Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 1

Степан отвёл руки Фроси с деньгами в сторону и сам рассчитался с грузчиками. Газик с помощниками уехал, а Степан затоптался на пороге, не зная, что сказать на прощание бывшей жене. Та взяла его за руку и отвела к калитке, здесь никто не мог их подслушать:

— Стёпа, ты не думай, я тебе зла никогда не желала и сейчас от души за тебя радуюсь. Я, наверное, в большей степени виновата в произошедшем между нами, но основная моя вина перед тобой состоит в том, что я тебя никогда не любила. Видит бог, я пыталась приноровиться к тебе, и, возможно, если бы ты проявил ко мне хоть немножко тепла, заботы и ласки, мы бы прожили с тобой долгую совместную жизнь, ведь живут так многие пары и ничего, дети рождаются и без любви. Я ведь это точно знаю.

В случившемся между нами расколе нет никакой вины Алеся. Если бы ты был по отношению ко мне чутким и внимательным мужем, я бы никогда не дала своим чувствам одержать верх и, храня тебе верность, ждала бы до последнего с войны. Я же, ещё провожая тебя на фронт, предупредила, что с тобой не останусь, но теперь уже нечего об этом говорить. Ступай с миром и будь счастлив, а захочешь когда-нибудь найти дорогу к сердцу сына, я не буду чинить препятствий…

Она наклонила к себе голову Степана и, поцеловав его в лоб, перекрестила и подтолкнула за калитку их бывшего совместного дома.

За семь долгих лет отсутствия Фроси некогда уютный кров пришёл в страшное запустение. Не поправил положение проживший целый год здесь Степан, при нём внутренние покои тоже не обрели лучший вид, потому что для него это чаще было лежбище для отсыпания после беспробудных пьянок, а аккуратностью он никогда и прежде не отличался.

Фросиной активной натуре в обретённом жилье было где разгуляться, и она развернула кипучую деятельность. Снесла на огород и спалила всю рухлядь из комнат, включая кровать, на которой зачали восемь лет назад со Степаном Стасика. Выкинула всю оставшуюся одежду и обувь бывшего хозяина, ведь всё нужное он забрал с собой. Ей не хотелось держать здесь никакого напоминания о прежней жизни — это был теперь её дом.

Дети с увлечением помогали матери избавляться от хлама, ещё бы, такой вышел грандиозный костёр. Они со смехом и криками таскали и кидали в огонь старые тряпки, бумаги и деревяшки…

Увидав возню в соседнем дворе, в их калитку зашла молодая женщина, которая совсем недавно поселилась рядом с ними. Без всяких предисловий и условностей, остановившись возле Фроси, затараторила скороговоркой:

— А меня зовут Ольгой, я недавно вышла замуж за парня, за вашего соседа. Мы с ним познакомились на фронте, где я была санитаркой, у меня даже награды есть. Мы ещё там договорились, что он после войны приедет за мной в мой посёлок. Я три года его ждала и дождалась…

А я всё поглядываю и поглядываю на этот запущенный двор и огород, вижу, что здесь живёт большой мужчина, но явно какой-то контуженый…

Я так рада, что у меня теперь будет такая симпатичная соседка с чудесными детками… Я тоже уже понесла, и как хорошо, что рядом у меня будет молодая, но уже опытная мать, даст бог, и станем подружками…

Так, болтая без умолку, она взялась помогать наводить чистоту и порядок в избе и во дворе. Работа шла спорно и слаженно, чувствовалось, что Оля справная хозяйка, но под присмотром свекрови она не могла проявить себя, на что тут же пожаловалась:

— Ты, Фросенька, счастливая, будешь полноценной хозяйкой в своём доме, не то, что я, вечно рядом маячит матушка любимого мужа… — что делаю, как делаю, для чего делаю и почему не делаю… Тьфу ты, надоело, а придётся мириться, своего-то угла нет, и вряд ли в ближайшем будущем будет…

Шустрая соседка пыталась всячески выведать у Фроси о муже, о детях, о старом Вальдемаре… Похоже, она что-то слышала от свекрови, да и как могло быть иначе в их маленьком городе, а ещё и по соседству. Но ей так хотелось подробностей из первых уст, получить сведения, которые не могла получить от своих домочадцев.

Фрося вдруг прервала работу, усадила любопытную новую подругу на один из узлов и, улыбаясь, поведала:

— Не выспрашивай меня ни о чём, я очень запуталась в жизни и самой мне всё и распутывать, а соседям не советую этого делать, если хотят жить мирно со мной рядом.

