Шеннон Дрейк - Фрейлина

— Тогда я позабочусь, чтобы тебе не пришлось мне служить.

— Я смогу покинуть Шотландию и сама по себе!

Мария покачала головой:

— По-твоему, я позволю тебе уехать? Соединиться с ним в стране, где меня презирают? Богу известно, что Елизавета не присылает мне из Англии ни помощи, ни слова сочувствия. Ты знаешь, у меня есть шпионы. Хотя она отказалась дать Джеймсу армию против меня, точно известно, что она снабжала его деньгами, когда он в этом нуждался. Вы не вернетесь в Англию, миледи Гвинет.

— Что же тогда? Вы заключите меня под стражу в Эдинбургском замке? — с оттенком презрения в голосе спросила Гвинет.

— Уйди от меня!

— Ваша милость! Я прошу вас еще раз рассмотреть…

— Уйди! Сейчас же.

С тоской в душе Гвинет вернулась в свою комнату и стала беспокойно ходить по ней, стараясь понять, что с ней теперь будет.

Ей недолго пришлось размышлять об этом. Раздался стук. За дверью стояли охранники — те самые, которые так недавно оберегали ее в пути сюда. Их начальник посмотрел на нее, устало вздохнул и сказал:

— Вы должны пойти с нами, миледи.

— Куда?

— Мы не можем ответить.

— Я арестована?

— Да, миледи. Я говорю это с величайшим сожалением.

— Какую одежду я должна взять с собой? — спросила она.

— Мы поедем на север.

— Я скоро буду готова, — заверила его Гвинет.

Она подумала о том, что с ней рядом нет даже Энни. И что она далеко от своего драгоценного малыша, а теперь ее увозят еще дальше от него.

Но хуже всего было то, что Рован был снова заклеймен как предатель, и на этот раз Мария в его предательство верит.

Ей так хотелось броситься на кровать и закричать, выплеснуть наружу свою ненависть к королеве! Хотя она не чувствовала к Марии ненависти. Она была только очень зла на нее за то, что та не пожелала видеть правду. И так же сильно злилась на себя за то, что не видела опасность.

Она быстро упаковала свои вещи. Покончив с этим, Гвинет открыла дверь и указала на свой багаж охраннику. Потом она попросила разрешения увидеться с королевой.

Мария согласилась ее принять. Войдя, Гвинет сразу же поняла, что королева тоже плакала. Мария обняла ее.

— О господи! Мария, я никогда бы не предала вас, — шепнула Гвинет.

Королева отступила назад и ответила тоже шепотом:

— Поэтому я и буду оберегать тебя от всех соблазнов.

— О чем вы? — спросила Гвинет, сбитая с толку этими словами.

— Я, к сожалению, знаю, что такое страстная любовь, как у тебя. Меня ослепило то, что блестело передо мной. Но это было слишком красиво, и теперь я расплачиваюсь за свою ошибку.

— Вы знаете Рована, — начала Гвинет и, поколебавшись, продолжила: — Вы знаете его хорошо.

Она едва не сказала, что Рован — одной крови с королевой. Но вовремя удержалась. Дарнли тоже был с королевой одной крови, но происхождение от Генриха VII не сделало его достойным похвалы.

— Да, — серьезно сказала Мария Стюарт и покачала головой. — Я его знаю. Я очень верю в него. И я молю Бога, чтобы Рован нашел какой-нибудь способ доказать, что Генри, лорд Дарнли, мой муж, солгал мне.

Гвинет снова помолчала, затем сказала:

— Ваш муж действительно предал вас. Почему вы верите ему теперь?

— Потому, что теперь он боится меня. Он предал меня, а потом пошел против тех, с кем вместе это сделал. Я его единственная надежда. Гвинет, будет расследование. Но сейчас… Я буду любить вас обоих. Я охраню вас от опасности.

— Мария…

— Уведите ее, — тихо приказала королева охранникам, ждавшим у двери.

Слезы лились по лицу Марии, но прошедшие события сделали ее жестче. И королева не отступила от принятого решения.

— Я предлагаю вам, лорд Рован, просто оставаться в Англии, — произнесла Елизавета, закончив свой рассказ о событиях в Шотландии.

Рован посмотрел на английскую королеву и покачал головой.

— Вы знаете, что я не могу.

