Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 2

Перед ней, действительно, стоял Виктор, одетый в нарядный красивый серый в мелкую полоску костюм, широко улыбаясь женщине, между ними на асфальте лежал огромный букет тюльпанов, которые он выронил, закрывая ей глаза.

Мужчина поднял букет, поправил чуть помятые бутоны, подул на них и протянул Фросе:

— А я шёл следом за тобой от самого Казанского.

Ведь я уже решил, что не придёшь и отошёл к своей машине.

На всякий случай в последний раз оглянулся, а ты выходишь из собора.

Некоторое время не стал мешать любоваться Невским, а заодно сам любовался женщиной, с которой мне посчастливилось сегодня случайно познакомиться.

Фрося, глядя на другие пары, прогуливающиеся по проспекту, уверенно взяла под руку мужчину и они медленно побрели возле массивных цепей ограждающих набережную Невы.

Помолчав немного, Виктор всё же решился спросить:

— Фрося, не сочти за навязчивость и если хочешь, можешь не отвечать, но всё же, как прошла встреча с сыном, и где ты устроилась на ночлег?

Фрося долго не отвечала, печально опустила голову, сосретоточенно глядя под ноги, будто изучая плитки мостовой.

Наконец, акцентируя каждое слово, произнесла:

— Встреча прошла не в дружественной обстановке, потеряли мы как-то друг друга, надеюсь всё же не навсегда.

Может быть, я тоже в чём-то виновата, но не настолько, что бы потерять уважение и понимание сына.

Совесть моя чиста, а вот душа болит.

И, вдруг затараторила:

— Но, давай больше не будем сегодня об этом, я ведь первый раз в Ленинграде и завтра уже надо уезжать, а тут белые ночи, вот только гостиница моя на другой стороне Невы, а тут, я слышала, мосты разводят, как я попаду в свой номер, предстоит во время перебраться на ту сторону.

И она неожиданно рассмеялась.

Виктор резко остановился, повернулся и заглянул в необычайной красоты глаза:

— Так, как я капитан, то принимаю командование на нашем судне на себя!

Сейчас мы зайдём в «Асторию», поужинаем, мне кажется, что ты с поезда ничего ещё не ела.

Затем, ещё немного погуляем по Невскому, всё равно сегодня мы уже никуда не попадём, я имею в виду театр или музей, а потом на моей машине переберёмся, загодя до развода мостов, на ту сторону, и я доставлю уставшую путешественницу в её гостиницу.

Кстати, я тоже живу на той стороне.

Фрося кивнула в знак согласия и тогда Виктор продолжил:

— А теперь более серьёзное предложение — у меня ещё осталось три дня отпуска до возвращения на корабль, поэтому предлагаю тебе, на эти дни задержаться в Ленинграде и я с утра до самого вечера в твоём распоряжении.

Не встречая возражений, он продолжил:

— По моему соображению составлю культурную программу, покажу Питер и его окрестности, а накануне завершения моего отпуска, провожу и посажу тебя на поезд.

Возражения есть?

Фрося смотрела восхищённо широко распахнутыми своими сапфировыми глазами на Виктора:

— Возражения могут появиться после твоего честного ответа, ты женат?..

Виктор артистично раскинул руки:

— Флот сдаётся, придётся открыть военную тайну… нет, не женат, в разводе, живу в одной квартире с младшей дочерью, а их у меня две, старшая замужем и находится с мужем на дальнем севере.

Ещё будут вопросы или оставим на потом?

Фрося опять взяла под руку мужчину и, пройдя несколько шагов, поведала:

— Я тоже свободная, у меня четверо детей, три сына и дочь, младшему сынишке только пять лет, его отец умер, когда он ещё и не родился…

И задорно улыбнулась:

— А остальное, если не возражаешь, тоже оставим на потом…

И на этот раз, они оба рассмеялись.

Зайдя в холл ресторана Фрося от ужаса побледнела, глядя на окружающую её роскошь — с потолка спускались, переливаясь огнями огромные хрустальные люстры.

На столах застеленных белыми крахмальными скатертями в орнаментах, она увидела чинно выставленные приборы.

С каждой стороны от пирамиды тарелок выстроились в ряд вилки, ножи и ложки разных размеров и конфигураций, бокалы, фужеры, рюмки… господи!..