Оленька, ты мне очень даже нравишься, у меня никогда не было близкой подруги, и мы с тобой очень даже можем подружиться, но очень прошу, не лезь в душу. Всё, что я захочу, сама тебе расскажу, но не пытайся из меня что-нибудь выуживать и не мети, пожалуйста, языком по околице, я не боюсь, но мне будет обидно за тебя и за себя, ведь ты предлагаешь стать подружками.

А теперь, чтобы удовлетворить твоё любопытство, всё же поделюсь тем, что посчитаю нужным сообщить.

Во время войны я жила в своей деревне с другим мужчиной, а тот израненный или, как ты говоришь, контуженый — мой бывший муж Степан, и твоя свекровь с ним хорошо знакома. Младший мой сын от второго мужа, который пропал без вести на войне, и я его до сих пор жду, а старик этот — его дядя.

Стасик и Анечка — двойняшки, девочка родилась очень слабенькая и какое-то время находилась под наблюдением врачей, но теперь, слава богу, ты видишь, вполне здоровенькая…

Вот, Оленька, и весь мой сказ, и если я тебе после этого мила, то буду очень рада иметь такую славную подружку, да ещё по соседству. Родится в добрый час у тебя ребёночек, я с радостью тебе помогу, в чём только смогу.

Вот переживём эту зиму, а потом обзаведусь хозяйством, надо коровку прикупить, как без неё с детками, хочу завести и поросят, и курок… Ох, сколько всего надо, поеду в деревню, продам свой дом и за вырученные денежки прикуплю, дай Бог, задуманное…

Было видно, что Оля не осталась удовлетворённой услышанным, но она поняла, что другого из Фроси не выудит, в глазах той пылал синий пламень, в котором можно было сгореть, а она этого явно не хотела, её тянуло к новой старшей подруге, такой умудрённой, решительной и красивой.

Первого сентября Фрося надела своё лучшее ещё довоенное платье, взяла за руки своих старших деток и повела в первый класс.

Вместе с другими родителями и детьми они стояли во дворе школы, и директор по одному вызывал из толпы первоклашек и распределял по классам:

— Господарская Анна…

И девочка подошла к первоклашкам.

— Господарский Станислав…

И туда же пошёл мальчик.

Удивлённые и любопытные глаза учителей, родителей и детей уставились на этих таких непохожих друг на друга двойняшек.

Фрося с помощью своей новой подруги быстро привела дом в надлежащий порядок, и он снова заблестел чистотой и уютом, как это было, когда Фрося впервые вступила сюда хозяйкой и будущей женой Степана. С тех пор прошло уже больше восьми лет…

Несмотря на бедность обстановки, новые обитатели дома от души радовались простору комнат и двора. Оля каждую свободную минуту забегала к Фросе, ей было интересно находиться рядом с более опытной, сильной и красивой женщиной, а разница в возрасте у них на самом деле была незначительная.

Фрося тоже хорошо относилась к Оле, принимая с теплом в душе их приятельские отношения, а надо заметить, что подруг в её жизни никогда не было. В деревне она росла рядом со своими старшими сёстрами, а здесь в городе до замужества даже не успела обзавестись тесными отношениями с другими девушками. Про годы войны, прожитые в деревне, и говорить не стоит, там был Алесь, а этим всё сказано.

Вальдемар не пожелал жить вместе с ними в избе, захотел устроиться в кузнице, и ему там с помощью рукастого мужика за бутылку водки отгородили угол, куда поместились его кровать, шкаф, книжная полка и, конечно, заветное любимое кресло.

Рядом с выходом из кузницы вкопали деревянную лавку, и он с удовольствием выбирался наружу посидеть на ней, погреться на солнышке, а возле него копошились подрастающие Фросины дети.

На новом месте возле них поселилась и бедность. Она стала ощущаться во всём — в первую очередь в скудности питания, ведь кормились они только тем, что собрали с куцего огородика при доме, где они жили раньше с Вальдемаром рядом с костёлом. Дети быстро подрастали, старая одежонка становилась короткой и тесной, а на обновки не было никаких средств. И приходилось их матери что-то выкраивать из своих старых платьев и ненужных уже Вальдемару костюмов.

Переезд на новое место явно благотворно сказался на самочувствии старого человека, и он взял на себя полностью занятия с первоклашками, а Андрейка вовсе целыми днями находился с ним рядом.

