говорите!

— Элкот говорит, что это ревматический приступ, — прямо сказал он.

Она кивнула.

— Я так боялась этого. С моей матерью такое было однажды. После этого она уже не могла полностью поправиться: сказалось на сердце. Я тогда была ребенком, но помню, как тяжело она была больна, а нужного ухода за ней не было. Я помню, что она все время вставала с постели, потому что плакал ребенок, — это, конечно, был Феликс. Нет, с Феликсом такого не будет! Он гораздо крепче мамы, и медицина шагнула вперед. Я не буду отчаиваться, обещаю вам, так что не смотрите на меня так, будто вам сейчас придется откачивать меня!

— Я этого и не опасаюсь: вы слишком благоразумны! Если я выгляжу грустным, то из-за того, что представляю, какие изнурительные ночи вам предстоят. Хватит ли у вас сил?

— Спасибо! Я вовсе не такая уж бедняжка! Мне будет помогать Джессеми. Может быть, уже завтра он будет здесь, если Гарри вернется сегодня вечером в Лондон, как ожидалось. Милый мой Джессеми! Он так хотел поехать со мной, но не сказал ни слова. Понимает, что негоже оставлять бедную Черис одну, и сказал, что должен до приезда Гарри побыть на Уимпол-стрит. Он приедет на почтовых, и, признаюсь, я так рада, что он будет здесь со мной. Ему можно будет доверить приглядывать за Феликсом, пока тот спит, а я смогу в это время прилечь. Видите, какая я практичная, кузен?