Неслышно зашла в дом и легла в кровать. Вторую неделю на улице стояла аномальная жара, вертелась и никак не могла провалиться в сон, постель липла к телу. Открыла окно настежь, убрала подушку и раскинула конечности. Голова заработала с новой силой. Из мыслей вырвали блеск мигалок и шум подъезжающей машины.

Присела на подоконник, стараясь рассмотреть что происходит. Скорая остановилась около дома Киселевых, врач быстро прошмыгнул во двор, кажется, я его помню, когда-то он сбивал мне высокую температуру. Через десять минут мужчина выбежал обратно и позвал водителя, который схватил носилки и пошел вслед. На улицу вынесли бабу Любу, тетя Вера и Дядя Женя суетились, стараясь помочь. Люди погрузились в машину и включив мигалки, быстро проехали по дороге. В душе поселилось волнение, просто так не госпитализируют, я проследила взглядом за удаляющимися огнями задних фар и поняла, что уснуть точно не смогу. Хотела написать Киселеву, что его бабушка в больнице, только что я ему скажу, ничего толком не знаю…вернулась в беседку и села за книгу.

Утром бабушка меня так и застала полулежа в кресле с книгой на груди. Болела спина и шея, с трудом выбралась и поплелась в душ.

— Бабуль, я ночью видела, как твою подругу скорая увезла, — сонно пробормотала.

— Да ты что? Схожу узнаю. А ты что в беседке спала?

— Жара ужасная в комнате, Ба.

Привела себя в порядок, накормила постояльцев и поплелась на пляж с корзиной. К одиннадцати утра стояло невыносимое пекло, практически все отдыхающие разошлись и я спешила домой.

Бабушка с тетей Верой находились в нашей беседке, они молча смахивали слезы. Мне было страшно подходить к ним, ведь я уже догадалась, что они скажут.

— Бабуль, — я пересилила себя и вошла. — Теть Вер? — вопросительно смотрела.

Женщина подняла на меня заплаканные глаза:

— Моя мама умерла, не выдержало сердце. Сказали, такая жара опасна для пожилых, — она похлопала рядом с собой по скамейке, я присела и не знала, что сказать. В голове кружилась стандартная фраза для подобных случаев:

— Соболезную, теть Вер.

— Ничего, Верочка, она хорошо пожила-76 лет! — бабушка храбрилась. — И детки у нее хорошие, и внуки…

— Спасибо, теть Ась.

— Иди отдыхай, Евочка, ты же не спала.

В этот день я больше не ходила на пляж и занималась домом Бабушка все время провела у соседей, помогала готовиться к похоронам.

Вечером, когда уже все разошлись, с облегчением вытянула ноги, развалившись в кресле, Киселев вышел из темноты, прошел и устало сел рядом. Время было ближе к полуночи, а жара не спадала.

Я первая повернула к мужчине голову:

— Ты приехал, — слабо улыбнулась. — Лёнь, я так тебе сочувствую, очень жаль…я не знаю, что можно сказать в таких случаях…

— Ты все правильно сказала. Я пришел поздороваться, — грустно улыбнулся. Он растрепал волосы и отвернулся. Движения были нервными и резкими. — Ладно, я пошел спать, завтра долгий день, — вышел и я слушала звук удаляющихся шагов.

Утро наступило удивительно быстро, если учесть что мне удалось уснуть только к рассвету, духота и переживания не давали расслабиться. Бабушка на кухне гремела кружками и судя по стоявшему запаху, она выпила Корвалол. Поправила воротник ее платья. Отказалась завтракать, выпила воды.

К назначенному времени начали стекаться люди: родственники, соседи, друзья. Придерживала бабушку за локоть и мы последовали за процессией, Лёня шел впереди придерживая тетю Веру. Ухватившись за его спину, как за маяк, я старалась не смотреть по сторонам, было такое удушающее ощущение, что своих эмоций хватило с лихвой, не было желания видеть чужие. Бабушка держала себя в руках и только по возвращении домой дала слабину, она как будто резко постарела лет на 10–15. Мы разошлись по своим комнатам, я периодически заглядывала к ней, мало ли. Но, она листала фотографии, и что-то шептала под нос.

Ужинали в тишине, поглядывая на экран телевизора где шел концерт российских исполнителей.

— Ев, выключи их ради Христа, смотреть тошно…

Я была только рада, скачки Леонтьева по сцене, откровенно раздражали.

— Ба, ты ложись, я уберу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Бабушка молча кивнула и ушла к себе. А меня первый раз за трое суток настигла усталость. Быстро убрав посуду, свалилась на кровать и провалилась в сон.

— Ееев, Евааа, — я отмахнулась от голоса и перевернулась на живот. — Евка, — рявкнул голос.

Подскочила на кровати и огляделась. На подоконнике сидел Киселев, выражение лица не было видно, но вся поза выдавала усталость.

— Что случилось? — села на кровать, поджимая ноги.

— Можно я у тебя побуду? Не могу там находиться.

— Да, конечно, — язык сонно заплетался.

Лёня спрыгнул с подоконника и лег на пол рядом с моей кроватью:

— Приехали тетки, — сказал со злостью.

Пришлось встать, перешагнуть через Киселева. Открыла шкаф и достала толстое одеяло и подушку:

— Давай постелю, жестко же.

— Спасибо, сам, — расстелил и кинул на пол подушку.

— И что тетки? — спросила чуть свесив голову с кровати.

— А как и полагается любящим детям, делят наследство. У них не хватило терпения завести этот разговор, хотя бы завтра, — он тяжело дышал и ругался себе под нос. — Если бы не мать, выставил бы их к чертям собачьим. Вспоминали о бабушке раз в год… — молча слушала и не знала, как поддержать. — Ты представляешь, они еще в дороге все распределили, так и с матери требуют денег за дом!

— И что делать?

— Да ничего, собью цену и отдам, пусть подавятся. Как бы не поубивать их за эту неделю…Собрались вещи помочь разобрать. Так бы и сказали, что боятся, вдруг мимо них, что ценное пройдет.

Протянула руку и погладила по волосам:

— Успокойся, все хорошо будет.

Глажу взрослого мужчину, как ребенка, сейчас разозлится, только хуже будет. Отдернула руку и ожидала реакции.

Киселев молчал, повернул голову ко мне и тихо спросил:

— Можно я у тебя переночую? Там я точно не усну.

— Можно.

— Спасибо, — повернулся ко мне спиной. — Спокойной ночи.

— И тебе.

Проснулась от лучей солнца, которые достигли моего окна, это значило, что сейчас ближе к полудню. Вспомнив события ночи, увидела на полу свернутое одеяло увенчанное подушкой. Не приснилось…

Меня бросило в холодный пот, бабушка не приходила будить, не одеваясь вылетела в коридор. Наверное, я теперь долго не смогу ее оставить одну. Она сидела за столом и чистила картошку.

— Ба, ты чего меня не разбудила? — старалась скрыть волнение в голосе.

— А зачем? Нам всем надо отдохнуть, — я развернулась в сторону ванны, пора привести себя в порядок.

А дальше дни не отличались от обычных, вот так, человек ушел, а все продолжается уже без него.

Ночью Киселев залезал в окно, бесшумно расстилал одеяло и ложился спать, прошептав: "Спокойной ночи". Я что-то бурчала в ответ.

— Ев… — услышала сквозь сон.

— Ммм?

— Пойдем завтра на море?

— Угу…

Киселев пришел за мной ближе к вечеру, как нормальный человек через дверь:

— Привет, баб Ась, Евка у себя?

Тут я вспомнила, что мы договорились пойти на море, схватила сумку и начала закидывать вещи: полотенце, крем, очки…

— Привет-привет, внучок… — от бабушкиного тона я замерла на месте. — А что не через окно, а? — после этих слов уже не дышала, кажется сейчас начнется смертоубийство. Скача на одной ноге, надевала плавки.

— Не в моем возрасте по окнам лазать, баб Ась, — отшутился Киселев.

Я уже застегивала верх купальника…

— Ты-то дурачком не прикидывайся. Думаешь, я поверю, что Ева у меня храпеть начала как пьяный прапорщик?

Да?! Храпит? За десять дней ни разу не проснулась от храпа…справилась с застежкой и пока бабушка не превратилась в разъяренного ковбоя с хлесткой плетью в виде полотенца, вылетела из своей комнаты.

— Бабуль, мы купаться, — схватила Лёню за руку и потащила к выходу. Он не упирался и послушно следовал за мной.

— Слушай, да она у тебя партизан, — тихо произнес.

— Скорее разведчик.

Мы быстро спускались к морю, опасливо кидая взгляды назад. Не сговариваясь прошли в конец пляжа и только тогда расслабились.

— Тетки уехали? — он ни разу не поднимал эту тему с прошлого разговора.

— Ага, только давай не будем о них. У меня от отпуска осталось три дня, хочу провести их приятно, — расстелив покрывало и бросив вещи, протянул руку. — Идем купаться, поныряем.

Вложила ладошку и внутри довольно хихикала, со стороны нас можно было принять за пару. И эта мысль приятно щекотала. Подхватив на руки, Киселев занес меня на глубину и бросил в воду. Возмущенно барахтаясь, ругалась на чем свет стоит, выплыла отплевываясь от соленого привкуса во рту..

— Евчик, ты вообще растешь? — он смотрел на меня сверху вниз, а я гордо задрала голову и поняла, сколько не пытайся, выше от этого не стать. — Сколько в тебе?

— Не прилично спрашивать такие вещи… — ворчала, приводя себя в порядок. Купальник забился в самые интересные места.

— Это возраст неприлично спрашивать… — смеялся глядя на меня, присел в воду и работая руками держался на плаву. — Метр шестьдесят?

— Шестьдесят два, — окунувшись с головой привела волосы в порядок. — И хочу тебя огорчить, расти я уже вряд ли буду, если только в ширину.

— А с чего я должен огорчаться, мне и так нравится, — он нарезал круги, как акула загоняющая свою жертву. По крайней мере в мультиках про Тома и Джерри именно так и показывали. Повернулся ко мне спиной. — Ну, залазь на плечи, посмотрим, может ты за это время стала грациозней.

Губы сами надулись в обиде, окатила водой спину Киселева и нетвердой, но решительной походкой зашагала к берегу. У волн были свои планы на меня, меня затянуло обратно и я безуспешно боролась со стихией под злорадный смех.

— Ладно, буду прыгать, — а выбора мне не оставалось, выйти на берег у меня не получалось, а просто так бултыхаться в воде, скучно. Забравшись на плечи, отметила про себя, что тело Киселева стало более упругим, с явно очерченными мускулами на спине, руках и груди…а вот грации во мне не прибавилось ни на грамм. С визгом шлепнулась в воду…в сентябре запишусь на какую-нибудь гимнастику, честное слово.

— Ох, Евлампий, ты безнадежна, — смеялся надо мной и вытаскивал на берег. — Надо запомнить, прыжки в воду не твое!

— Я это и так знала, ты мне выбора не дал…

— А теперь даю, вино или самогон дяди Гриши?

— Что? — я рассмеялась от предложения. — И как часто ты соблазняешь девушек с помощью дяди Гришиного самогона?

— Соблазняю я собой, — он гордо провел руками вдоль своего тела. Да, было на что посмотреть. — А друзей спаиваю самогоном. Ну так что?

Друзей…

— Вино!

Открыл рюкзак и накрыл импровизированный стол, на котором появились персики, виноград, бутерброды с сыром и вино. Стаканчики он забыл, поэтому мы пили с горла и заедали фруктами. За глупой болтовней ни о чем, запасы вина удивительно быстро заканчивались. И набравшись смелости, задала вопрос, который меня давно волновал:

— А почему моя бабушка называет тебя Соплей?

Лёня поперхнулся виноградом, а довольная смотрела как о пытается откашляться:

— Гайморит у меня в детстве был, все время носом шмыгал.

— Да? А бабуля мне говорила другое…

— И что же твоя бабушка сказала? Зная ее… — он недовольно поморщился и передал мне бутылку.

Сделала большой глоток:

— Что ты был неравнодушен к содержимому… носа, — как можно обтекаемей намекнула. Идиотский смех разбирал и сделав над собой усилие, успокоилась и глотнула еще вина.

Лёня хмуро свел брови и смотрел на меня исподлобья:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍-Хочешь сказать, что я ел… — он не стал заканчивать фразу. — И кому еще твоя бабуля подобное рассказывала? — я пожала плечами и сделав последний глоток протянула бутылку обратно. — И не противно тебе пить со мной с горла? — он сжал плотно губы ожидая ответа.

— Немного…

Ах, как сладка месть, получай, вражина, за мою грациозность и скромный рост!

— Раз так! — отставил бутылку в сторону и мигом перескочил фрукты, нависал надо мной, я втянула шею и как можно дальше отодвинулась назад.

— Не буду я… пробовать… — попятилась, перебирая руками по камням.

Киселев выпрямился и заржал на весь пляж, хоть мы и сидели отдельно от основной массы отдыхающих, те, кто были ближе к нам, повернулись на шум.

— Дурында, я поцеловать тебя хотел, — вернулся на свое место, сделал пару глотков и убрал пустую бутылку. Я растерянно хлопала глазами. — Купаться еще будешь, ловкость кошки- грация картошки?