Виктор сразу обратил внимание на то, что женщина почувствовала себя не уютно в этой обстановке и, наклонившись к её уху, тихо произнёс:

— Фросенька, не волнуйся, мы закажем что-нибудь попроще и одинаковое, будешь смотреть на меня и не ошибёшься, а главное, не смущайся, веди себя обыкновенно, вся эта обстановка больше для форса…

Они сели за свободный стол, таких было много, понятно, ресторан из самых дорогих.

Официант принёс каждому меню и Виктор внимательно стал изучать.

Фрося тоже открыла красивую книжицу и перелистала машинально лощёные листки, на которых витееватыми буквами были напечатаны названия блюд.

Она даже не пыталась вникнуть в содержание, сердце мелко тряслось, она ощущала такое неудобство, что в пору было расплакаться.

Видя, сконфуженное состояние своей дамы, Виктор мгновенно подозвал официанта и быстро сделал заказ.

Пока молодой человек обслуживающий их отошёл исполнять пожелание клиентов, Виктор потёр руки:

— И так, раз мы начали утро с коньячка, думаю, что и продолжим, хотя я не больше ста грамм, всё же за рулём…

И начал рассказывать о том, что он собирается показать Фросе в Ленинграде в ближайшие дни, отвлекая от сложной для неё обстановки ресторана.

Вскоре на столе появился небольшой пузатенький графинчик с коньяком, бутылка с лимонадом, бутерброды с чёрной икрой, шпроты с дольками лимона и мясное ассорти.

Виктор разлил в изящные фужеры коньяк, Фросе побольше, себе на донышке и провозгласил тост:

— За нас, за нашу встречу и за наше будущее!

И они звонко чокнувшись, выпили.

Виктор подхватил вилкой дольку лимона, а следом рукой взял бутерброд с икрой и Фрося почувствовала себя раскрепощёно.

За ужином они вели неспешно разговор, потихоньку узнавая друг друга.

Они не задавали друг другу вопросов, а каждый рассказывал то, что считал нужным.

Обстановка ресторана, публика и сервировка вскоре отступили на задний план, напротив сидели два уже немолодых человека, которые находили удовольствие от общения, кушаний, а главное, друг от друга.

Первые дни мая в Ленинграде радовали такой же замечательной погодой, как и в Поставах, только воздух, пожалуй, был больше насыщен влажностью, сказывалось близкое присутствие Финского залива.

Ещё не наступил период белых ночей, тут Фрося ошибалась, но вечер был упоительный, наполненный пением соловьёв и благоуханием цветов.

Весна уже ощущалась во всём, воздух был пропитан ароматом цветения, ласковый ветер с Невы обдувал лица прохожих, среди которых, не спеша прогуливались под руку Виктор с Фросей.

Они вели ни к чему не обязывающую беседу, понемногу приоткрывая тайники из прошлой жизни.

Фрося отметила в Викторе удивительную способность, практически не задавая вопросов, выводить собеседника на откровенность.

Она постепенно рассказала многое из своей казалось бы, для неё неприметной жизни.

Сама, при этом удивляясь, сколько же всё же было у неё судьбоносных зигзагов.

Самое большое впечатление на собеседника произвёл её скоротечный роман с Семёном.

Виктор от души восхищался судьбой и благородством человека, который, пройдя с детства такой тяжёлый путь, не сломался и сохранил в себе душу романтика и рыцаря, и в момент, когда его жизни угрожала смертельная опасность, думал о своей любовнице, стараясь обеспечить её материально, и отгородить от хлопот, и переживаний у ложа больного или умирающего.

Он также не переставал восхищаться своей новой знакомой, это же надо, рискуя собственной жизнью спасти еврейскую девочку, вырастить её, как родную дочь, поехать к чёрту в пасть, в Сибирь и там резко изменить свою судьбу.

Затем последовать за любимым человеком в Москву, а дальше в Киев, взять на себя все трудности с перевозкой и похоронами Семёна, и оставить, не смотря ни на что и ни на кого, на земле хрупкий след по нему в лице, рождённого уже в приличном возрасте, сынишки.

Фрося вдруг возмутилась:

— Ну, какая я героиня, обычная баба-дура — замуж пошла за человека, который до свадьбы ни разу не поцеловал, а затем, как ошиблась в человеке, возведя его для себя и детей на такую высоту, что Андрей до сих пор живёт этими иллюзиями о несравненном своём папаше.

