Роберт Дадли был невероятно красив, высок ростом и имел прекрасные манеры. Но Гвинет подумала, что, может быть, он слишком подчеркивает свое и так выдающееся обаяние и огромную удачу тоже, потому что постоянно старается быть возле королевы.

Еще Гвинет заметила, что королеве, видимо, приятно мучить тех, кто считал, будто может управлять ею. Она могла смеяться и быть ласковой с Дадли, а в следующую минуту повернуться к Ровану. Елизавете нравилось заставлять своих придворных немного ревновать друг к другу и при этом не давать ни одному из них чувствовать себя слишком любимым и великим.

Королева хотела держать власть только в своих руках.

Когда Дадли упустил мяч, который легко мог отбить, Елизавета обвинила его в том, что он специально уступает, чтобы дать ей победить. Но Гвинет совершенно не собиралась давать Елизавете возможность легко победить. Проиграть, притворившись, что не знаешь даже простейших приемов игры, кажется, было плохим способом польстить английской королеве. И вряд ли бы ей пришлось это по душе.

Кроме того, Гвинет была представительницей Марии Шотландской. Ее долг перед своей королевой заключался в том, чтобы хорошо представить здесь и правление Марии, и ее страну. Поэтому леди Айлингтон играла во всю силу и этим заставила Дадли всерьез включиться в игру.

Был момент, когда они оба побежали за мячом, и Гвинет столкнулась с молодым лордом. Дадли задумчиво посмотрел на нее, и Гвинет, поспешно делая шаг в сторону, увидела, что в этом взгляде была признательность.

Этот человек так откровенно флиртовал с английской королевой, что вокруг нее возник скандал. Потом, то ли в шутку, то ли всерьез, Елизавета предложила его в мужья королеве Шотландии. Неужели он теперь пытается флиртовать и с ней самой?

Гвинет решила, что жизнь при дворе ей не слишком нравится. И подумала, что у королевы Марии гораздо более добродетельные придворные, хотя, конечно, ни за что не сказала бы этого Елизавете.

Дадли поймал ее руку, широко улыбнулся и предупредил:

— Осторожно! Елизавета не любит проигрывать.

— Я тоже этого не люблю, — многозначительно заявила Гвинет.

— Она королева, — сказал он.

— Но я служу другой госпоже, и тоже королеве, — ответила Гвинет.

— Моей будущей невесте? — дразня ее, спросил Дадли.

— Искренне сомневаюсь, что это так, — возразила Гвинет.

— Давайте доиграем партию! — резко крикнула королева, и они вернулись к игре.

Благодаря льстивой решительности Дадли партия была наконец проиграна.

Елизавета действительно была после этого в хорошем настроении, но ликование и радость она разделяла со своим партнером, лордом Рованом, а не с Робертом Дадли.

Гвинет хотела только одного: как можно скорее покинуть общество королевы и сумела получить на это разрешение, притворившись, что повредила лодыжку. После долгого пути по длинным и запутанным коридорам дворца девушка наконец оказалась в своей комнате. Там ее ждала Энни, она сразу же стала помогать своей госпоже переодеться, при этом что-то напевая себе под нос.

— С вами все в порядке? — спросила Энни, заметив, что госпожа немного прихрамывает.

Хромота была притворная, но Гвинет посчитала, что разумнее всего будет притворяться до тех пор, пока ее могут видеть посторонние.

— Я чувствую себя прекрасно, просто у меня тяжело на сердце из-за тех игр, в которые здесь играют.

— Вам же нравится теннис.

— Все равно.

— А, вот в чем дело: вы проиграли.

— Мне не важно, что я проиграла, — возразила Гвинет, потом немного помолчала в нерешительности и проговорила: — Английская королева кажется такой умной и справедливой и даже доброй. Но она считает слишком важными игры, которые не могут иметь для нее значение. Я просто хочу, чтобы мы поскорее вернулись домой.

— А я думала, вы в восторге от Лондона.

— Так и было. Энни, есть у тебя возможность приготовить мне сейчас все для купания?

Служанка ушла за горячей водой. Скоро она уже помогала Гвинет раздеться, охала над ее корсетом, китовый ус в котором погнулся и потерял форму, и сокрушалась, что, пока они жили в Англии, кошелек Гвинет опустел, но той было все равно.

Гвинет окунулась в воду, откинулась назад, закрыла глаза и притворилась спящей в надежде, что Энни оставит ее в покое.