— Ваша страна — рассадник предателей. И там, кажется, не имеет значения, кого из них прощают, а кого нет, — заговорила Елизавета. — Королева Мария пишет письма сама, словно она секретарь. Длинные и пылкие письма. Она хочет, чтобы вы были невиновны, но не осмеливается поверить в это. — Елизавета покачала головой. — Я знаю из надежных источников, что заговор действительно был. Ее дорогой Мэйтленд не подписал соглашение, которое заключили между собой лорды, но, я полагаю, знал о нем. Нет никаких доказательств того, что лорды хотели совершить убийство. Но они подписали соглашение о том, что они, как протестанты, избавят Марию Стюарт от власти Давида Риччо и наденут на голову Дарнли корону супруга-соправителя. Теперь Мария снова приблизила к себе Джеймса Стюарта, графа Меррея. Хотя налицо признаки того, что он был связан с заговорщиками. Ваша драгоценная родина находится в большой беде, Рован.

— В этом-то и дело, ваше величество. Это моя драгоценная родина. И там находится Гвинет.

— Мария возбудила против вас дело по закону и объявила, что в Шотландии вы считаетесь неженатым. И никто не знает, где она приказала держать леди Гвинет.

— Я найду ее.

— Вы лишитесь головы.

— Я должен рискнуть.

Елизавета снова села и стала изучать его долгим взглядом. Кажется, ей было и любопытно, и забавно.

— Пожалуйста, присмотритесь повнимательней к положению дел в Шотландии. Шотландские лорды всегда готовы вцепиться друг другу в горло. Когда один из них возвышается, все остальные его собратья бросаются на него как стая злобных псов.

— Разве в какой-нибудь другой стране бывает иначе? — спросил ее Рован.

Улыбка Елизаветы стала шире.

— Мы здесь не так легко прибегаем к насилию. У меня больше власти, чем у Марии, — пояснила она. — Я могу отправить в тюрьму — и отправляю туда — людей, которые действуют против меня. Я смотрю и слушаю, и иногда прощаю их. Я боюсь за вас, Рован: вы честный человек среди воров.

Рован не смог сдержаться:

— Я не понимаю, что происходит. Я знаю Дарнли, и то, что я о нем знаю, мне не нравится. Но я не сделал ему ничего плохого. Почему королева так разгневалась на меня?

— Она устроила ваш побег, и сразу после этого с ней обошлись так жестоко и грубо. Вы — удобный козел отпущения для любого из тех, кто виновен. Вы никогда не меняли свою точку зрения, то есть всегда поддерживали Джеймса и баронов Марии. Я знаю: вы верите, что единая и сильная Шотландия станет мирной и это случится само собой. Но я боюсь, что путь, выбранный Марией, приведет к войне. Да, судя по всему, что мне говорили, она начала презирать Дарнли. Но теперь она поддержит его. У нее нет другого выбора. Она не будет просить об объявлении их брака недействительным или о разводе.

— Не будет из-за ребенка, — с горечью сказал Рован.

Елизавета кивнула:

— Из-за наследника она сделает вид, что поддерживает Дарнли, и не совершит ничего, что могло бы вызвать сомнение в том, кто отец ее малыша. Ей нужно, чтобы ребенок родился законным. Поэтому я советую вам быть осторожным. Подождите, пока пройдут роды. Потом вы увидите, что будет. Я вам предсказываю, что вскоре после этого Дарнли откажут в милости.

— Я боюсь, что с Гвинет за это время случится беда, — спокойно ответил он.

— Знаете, я завидую вам обоим, — проговорила Елизавета.

— Завидуете?

— С вами обошлись несправедливо, и все же… в вас обоих я вижу такую преданность и любовь друг к другу. Может быть, ваша вера и глубина вашей любви в конце концов спасут вас. А может быть, они приведут вас к гибели. Или, как часто случается в нашем мире, время и трудности сделают вас врагами, и вся нежность и романтика закончится горечью и злобой.

— Этого я не допущу, — заявил Рован.

— Не вините себя с тем безрассудством, к которому имеют склонность ваши сородичи.

Рован не удержался от вопроса:

— Мои сородичи?

— Шотландские горцы, — объяснила Елизавета, но при этом улыбнулась. — Конечно, это только совет. В конечном счете вы сделаете так, как захотите.

В начале июля до Гвинет дошла новость, что королева Мария разрешилась от бремени мальчиком, здоровым и красивым, хотя роды были долгими и трудными.

