И вдруг голова Семёна скользнула между ног Фроси, обцеловывая атлас внутренней стороны бёдер, он впился ртом в разбухшее от неимоверного желания лоно, проникая языком в пышущие жаром, истекающие вожделенной влагой глубины, выныривая и нежно касаясь кончиком языка трепещущего выступа. Бёдра женщины обхватили голову искусителя, движения навстречу набрали невероятную скорость, она разразилась бурным оргазмом, сопровождающийся истошным криком раненного зверя или подбитой птицы. Тело Фроси распласталось на меху шубы, кровь толчками билась в висках, в голове шумело, каждая клеточка тела жила воспоминаниями поцелуев, губ и языка, сквозь прерывистое дыхание раздавались затихающие стоны, и в этот момент… опытный любовник приподнялся на руках, мягко пальцами раздвинул сочившееся от бурного оргазма лоно и медленно, медленно вошёл в него своим вздыбившимся скакуном, погружаясь в глубины давно жаждущей соития плоти. На миг женщине показалось, что кровь остановилась, зазвенело в ушах. Появилось такое ощущение, что все чувства сконцентрировались в слиянии двух ищущих наслаждения органах. И разом, казалось бы, остывающая плоть женщины возродилось к жизни. Она выгибалась и выгибала навстречу партнёру своё сильное тело, ноги непроизвольно поднялись вверх и два пронзительных крика — мужчины и женщины — одновременно разорвали тишину, опадая прерывистым дыханием.

Фрося лежала, прикрыв глаза, а Семён нежно целовал её во влажные веки и реснички, в опухшие, потрескавшиеся губы, ушки и за ушками, по шее возвращаясь опять к губам. Она мягко его отстранила, села, стеснительно прикрывшись углом шубы и заливисто засмеялась:

— О, только ради этого стоило проехать десять тысяч километров. Мне уже почти тридцать семь лет, ты будешь помладше, но ненамного. До сих пор я не смогла обрести ни надёжного любящего мужа, ни получила и маленькой толики постельного бабьего счастья… но за эти несколько минут я получила то, что можно будет вспоминать до конца своих дней… И неважно, как сложатся наши отношения, я ни на что особенное не претендую, мне достаточно сейчас вот этой любви, я готова её черпать ковшом большой медведицы, и мне наплевать на все разговоры вокруг, только не на мнение обо мне сына. Я поняла, что ты очень опытный любовник и сколько у тебя было женщин, представить не берусь, да и не хочу. Возможно, я новая игрушка в твоих жаждущих развлечения руках и я готова ею быть, но единственной, пока ты играешь со мной. Ай, ничего не говори, тебе лучше идёт, когда ты молчишь и играешь на мне лучше, чем любой баянист на баяне. Сегодня я твоя единственная, это я знаю точно, а что будет завтра, не надо обещаний, я им больше не верю…

Вскоре любовники, одетые в шубы на голое тело и обутые в валенки на босые ноги, бегали по дому — затопили печь, приготовили закуски и выпивку, но всё осталось на столе нетронутым, потому что разгорячённые жаром печи, движением, а главное близостью влекомых друг к другу тел, они слились в долгом нежном поцелуе…

Скинуты шубы и валенки, и они уже под тёплым ватным одеялом жадными руками и губами изучают все впадинки, выступы пылающих желанием тел. И, неважно, что за окном воет вьюга, а на градуснике за минус тридцать, что за плечами у них уже долгая тяжёлая жизнь, что завтра совершенно не выглядит ясным… есть только сегодня, есть только это мгновение, в котором они вдвоём одни на целом свете.

Глава 79

Фрося выбралась из-под одеяла, вскочила на ноги, подняла за руки сопротивляющегося Семёна и затанцевала от холода и счастья:

— Ну, хозяин, грей хату и корми гостью.

Она совсем не стеснялась своего обнажённого тела, а ведь она впервые демонстрировала его при ярком свете, а мужчина бежал по нему пылающим взглядом и жаркими губами:

— Сёма, Сёма, хватит, хватит, я сейчас сомлею в твоих руках…

Счастливая женщина подставила свои распухшие от поцелуев уста для очередного слияния с губами опьянённого любовью мужчины. Чуть не чуть они оторвались друг от друга, даже их жаркая любовь не могла нагреть стылый воздух избы. Накинув на голые тела полушубки, а на ноги валенки недавние страстные любовники забегали по дому, по новой растапливая печь и накрывая стол для позднего ужина, на них напал невероятный голод. Они шалили за столом, как малые дети, то подбрасывая, друг к другу в тарелку лакомые кусочки, то облизывая, друг другу руки и губы, надолго опять замирая в поцелуе:

— Фросенька, солнышко моё ясное, а не пойти ли нам опять в постельку?…

— Сёмчик, неужто спатьки захотел?