Когда служанка наконец ушла, Гвинет открыла глаза и попыталась проанализировать события сегодняшнего дня. Она хотела понять, почему ее так раздражало то, что происходило сегодня во время игры.

И вдруг отчетливо поняла: она не верила Елизавете.

Несомненно, эта женщина была умна. Но также очевидно и то, что она ради своей цели охотно использует любого стоящего ниже ее человека, если он находится в ее распоряжении.

Рован не любил Роберта Дадли.

Не любил никогда и знал, что никогда не полюбит.

Отец Дадли лишился головы из-за того, что участвовал в королевской интриге, но, кажется, это не мешало сыну осмеливаться на многое. Дадли был высок ростом, хорошего телосложения и, кажется, имел чрезвычайно высокое мнение о своем мужском обаянии — что Елизавета ему явно позволяла.

То, что Рован видел, наблюдая за Дадли и Гвинет с противоположной половины площадки, не сделало лорда Роберта приятней для него ни в каком отношении. Он знал, что за человек Дадли. Он был любимцем Елизаветы, но никто не мог бы поклясться, что он ее возлюбленный и тем более что он верен ей, поскольку Роберт, оставаясь целиком и полностью в ее власти, позволял себе легкие любовные похождения. Даже теперь, когда Елизавета дразнила его возможностью женитьбы на Марии Шотландской, Дадли мог посчитать фрейлину Марии лакомым куском, который принадлежит ему по праву. Слишком многие мужчины, имея высокое положение в обществе и власть, считают, что могут позволить себе такие выходки. Но Гвинет, как бы малы ни были ее земли, была шотландской дворянкой, а не добычей для Дадли и прочих ему подобных.

А Ровану не была чужда ревность.

Хотя Гвинет вела себя вполне дружелюбно и в полном соответствии с обстановкой, он хорошо знал ее и видел, что, уходя с теннисной площадки, она просто кипела от возмущения. Но он не смог сразу уйти вслед за ней, потому что Елизавета потребовала, чтобы он проводил ее в зал. По дороге королева как бы случайно обронила, что разрешила лорду и леди Леннокс, у которых раньше были отобраны их шотландские земли, вернуться в Шотландию и потребовать возвращения этих поместий. Слушая это, Рован с любопытством и настороженностью наблюдал за Елизаветой, ее речи казались ему странными, к тому же у этого лорда и леди был сын — Генри Стюарт, лорд Дарнли.

— Вы хотите предложить их сына Марии как возможного короля-супруга? — спросил он.

Рован был знаком с Генри Стюартом, и тот нравился ему еще меньше, чем Дадли. Лорд Роберт, по крайней мере, не делал вид, будто он что-то большее, чем похотливый сладострастник и честолюбец.

Генри Дарнли был еще совсем молод. На вид это был ослепительно красивый юноша. Он умел охотиться, танцевать и играть на лютне. Но он был самолюбив и слишком избалован. Рован не думал, что Дарнли хотя бы раз побывал в бою, и не мог представить, как этот человек смог бы повести народ за собой или отбить нападение противника.

— Нет, я позволяю лорду и леди Леннокс вернуться в Шотландию лишь потому, что они слишком долго несут наказание за давние провинности. — Она покачала головой. — Я вообще не думаю, что такой брак мне бы понравился. Генри Стюарт и мой кузен. Он имеет права и на английский, а на шотландский престол. Я не хотела бы видеть его и Марию вместе. Одно дело — если мои ближайшие родственники пожелают занять престол после моей смерти. И совсем другое — беспокоиться, как бы им «е захотелось захватить его, пока я еще жива. Я думаю, вы должны это понимать.

— Да, я понимаю, — поклонившись, ответил ей Рован. — Спасибо вам за то, что вы так откровенно поделились со мной своими мыслями.

— Проследите, чтобы они были переданы в точности так, как я их высказала, — произнесла королева. — Я устрою вам встречу с прекрасным послом Марии мистером Мэйтлендом и моим послом Трогмортоном. — Елизавета взяла Рована под руку. — Они думают, я не знаю, что Мэйтленд тайно ведет переговоры с Испанией относительно дона Карл оса как возможного претендента на шотландский престол.

Рован отошел от королевы и, пристально глядя на нее, сказал:

— Ваша милость, всем известно, что и вы продолжаете развлекаться переговорами о браке с поклонниками из многих стран.

— В переговорах есть сила, — улыбнулась Елизавета.

— Я понимаю. Вы машете Англией, как большой морковью, перед этими мулами с континента, и сами уверены, что, если вам понадобится, вы сможете быстро вступить в брак.

— Если понадобится, я смогу защитить себя от французских связей моей кузины и, может быть, оживить старую вражду, — ответила она.

— Я прослежу, чтобы королева Мария должным образом получила это предупреждение. Могу ли я покинуть вас?

Идя с королевой, он оглядывался вокруг, но нигде не увидел Роберта Дадли, и теперь его охватило дурное предчувствие.

Елизавета величественно кивнула и сказала:

— Сегодня вечером мы ждем вас и леди Гвинет к обеду.

— Как вы желаете, дорогая королева.

— Мне очень нравятся эти слова — «как вы желаете».

— Вы — королева.

— Но я не всегда была королевой. Вы, конечно, знаете, что однажды я вошла в Тауэр через Ворота предателей. Короны слабо держатся на королевских головах. Я знаю об этом так хорошо, как мало кто знает. Но я намерена сохранить свою корону и свою голову любой ценой. А теперь можете покинуть меня, лорд Рован.

Рован поспешил выполнить этот приказ. Он быстро пошел через длинные залы дворца, только кивая на ходу знакомым, но ни разу не остановившись: он так спешил поскорее дойти до комнаты Гвинет!

Наконец он был почти у цели и уже набрал в грудь воздуха, чтобы радостно распахнуть дверь, но вдруг увидел через щель фигуру мужчины.

В комнате Гвинет кто-то был!

Рован с грохотом толкнул дверь. Она распахнулась, и он увидел такое, от чего мгновенно пришел в бешенство.

Гвинет сидела в ванне, крепко вцепившись пальцами в ее деревянный край. А к ней шел по комнате Роберт Дадли. Как только Рован вошел, молодой лорд замер на месте.

Глаза лорда Грэма гневно сузились. Он вынул нож.

Безоружный Дадли отступил назад и воскликнул:

— Боже милосердный! Что вы подумали, Грэм? Я просто пришел узнать, в каком состоянии нога леди Гвинет.

Отвечая, Рован плохо понимал, что говорит, лишь неосознанно выругался на древнем гэльском языке — языке своего отца. Но что бы он ни сказал, Дадли понял значение его слов, потому что отступил еще дальше.

— Только троньте меня, Рован, и королева Елизавета отрубит вам голову!

— За то, что вы собирались изнасиловать особу благородного происхождения при ее дворе? — кипя от гнева, ответил Рован.

Дадли притворился оскорбленным: сжал рот, наполовину прикрыл глаза.

— Вы знаете, каково мое положение в обществе, лорд Рован?

— А каково мое положение, вы знаете?

— Я вижу, что вы готовы поднять нож на безоружного человека.

Рован с болью в сердце увидел, что эти слова подтолкнули Гвинет к действию. До сих пор она только наблюдала за спором, широко раскрыв глаза. Теперь она быстро завернулась в льняные полотенца и одним прыжком оказалась рядом с ними.

— Рован, бросьте нож!

Он запустил нож через всю комнату, в сторону камина.

— Пусть ни у кого не будет оружия, — сказал он, но его голос звучал грозно.

— Прошу вас, не деритесь! — умоляюще воскликнула Гвинет.

Рован в ответ только посмотрел на нее: он был уверен, что в его взгляде отражается ярость, от которой сжимались его мускулы.

— Не деритесь, прошу вас! — повторила девушка.

Рован не был уверен, что Дадли не солгал, когда дал понять, что Елизавета любит его настолько, что поверит любой его лжи. Елизавета была отнюдь не глупа. Но она всегда делала то, что ей нужно, и могла простить даже величайшее оскорбление ради достижения более важной цели.

Боже, как Рован ненавидел Дадли в эту минуту! Он готов был задушить этого человека голыми руками. Но если он это сделает, его повесят.

А если его повесят…

Тогда жизнь Гвинет будет в большой опасности.

— Рован, — шепнула она и отошла от него.

Ее гладкая голая спина блестела от тепла и влаги после купания. Она плотней закуталась в полотенца, приблизилась к Дадли и ударила его по лицу.

Дадли был так поражен, что только потер рукой ушибленный подбородок.