Она написала Марии длинное письмо о том, как она счастлива, что у королевы родился сын. На самом же деле Гвинет была несчастна и задавала себе вопрос: неужели ей суждено всю жизнь провести в заточении? Много долгих мучительных часов она раздумывала, стоит ли ей набраться смелости и послать кого-нибудь в Лондон за Энни, Томасом и Дэниелом. Но в последнее время произошло так много ужасного, и Гвинет побоялась вызвать их. Там, где Дэниел находился сейчас, он был в безопасности, и она должна была довольствоваться этим.

Как и в Тауэре, условия ее содержания не были жестокими. Только теперь она жила в довольно унылом, хорошо укрепленном доме, в поместье Джеймса Хепберна, лорда Босуэла. Он недавно возвысился благодаря тому, что помог королеве бежать из Эдинбурга. Гвинет тратила очень много времени на письма к королеве и к своим родным и друзьям. Хотя эти письма у нее забирали, она сомневалась, что их отсылали.

Наконец к ней стали допускать посетителей. Вскоре после того, как она узнала о рождении у Марии Стюарт сына, к ней приехал ее дядя Энгус Маклауд. Он попросил племянницу отступить перед гневом королевы по поводу ее брака и больше не требовать, чтобы ее считали женой Рована. Ее изумило, что дядя может быть таким переменчивым: она знала, что он восхищался Рованом.

— Королева может отнять у тебя и у лорда Рована все поместья, — серьезно сказал Энгус. — До сих пор она ждала рождения ребенка. Но теперь он родился, и мы не можем знать, что она сделает. — Энгус покачал головой. — Любовь. Что такое любовь? — устало спросил он у племянницы. — Брак — это сделка, которая связывает семьи и скрепляет союзы. Ты знаешь это, моя девочка.

— Я уже видела, какие чудеса творят такие браки, — сухо ответила Гвинет.

Он помедлил и произнес:

— Королева упоминает о тебе иногда.

— Простите, дядя, вы о чем?

— Она предлагает тебя в жены как награду многим, кого хочет иметь союзниками.

— Я не так богата. Для них я не та награда, которую стоит завоевывать! — воскликнула Гвинет.

— Королева обещала, что пожалует твоему новому супругу, когда ты его выберешь, поместья, конфискованные у мятежников. — Энгус подошел к очагу, покачал головой и заговорил снова: — Брачный контракт — это брачный контракт. Бывало, вдовы, которым уже шестьдесят лет, выходили замуж за двадцатилетних юношей. Часто невесту, которой нет еще и двадцати, отдают древнему старику, который похож на ходячего мертвеца. Так устроен мир, Но мужчина, который хочет оставить после себя в этом мире потомство, желает иметь молодую жену. И красота ей тоже не повредит.

— Она не может выдать меня замуж без моего согласия. И я не верю, что она это сделает.

— Ты все еще так горячо любишь Марию? — спросил дядя.

— Я, конечно, очень сердита и обижена. Но я видела, как она изменялась. Я видела, как она приехала с надеждой, с любовью к Шотландии, с верой в то, что будет хорошей королевой и объединит свою страну. Я знаю, сейчас она заблуждается, но уверена, со временем она увидит всю правду.

— Я молю Бога, чтобы ты не была слепой, девочка, — ласково сказал Энгус. — И пока ты веришь в это, я буду тихо сидеть на Айлингтоне, далеко от политики, и делать для тебя все, что в моих силах. — Он немного помолчал и добавил: — И для Дэниела тоже, что бы ни произошло.

Гвинет с удивлением спросила себя: как она могла раньше считать Энгуса черствым и холодным? С тех пор как она приехала из Франции, он все время вел себя достойно и был постоянен в своих чувствах. Она сказала дяде об этом и, пока ему не настала пора уходить, крепко его обнимала, чем, может быть, немного смутила старика.

Она продолжала вести переписку — писала Марии, Томасу и Энни, Ровану, хотя знала, что ни одно ее письмо не дойдет до него.

К ней приходило мало писем, и только от одного человека — от королевы Марии. В одном из них Мария предложила ей подумать о замужестве с Дональдом Хэтевеем, который недавно стал лордом Стретерном. Королева с большим воодушевлением писала о том, какой Дональд молодой, здоровый и сильный.

Гвинет в гневе бросила это письмо на пол, но на этой странице было написано еще что-то, и она снова подняла его. Королева писала: «Пойми, я делаю это со всей возможной любовью. Надежные люди сообщают, что лорд Рован совершенно забыл о своем долге перед родной страной и женился на Элишии Стретфилд, дочери графа, и теперь служит только королеве Англии».