И они, смеясь нырнули под уютное одеяло. Загораясь от ласк ненасытного мужчины, Фрося шептала:

— Сёмочка, ах, ты мой Сёмочка, я уже получила столько наслаждения, сколько не имела за всю свою почти двадцатилетнюю бабью жизнь…

И она сделала то, на что бы не осмелилась ещё минуту назад, обхватив пальцами рук ту часть мужского тела, на которую раньше и смотреть стеснялась, ввела самостоятельно в разгорячённое лоно. Накрывшись с головой ватным одеялом, они с наслаждением предавались любовным ласкам и опять Фрося млела под руками и губами Семёна, и опять их соитие было подобно вулкану с кипящей лавой.

Уже под утро уставшие и разомлевшие от любовных утех, они снизошли до серьёзного разговора. Семён облокотившись, навис над Фросиным лицом, глядя прямо ей в глаза, заговорил:

— Я, как только тебя увидел возле магазина Аглаи, сразу понял, что ты моя погибель или самая большая любовь, которую, не столь щедрая судьба, послала мне на радость или беду. После той нашей совместной поездки в город прошло больше трёх месяцев, а я всё это время думал и мечтал только о тебе. Я запретил себе приближаться к тебе, зная, что ты замужняя и что никогда не пойдёшь на то, что бы изменить, ведь это было написано в твоих необыкновенных глазах. Я и не хотел от тебя краденой любви, я хотел тебя всю без остатка, такую, как сегодня. Фросенька, я не прошу верить мне, это твоё право, но все эти месяцы после нашей первой встречи, даже помыслить не мог о другой женщине. Но я так же знал, что далеко не всё благополучно в твоих отношениях с мужем, в посёлке ведь не укроешься. Твой уже бывший, а я уверен, что бывший, вёл себя так, что впору его было задавить за это поведение по отношению к тебе.

Трясясь в своей ЗИСоньке по нашим бескрайним дорогам, я в своих думах огорчался и радовался одновременно.

Огорчался, зная, как ты страдаешь, потеряв долго лелеянную надежду и радовался, что есть шанс добиться любви необыкновенной женщины, которая поселилась в моей душе.

Не буду скрывать, я ждал тебя, как в детстве ждут обещанный подарок. Заходил часто в магазин к Аглае и как будто попутно интересовался тобой. Да, я набился в гости к твоей подруге, чтобы вместе встретить Новый Год, чтобы вместе с тобой посидеть за праздничным столом и хоть на расстоянии любоваться твоей красотой, наслаждаться звуком голоса. Я не знаю, стал ли я причиной произошедшей быстрой развязки между тобой и Алесем, но если даже и так, то нисколько не жалею об этом. Уже сидя за столом напротив тебя, я понял, что за это счастье я буду бороться и только моя смерть сможет оторвать меня от тебя, и даже оттуда сверху я буду любить, наслаждаться тобой…

От последних слов Семёна, Фросю передёрнуло и она хотела что-то сказать в ответ, но он прикрыл нежно ладонью ей рот:

— Ты, необыкновенная женщина, после двенадцатилетнего воздержания, храня, как святыню верность кратковременному мужу, после таких мытарств встретившись с ним, но, разочаровавшись в нём, не допустить до своего тела, вопреки всем канонам брака, а при первой же встрече со мной в интимных условиях, отдалась, как последняя шлюха или как будто нас связали долгие встречи или какие-то обязательства. Мой милый Фросик, я тебя никогда не обижу, всё, что в моих силах я сделаю для тебя, что бы ты была счастливая… Ты, вольна жить и поступать, как тебе заблагорассудится. У тебя живут вдалеке двое ещё не до конца оперившихся детей и здесь недостаточно взрослый сынишка, который только что обрёл своего отца, по сути, не зная его с рождения. А я в этой жизни вольный ветер, с тяжёлым детством и юностью, с неопределённой взрослой жизнью, но мой порыв залетел в твою душу, и меньше всего на свете я хотел бы её сгубить или даже нанести рану. А теперь одеваемся, я отвезу тебя к твоему сыну. Не надо, что бы в его головёнке зрели неприятные мысли о матери, тем более, найдутся доброжелатели, которые будут стараться это сделать и думаю, что одним из первых это будет его отец.

— Сёмушка, мне наплевать на все языки посёлка, меньше всего теперь меня волнует, что думает и скажет обо мне Алесь, а вот в глазах сына, я действительно не хочу выглядеть потаскухой, не хочу, чтобы ему было стыдно за мать, поэтому меня вполне устраивает быть почти тайной любовницей.