Нет, Витенька, ничего героического во мне нет, ни образования, ни манер, в ресторан зашла, как корова на бойню, думала глаза вылезут из орбит от страха, когда увидела всю эту роскошь и кучу вилок и ножей…

Тут, Виктор сдержаться уже никак не смог, запрокинул голову и разразился хохотом, крепко прижимая к груди улыбающуюся женщину.

Затем он посерьёзнел, усадил Фросю на ближайшую скамеечку возле закованного в бетон берега Невы и начал свой рассказ:

— Фросенька, я же тоже не из дворян, обыкновенный Витебский мальчишка, ушедший служить в морфлот за шесть лет до войны.

Затем поступил здесь в Питере в мореходку, но не успел её окончить, началась война и я все эти лихие годы на крейсере прошёл путь от мичмана до капитана.

Всякое бывало и на грани смерти много раз бывал, мы ведь охраняли конвой с грузами доставляемый в нашу страну из Соединённых штатов Америки и Англии.

Нас постоянно бомбили и торпедировали фашисты, но бог миловал, уцелел.

За год до начала войны женился на девушке из интеллигентной семьи, отец её был профессор, какой-то светила в области химии, попал в дом, прежде принадлежавший бывшим дворянам, мои новые родственники тоже были совсем не из простых, манеры куда там, домашние тапочки, вилочка с ножичком и салфеточка на груди, говорят с друг другом не подымая голоса, почти шёпотом, картины, гобелены, подсвечники и всякой другой роскоши и культуры, я и обомлел, это же надо «из грязи да в князи».

Меньше, чем за пол года до войны появилась на свет старшая наша дочь, я её толком и на руках не подержал, в считанные дни, что был дома и приблизиться не давали, носились над ней, как наседки жена, тёща и нянечка, которая нянчила ещё мою жену.

Во время войны мою семью эвакуировали и до сорок четвёртого я с ними не встречался.

Обменивались редкими письмами, ведь мы с женой после свадьбы так толком друг друга и не успели узнать.

В сорок четвёртом, когда они вернулись в Ленинград, я вырвался в краткосрочный отпуск, помиловался и потешился с женой, дочка близко меня не признаёт, какого-то дядю Колю вспоминает, тесть с тёщей косо глядят на грубого моряка, хотя к тому времени я был уже лейтенантом.

Уехал не с лучшим настроением, вскоре жена написала, что беременная, со второй дочерью познакомился уже через два месяца после её рождения.

Война закончилась, вернулся на Балтийский флот, поступил в военно-морскую академию, но для близких жены так и остался быдлом.

Может быть если бы жили отдельно, то всё и наладилось, но жена из-под маменькиного крыла никуда не хотела уходить и уезжать, поэтому я домой заходил, как на каторгу, но служба спасала, бывало до полугода в море болтался.

Может быть, до сих пор так бы продолжалось, но два года назад с интервалом в пол года ушли из жизни родители жены.

Казалось бы, в наших отношениях всё должно наладиться, но не тут то было.

В моей жене вдруг проснулась гремучая змея, а вскоре на горизонте появился другой мужчина, кто знает, может быть он и раньше у неё был.

Я не стал разбираться, у моряков это достаточно частое явление, развелись и разменяли квартиру.

Старшая дочь к этому времени уже была замужем и находилась на севере, а младшая не захотела оставаться с матерью и пошла жить со мной.

Вот, мы и теснимся с ней в двухкомнатной квартире, а жена в шикарной трёх и недалеко от Невского.

Мы с ней больше не пересекаемся, одна она или нет, меня это не интересует.

Фрося вдруг повернулась к мужчине, обняла его крепко за шею и поцеловала в губы, отстранившись, неожиданно выпалила:

— Вить, мне не надо никаких твоих обещаний и клятв, мне всё равно, что ты подумаешь обо мне, и что будет завтра, а сейчас пойдём ко мне в номер.

Ты как-нибудь постараешься проскочить, может быть сунешь дежурной пятёрочку…

Я так долго в жизни ждала и догоняла, а теперь не хочу терять ни одной ночки с тобой.

Завтра, может быть пожалею о своём поступке, а сегодня я хочу быть с тобой, принадлежать тебе, любить тебя…

Виктор нежно гладил по пышным волосам прильнувшую к нему женщину.

Её откровенное предложение, нисколько его не шокировало, но он боялся нарушить поспешными действиями романтику сегодняшней встречи.