И когда было Фросе ещё возиться с детьми, ведь на её плечи легли заботы о большой семье. Она что-то вечно копошилась: то на кухне, то стирала, то обшивала, то убирала, а ещё стала бегать в город искать работу, а с этим в их маленьком городке было совсем плохо. Не было ни заводов, ни фабрик, а в немногочисленных магазинах давно все места продавцов были заняты, и она, уставшая, печальная, но несломленная, возвращалась домой, с мыслью завтра дальше продолжить поиски.

Подошла зима, а работы так и не было, надо было на что-то решаться, и однажды вечером Фрося зашла к Вальдемару, уселась на его кровать и напрямик сказала:

— Мы дальше так жить не можем, мне надоело смотреть, сколько осталось в подвале картошки, свёклы и других овощей, отмечая с сожалением, как тают последние крохи, и отлично понимая, что их до весны всё равно не хватит. Денег у нас нет и взять неоткуда, милостыню же просить не пойдём. Дом мой в деревне три гроша не стоит, мне дороже туда ехать, чтоб продать его, а купит ли сейчас кто-то эту развалину, тоже сомневаюсь.

Всё, я приняла решение, поеду в Вильнюс, возьму с собой брошь — ту, что оставила мне Рива, — и постараюсь продать её там. Как я это сделаю, ещё не знаю, но я это сделаю, и Вы не должны этому противиться…

Во время всего запальчивого монолога невестки Вальдемар не сводил с неё взгляда, серьёзно всматриваясь в пылающие синевой глаза и зарумянившиеся от волнения щёки. В этом не было ничего удивительного, ведь она так долго не могла решиться на этот разговор… Невольно тёплая улыбка разукрасила морщинами его старческое лицо:

— Поезжай, детка, я уже сам об этом не раз думал, боюсь только отпускать тебя одну, но посвящать в это кого-либо совершенно нельзя.

Возьми эту брошь, а ещё одну царскую золотую монету, надо только придумать, куда их на тебе спрятать, время неспокойное, полно воровского люда в поездах. Найди синагогу — это еврейский молельный дом, вроде костёла, там покрутись немного, потихоньку порасспроси о предмете твоих намерений, и, думаю, у тебя хватит смекалки найти нужного человека. Я тебе уже говорил, что евреи могут обсчитать слегка, но никогда не ограбят…

На том и порешили. Фрося сообщила своей подружке Оле, что уезжает в деревню продавать дом и вернётся только через несколько дней, а пока просила помочь Вальдемару справиться с хозяйством и детьми, на что та согласилась без всяких возражений.

Перед выходом Фрося скрутила в большой узел свою шикарную косу, внутрь которой тщательно запаковала брошь, а монету, не мудрствуя лукаво, спрятала под стельку своих разбитых валенок. Выслушав последние наставления Вальдемара и расцеловав на прощание спящих деток, ночью пешком отправилась на вокзал.

На промёрзшем вокзале купила практически на последние деньги самый дешёвый билет до Вильнюса в общий вагон без спального места. Да и чего зря тратиться, ведь находиться в пути всего какие-то четыре часа… Тем не менее, ей предстояло первый раз в жизни ехать в поезде, первый раз в большой город и первый раз делать то, что никогда в жизни не делала, но с верой, что всё пройдёт благополучно.

Нельзя сказать, что Фрося со спокойной душой отправлялась в это короткое путешествие. У неё был повод волноваться, ведь она ещё ни разу не была ни в одном городе, кроме своих маленьких Постав, а тут Вильнюс — крупный центр, да ещё другая республика.

Пока она мысленно накручивала себя страхами, к платформе неожиданно, с рёвом и дыша паром, прибыл состав, и вместе с немногочисленными пассажирами молодая женщина вошла в холодный поезд.

Сидя в заставленном чемоданами, узлами и коробками тесном вагоне, она исподволь присматривалась к рядом сидящим людям, ища кого-нибудь, похожего на еврея. Кто знает, а вдруг уже сейчас повезёт, и она сможет получить нужную ей информацию о той синагоге и, чем чёрт не шутит, обретёт полезное знакомство.

Никого подходящего вблизи себя она не обнаружила и успокоилась, — будь, что будет, — и прикрыла глаза. Поезд, лязгая и дёргаясь, останавливаясь на частых остановках, ещё до света прибыл в Вильнюс. Фрося вместе с остальными сошедшими здесь пассажирами потянулась на выход. Выйдя из здания вокзала, она вдруг поняла, что совершенно не знает, что делать дальше и куда идти.