И как-то невесело засмеялась. Вернувшись от Аглаи, Фрося не легла спать, а достала вещевой мешок Алеся и стала туда складывать его немногочисленные вещи. Четыре месяца достаточный срок, чтоб разобраться в чувствах и определить будущее.

Она со своей стороны определилась окончательно, Алесь — перевёрнутая страница.

Фрося осмотрела книжную полку сына, нет, книги трогать она не будет, пусть сами между собой разберутся. Поставила у входных дверей раздувшийся за эти месяцы мешок Алеся и уселась ждать. Она сидела за столом, уронив голову на руки и думала тяжёлую свою думу. Уже не первый раз в жизни она находилась в нелёгком положении, но в этот раз ситуация была хуже некуда, потому что далеко не всё зависело от неё. Алесь — ушёл в прошлое, как когда-то Степан, она уверенна, что сумеет объяснить старшим детям суть произошедшего между ними, а вот Андрейка… Бесспорная ошибка, что она его взяла с собой, а надо было ехать одной, разобраться и принимать решение. Ведь она настолько была уверена в своей любви и в любви к ней Алеся, что даже допустить не могла нынешнее положение вещей. А тут ещё Семён упал на её голову… Что она нашла в этом человеке, но её тянуло к нему со страшной силой. Нет, Семён здесь не при чём, ещё до встречи с ним всё рухнуло в одночасье, когда Алесь вышел на крыльцо Шурочкиного дома.

Вернуться и что дальше?! Старшие дети уже определенны, в её опеке не нуждаются. Нуждаются, конечно, в средствах, так в них она им никогда не откажет и неважно, где будет находиться, и с кем свяжет свою судьбу.

Андрея сорвать сейчас отсюда крайне сложно, середина учебного года.

И, самое страшное, как теперь поколебать и разорвать тёплые отношения с отцом, благотворно сказывающееся на его развитии. Ох, отрыгнётся это ей когда-нибудь, чует сердце.

И она сама… потерявшая надежду, связанную с Алесем, невероятно трудные объяснения со Стасом, Аней и Олей, да, и с другими любопытствующими. Пожалуй, это она переживёт без особых душевных усилий, дети Алеся ведь практически не знают, не считая её фантазий, им не надо привыкать и отвыкать, а время скоро накинет платок на чужой роток.

Больше всего пугало беспросветное одиночество, потеря цели и уходящая молодость, в которой она по-настоящему так и не познала бабьего счастья, не считая меньше, чем трёхлетнего периода любовных отношений с Алесем, под страхом, урывками, беременной и после родов. Чем больше размышляла Фрося, тем больше ей становилось жалко себя, так жалко, что хотелось выть и разом покончить этим предвещающим серость будущим.

А Семён?! А, что она для Семёна… новое развлечение для распутного мужика, потешится и бросит, сколько у него таких перебывало, Аглая, и та, зубы скалит. Ну, и пусть потешится, ну, и пусть бросит, что она потеряет… невинность, авторитет, доброе имя?!.. Фрося, горько усмехнулась от этих мыслей — невинность она потеряла так, что и вспоминать не хочется, втоптал муж в кровать в первую брачную ночь пьяным, походя, без ласки и нежных слов, как бык корову покрыл. Авторитет… ну, да, уборщица, сказал Алесь, стыдно в общество интиллегентное привести, вырвала из рук любовницы и не подавилась.

Доброе имя… а кто может палку кинуть в её огород, двух мужиков имела, так ни одного же не обманула, каждому по сыну подарила, что она виновата, что один был бык безмозглый, а второй козёл с бубенцами, кроме звона ничего путного.

Дура! Да, вроде нет… Наивная, так тоже нет, просто доля такая несчастная. И снова мысли вернулись к Семёну, на радость или беду она его повстречала, а если бы не повстречала… Нет, однозначно, с Алесем нынешним не осталась бы, она и так дала им много шансов, а губить свою молодость даже ради сына она не будет.

В это время боком в дверь протиснулся Алесь и натолкнулся сразу же на горящие ненавистью глаза Фроси:

— Погулял хорошо, дорогой муж, там же было общество не чета нашему. Вот, хочу только узнать, почему ты припёрся ко мне тогда в сорок первом, к замужней бабе с дитём, к неотесанной деревенщине, читающей от случая к случаю, что в руки попадётся, чаще цены в магазине? Почему написал то письмо, от которого я с ума сошла и полетела бы к тебе в тот же день, только больной твой дядя и дети сдерживали? Что, готовил платформу, куда можно будет после поселения удобно пристроиться и неважно, что деревенская баба, зато достаток, а умное общество везде можно найти. И, тут рожки склонил, пошёл на поводке в приготовленное жилище, расплатился с вдовушкой за тепло и заботу, а скорее, выгнала, в чём стоял, а тут опять, баба-дура, одела, обула, да и накормит, приберёт, обстирает, ещё и супружеский долг не надо выполнять, там похоже и нечем, страшные урки всю хотелку отбили…

Фрося уже давно не сидела, а стояла напротив Алеся и хлестала словами, как справедливыми, так и просто оскорбительными, но ей уже было всё равно, вся горечь, что накопилась в её душе, хлынула кипящим потоком. Она не плакала, не кричала, а выплёскивала всю накопившуюся в ней горечь ровным голосом, почти шёпотом. Алесь стоял, втянув голову в плечи, дёргаясь, как от ударов под градом Фросиных едких слов, весь хмель набранный за эту ночь улетучивался по мере того, как до него доходил смысл происходящего. Ведь вроде всё наладилось: интересная работа в школе, приятное общество единомышленников и людей, равных по развитию, эрудиции и наклонностям, обретённый сын, любовь которого внесла дополнительный смысл в его жизнь, которому было приятно отдавать накопленный багаж знаний, и быть в его глазах авторитетным и уважаемым. И он решил попробовать всё это спасти. Алесь неожиданно упал на колени перед Фросей, и стал целовать её ноги, плакать и умолять о прощении:

— Фросенька, я не знаю, что со мной происходит, но я тебя не узнаю, никак не могу привыкнуть к тебе такой решительной, волевой и неприступной.

Я клянусь, что в корне изменюсь, перестану совершенно пить, в ближайшую субботу введу тебя в своё общество.

Фросенька, это ведь ты меня отвергла, а я с наслаждением смотрю, как ты раздеваешься.

Если ты позволишь мне вернуться в нашу спальню, то клянусь, что с этого дня буду услаждать каждый день твоё тело…

От всех этих пьяных излияний Алеся, Фросю всю коробило, она пыталась остановить этот поток лжи и лести, но не успела, к своему ужасу, она увидела Андрейку стоящего в дверях своей комнаты, и наблюдающего эту мерзкую картину.

Глава 77

От неожиданности и ужаса Фрося похолодела, страшная боль сдавила виски, сердце сжалось так, что нечем было дышать, но она понимала, что нужно срочно выходить из создавшегося отвратительного положения. Преодолев дурноту и стыд, она подняла глаза на сына:

— Андрейка, сыночек, уйди в свою комнату и закройся, я потом с тобой поговорю.

И, когда за сыном закрылась дверь, обратилась к растерявшемуся, стоящему на коленях Алесю:

— Всё, хватит ломать комедию, поднимайся на ноги и уходи навсегда из моей жизни. Вещи я твои собрала, проверь, может что забыла, на это и на разговор с сыном я тебе даю пол часа, если ты за это время отсюда не уберёшься, даю слово, погоню кочергой.

И с этими словами ушла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Зайдя в комнату, упала, в чём была одета, на кровать и горько, горько разрыдалась. Она плакала так, как не плакала никогда в своей жизни, выливая слезами всю накопившуюся в душе боль и горечь, сердце разрывал стыд за себя, за Алеся перед сыном, ставшего свидетелем безобразной сцены. Постепенно слёзы иссякли, она успокоилась и незаметно уснула, сказалась накопившаяся усталость, бессонная ночь, и желание уйти от реальности происходящего. Вдруг сквозь тяжёлый сон, она почувствовала чьё-то присутствие рядом, чьи-то руки на своих плечах. Фрося резко отстранилась, села на кровати. В тусклом свете уходящего дня она увидела растерянного Андрейку:

— Мамочка, ты спишь и спишь, во сне вздыхаешь, всхлипываешь и стонешь…я уже сто раз заходил в твою комнату, и тётя Аглая спрашивала про тебя. У неё опять собрались гости за столом. Она сказала, что если мы сами не придём, то они нагрянут все вместе, и вываляют тебя в снегу.

Мальчик вздохнул и отвернулся:

— Папа ушёл, мы с ним поговорили, он обещал, что мы будем с ним встречаться, только он не знает пока где и когда. Мамусь, я тебя никогда не брошу, мне трудно понять, что у вас произошло, но я понял, что вы никогда не будете больше вместе и не надо ничего мне объяснять, я же уже не маленький, книги читаю и в кино видел…

Фрося привлекла к себе сына, крепко обняла и поцеловала его в лоб:

— Сынок, какой ты у меня уже взрослый, какой ты у меня умный и как мне нужна была сейчас твоя поддержка. Давай, быстренько переодевайся и пойдём дальше праздновать Новый Год.

Фрося вымыла заплаканное, сонное лицо студеной водой, распустила по плечам свои пышные волосы и улыбаясь, вошла вместе с Андрейкой в дом к Аглае, где уже вовсю шумело застолье. Её глаза сразу стали искать Семёна, а было это не так просто, в этот раз за столом в большой горнице Аглаи была внушительная компания. Кроме вчерашних гостей здесь находилось ещё человек десять совершенно незнакомых Фросе людей. Аглая подбежала к подруге, обняла за плечи и зашептала:

— Фросенька, я обо всём догадываюсь, видела, как уходил со двора с пришибленным видом и с вещами выдворенный твой муженёк… Может быть, так и лучше, ты ещё такая молодая, такая красивая, Сёмочка, вон места без тебя не находит, всё просил меня сходить за тобой.

Всё это она шептала скороговоркой, ведя Фросю вокруг стола и знакомя с незнакомыми уже подвыпившими, весёлыми людьми.

Обнимая по-прежнему за плечи, подвела к Семёну.

Тот с радушной улыбкой потеснился, посадив плотно рядом с собой зардевшуюся женщину. Застолье продолжало свою кипучую деятельность, провозглашались тосты, звенели рюмки, стучали о тарелки вилки, все говорили, перебивая друг друга, смеялись плоским шуткам и Фрося почувствовала себя здесь на своём месте. Ей стало весело и уютно, волновала близость рядом сидящего Семёна и казалось, что события сегодняшнего утра были страшным сном. Она лихо выпила штрафную, поздравив всех присутствующих с Новым Годом и закусывая, смеялась чьей-то шутке.

Вдруг она услышала страстный шёпот Семёна, склонившегося к её уху:

— Фросенька, давай сбежим в мой дворец, там так холодно без королевы, ЗИСочка моя за углом, шепни только Аглашке, чтоб за парнем присмотрела. Ну, не задумывайся, считаю до пяти…

Ему не пришлось вовсе считать, Фрося поднялась, взяла его за руку и пошла к дверям на выход, по дороге наклонилась к подруге, прошептав несколько слов, та, поцеловала её в щёку, подтолкнула к выходу. ЗИС взревел и помчался по тёмным улицам посёлка, быстро миновав его, углубился в черноту тайги, натужно одолевая скользкую колею просёлочной дороги. Пока Семён и Фрося с момента побега не проронившие ни одного слова, думали какими словами нарушить молчание, они уже въехали в поселение и остановились возле маленького уютного дворца Фросиного короля.

Глава 78

Семён выскочил из кабины, помог своей даме сойти с подножки и за руку повёл к домику. Отперев дверь и раскрыв её настежь, скинул с плеч медвежий полушубок, кинул в прихожую под ноги своей королеве:

— Я не могу занести тебя в дом, силёнок маловато на такую пышную женщину, поэтому войди в мои хоромы на мою шубу, а считай, что восходишь на подобающий королеве трон.

Смеясь, Фрося увлекла его на косматый мех, они встали друг перед другом на колени и слились в горячем поцелуе. Ещё вчера она даже помыслить не могла об этом, а теперь двое обезумевших от желания людей срывали друг с друга одежды, не переставая целоваться, улеглись на шубе, прикрывшись её полушубком, не замечая, что в нетопленной избе почти минусовая температура. Через несколько мгновений уже обнажённая женщина лежала на мягком косматом ложе, опьянённая жаркими поцелуями, нежными руками желанного мужчины, обследовавшего её тело и от этих прикосновений разгорался забытый пожар внизу живота, разрывая мозги на части бурно пульсирующей кровью. Токи страстного желания бежали мурашками по коже, разгорячённое увлажнённое лоно искало встречи с тем, что погасит этот невероятный сладкий огонь, пожирающий изнутри голодное и жаждущее тело. Оторвавшись от губ женщины, уста мужчины совершали медленное путешествие, изучая нежную бархатную кожу шеи, прикусывая уши, спустились к груди, целуя и покусывая, посасывая взбухшие соски, играя с ними языком…

Фрося уже не могла сдержать рвущийся наружу крик, она стонала, извивалась, руки, как две белые птицы порхали по спине опытного любовника, низ тела до неприличия совершал поступательные движения, ища бессознательно то, что напоит изнемогающее от желания лоно. А губы искусителя продолжали совершать путешествие по телу… Обцеловав каждую клеточку живота, губы достигли впадины пупа, куда влажный кончик языка проник, доводя и так обезумевшую женщину до новых криков и стонов. Воспалённые высохшие губы любовницы шептали слова любви, склоняли имя любовника на все ласкательные лады, а потом начали умолять овладеть ею, войти в неё, разорвать её… нет больше сил выдержать эту окаянную муку.