И она сорвала с Семёна со смехом одеяло. Машина затормозила около дома Аглаи. Фрося самостоятельно спрыгнула с подножки, махнула рукой на прощание и скрылась за калиткой. ЗИС поурчал минуту и тоже сорвался с места, скоро звук мотора стих вдалеке. Фрося увидела в окне кухни свет и тихонько постучала в дверь, тут же Аглая впустила её в дом. Она обняла подругу, усадила за стол и налила чаю:

— А я ждала тебя, знала, что зайдёшь. Можешь мне ничего не рассказывать, всё написано у тебя на лице. Умеет этот баламут делать счастливыми баб…

Ох, подруженька, только бы потом тебе не горевать, ведь мужику уже далеко за тридцать, а всё один и замечу не бедный, на такой работе бедных не бывает. Посмотри, не курит, почти не пьющий, аккуратный, щедрый, не злобливый, весёлый и совсем не дурак, послушаешь, будто академик… А бабы около него постоянной никогда не было, никто про это не знает.

Да и те, кто рядом с ним замечен был, ни одного плохого слова про него не сказали, чудеса, да и только. Я боюсь за тебя, ты такая ранимая, гордая и попала в Сёмкины сети…

Фрося слушала подругу и улыбалась, всё, что та говорила об её любовнике, нисколько не чернило его в её глазах, а более того, выставляло в наивыгоднейшем свете. Не хотела она больше далеко загадывать, хватит, на двенадцать лет вперёд загадала, а что вышло…

— Аглашенька, тебе трудно меня понять, вы, как повстречались с Николаем, так и живёте, как неразлучная пара лебедей. Всё у вас слаженно, у каждого есть своя жизнь, свои интересы, но в кровати и за праздничным столом всегда вместе, я же вижу, какими глазами вы смотрите друг на друга, а ведь вы вместе почти столько, сколько я была в разлуке, и похоже, до сих пор не пресытились друг другом. Ах, не хочу я загадывать наперёд, ждать неизвестно чего и каждый день вырывать больше и больше седых волосинок, наивно надеясь, что этим можно продлить молодость. Как же мне приятно чувствовать себя любимой, желанной, не обманутой, а королевой на троне. А дальше будь, что будет, я не о чём не жалею. Буду нянчить внуков и вспоминать свою сумасшедшую любовь, сознавать, что не зря всё же прожила эту бестолковую жизнь.

Глава 80

Прошла неделя после той бурной ночи, а ощущение сладкого томления до сих пор жило в теле и душе Фроси. Семён все эти дни не показывался, но женщина списывала отсутствие любовника на занятость его на суматошной работе. Он ведь ей рассказывал, что бывает в разъездах две, а порой и три недели. Пришли письма от старших детей, в которых они в силу своего темперамента и характера, описывали свою подростковую жизнь. Всё у них шло своим чередом, да и материнское сердце чувствовало, что там вдали, всё нормально, не в пример её разброду в мыслях и поступках здесь… Фрося скучала, но не волновалась, тем более, в письме сына, подружка Оля приписала несколько строк, где заверяла, что Стасик присмотрен, а если честно, то он в этом и мало нуждается. Аня приезжает каждые две недели и гоняет брата, как следует по предметам техникума, у него хвостов нет. Она также писала, что очень скучает, что для неё базар без Фроси, не базар, да и поболтать не к кому зайти. Фрося вспомнила подружку, их походы на базар, посиделки за кружечкой чая, а бывало и за рюмочкой водки и пусть та не далёкая в своём развитии, так, она и сама далеко от неё не ушла.

Конечно, Оленька изрядная сплетница и весьма любопытная, но сердечная и верная, всегда в трудную минуту придёт на помощь. Да, мысли о возвращении в Поставы всё чаще посещали Фросю, но тут теперь был Семён и пока он с ней, как она сможет тронуться с места. Болело сердце за Андрейку, Алесь не показывался, в школе были каникулы и всё это время он не виделся с отцом. У Фроси не было сведений, куда съехал от неё Алесь, но это её и не волновало, ей было наплевать, даже если он вернулся к Шурочке, а вот насчёт их будущих встреч с Андреем надо было подумать. Может быть, она и погорячилась, запретив отцу являться к сыну, в конце концов, её это ни к чему не обязывает.

Седьмого января весь православный мир справляет рождество и Фрося помогала Аглае готовить обильные закуски, опять ожидали большое количество гостей. Они сидели за столом и вместе с девочками лепили пельмени, болтая и распевая песни. Вдруг за окном услышали звон бубенцов, стук копыт коней о замёрзшую дорогу, которые неожиданно затихли напротив их дома. В тот же момент они услышали весёлые звуки гармошки и голос Василия Митрофановича, строгого милиционера, распевающего: