Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 3

Что сказать, хорошо, что сын её благодарный, бывает же такое, что и добрым словом не вспомнят, принимают, как должное.

У Анечки тоже есть дочурка — трёхлетняя Маечка, кроме этого, она ведь воспитывает дочь Мишы от первого его брака и Фрося побывавшая недавно в Вильнюсе, заметила какие тёплые, родственные отношения у её дочери с приёмной, и это очень радовало. Аня сохранила своё отзывчивое сердце и умение ладить с людьми.

Эх, ладить, ладить…

Как она ладит этому пижону, так назвала его мама Клара, а что толку, себе сломал жизнь, а заодно и её Анюточке.

Вначале всё выглядело не так уж и плохо — Аня успешно окончила университет, поступила на ординатуру, и после смерти Баси, перебралась к своему будущему мужу.

Вскоре они зарегистрировались и вроде жизнь катилась по назначенному чёткому маршруту, а не тут-то было.

Аню, как замужнюю и отличницу не распределили, а оставили в Вильнюсе в республиканской больнице на хирургическом отделении.

Про то дочери знать не надо, но по просьбе Фроси за немалые деньги, с помощью верного друга Ицека, она и получила такое престижное место.

Фрося и Рива в далёком Израиле не могли не нарадоваться, их мечта осуществилась.

Пришёл шестьдесят седьмой год, в июне разразилась шестидневная война и весь Советский Союз услышал про эту маленькую и гордую страну — Израиль, но мало кто воспринимал её так, из радио и телевизора, с громких статей в газетах везде звучало агрессор, империалисты, сионистские выродки…

Редко кто разбирался здесь в истине происходящего на Ближнем Востоке, но охотно верили официальным источникам и партийным руководителям, которые подвергали злобным нападкам, клеймлению и осуждению страну, где проживала дорогая сердцу Фроси Рива и её так пострадавший и натерпевшийся в годы войны народ.

Все евреи Советского Союза на своей коже ощутили проявления антисемитизма, смешно сказать, даже Фрося с её фамилией.

В больнице к ней подошла сестра-хозяйка:

— А что это милочка ваши распоясались, не добили их немцы и полицаи, так арабы с нашей помощью постараются.

Фрося не нашла слов для ответа и просто плюнула ей в рожу.

А вот у Сёмки и того было хуже — на уроке русской литературы какой-то малолетний подонок сидевший сзади на парте, скрутил в трубку тетрадку и гундосил впереди сидящему Сёмке на ухо:

— Жид, жид, убирайся в свой Израиль…

Жид, жид, убирайся в свой Израиль…

Семён терпел, терпел, выскочил из-за парты и со всех своих сил врезал обидчику по носу.

Тут и завязалась драка посреди класса, а зачинщик кто, конечно Семён Вайсвасер, ведь это он первым ударил Петю.

Фросю срочно вызывали в школу, но она смотрела со слезами на её такого худенького и малорослого сына, который подал ей записку от классного руководителя — всё лицо Сёмки было в синяках, опухшая губа и глаз, на разорванную и грязную форму Фрося уже внимания не обращала:

— За что тебя так сынок?

— Мам, мам я ему тоже дал, как следует, я вижу, что мне трудно с ним справиться, он ведь второгодник, такой здоровый, а все вокруг нас собрались за школой и кричат: в честной драке выясните правду, пока кто-то не завалится.

Тот Петька, как начал меня лупить кулаками, а я никак не могу до него добраться, тогда я изловчился и ногой ему между ног, как жахнул, он и свалился, а как визжал, все пацаны ржали…

— А за что вы дрались, нельзя было избежать этого?

— Нет, нельзя было…

И сын ей честно рассказал, как всё обстояло, Фрося вздохнула, и назавтра пошла в школу.

Предварительно она поговорила с мамой Кларой, как когда-то с ксёндзом Вальдемаром и воинственно настроенная отправилась в учебное заведение.

Встретили её там совсем не ласково, директриса и классная просто слюной брызгали от возмущения, обвиняя в разнузданной драке щуплого Семёна.

Фрося зазвала Сёмку из-за дверей учительской:

— Уважаемые дамы, посмотрите на этого бандита и на его лицо…

У женщин глаза просто на лоб полезли от этого зрелища.

— А теперь Сёмочка выйди…

И когда за сыном закрылась дверь, Фрося им выдала, не стесняясь в выражениях, здесь ей пригодилась вся выучка базарной торговки, а в заключении бросила:

— И, если вы не наведёте в школе порядок, если ещё раз только мой сын пострадает от антисемитских выпадов, вам придётся предстать перед заместителем прокурора Кларой Израилевной Вайсвасер, и я не гарантирую вам ваши рабочие места…

Конечно, это был уже не сорок восьмой год и за спиной её была такая мощная поддержка, да и сама она уже была весьма тёртый калач, да если тогда в конфликте Стасика и Ани и против них настроенного класса, она сумела обуздать школу с её нападками, так теперь и подавно.

Тон и поведение преподавателей сразу изменились, но Фрося не стала их выслушивать, а кивнула на прощание и с гордо поднятой головой вышла наружу.

Бабушка Клара после рассказа Фроси смотрела на своего внука и в руках её ломались одна за другой папиросы:

— Когда еврреи включились в рреволюционную боррьбу, думали, что всё перременится, но, увы…

А ты, мой мальчик, боррись за себя, не сгибайся, твоя боррьба ещё вся вперреди.

И старая женщина ушла на балкон курить, вытирая на ходу слёзы.

Совсем иначе дела обстояли в Вильнюсе и это была длинная история, которая до сих пор так и не закончилась, а завершиться она могла только слезами Фроси.

После переезда в Москву, особенно в первые месяцы пребывания в ней, Фрося очень часто наведывалась к своим старшим детям в Вильнюс и Поставы.

Почти на все праздники и часто в выходные то с Сёмкой, а чаще одна, она катила в поезде, всё более знакомым раз от разу маршрутом.

Когда заезжала к Стасику, в свой бывший дом, то навозила им кучу подарков и вкусных угощений, успевала понянчиться с детками, а внук и внучка родились буквально с интервалом в один год, и даже успевала послушать от подруги Оли последние Поставские новости.

От неё она, кстати, узнала, что у её первого мужа Степана меньше чем через год после свадьбы Стаса умерла жена и он остался жить на хуторе вдовцом с почти взрослым сыном, и Оля часто видит его на базаре, даже пытается с ним заговаривать, и тогда он передаёт Фросе привет.

Обычно Стасик на следующий день после её приезда к ним, рано утром отвозил Фросю на своей машине в Вильнюс.

Вместе с мамой он привозил Ане богатые дары в виде свежих и заготовленных продуктов с их хозяйства, и обменявшись с сестрой несколькими предложениями, укатывал обратно к себе домой. В своих Поставах он чувствовал себя намного комфортней, чем в Вильнюсе в обществе сестры и Баси, а позже с Михаилом.

Фрося знала, что Аня изредка тоже наезжала в Поставы к брату и его семейству, что бы понянчиться с племянниками, но добрые дружеские отношения с Ниной у них не сложились, невестка явно ревновала сестру к брату, и давала понять Ане, что её присутствие в их доме не очень желательно.

Дочь жаловалась на это обстоятельство матери, но что могла та поделать, тем более находясь в Москве:

— Ах, Анечка, взрослая жизнь полностью отличается от времени, когда вы были детьми и не зря говорят, ночная кукушка всех перекукует.

У каждого у вас уже есть своя семья, кто его знает, может пройдёт немного времени и всё встанет по своим местам, и Нина поймёт, что не стоит встревать в отношения между братом и сестрой, что от их дружбы она только выиграет.

Кстати, твой муженёк, мог бы тоже быть поприветливей к Стасу, сальцо то вон, как наяривает, а к беседе снизойти, так слабо, конечно же, не тот уровень, куда нам до него.

Ах, доченька, доченька, только с годами сознаёшь всё больше и больше, что без родни и друзей, когда вырастают дети, оставаться очень плохо.

Я вон, о своих сёстрах и их семьях вовсе ничего не знаю, и к моему стыду, очень редко вспоминаю о них, и даже забыла, как они толком выглядят.

Фрося часто задумывалась, почему так получилось, что её дети стали так разобщены между собой, искала в происходящем свою вину и не находила, ведь никогда она не противопостовляла одного другому, всем старалась дать в жизни максимум из того, на что была способна.

Иногда к ней подкрадывалась смешная мысль, однако, не лишённая здравого смысла, что причина в том, что у них всех разные отцы, а Аня вовсе особая статья.

Неожиданно Фрося вспомнила голос дочери по телефону, когда та, рыдая, поведала о смерти Баси, для девушки это был шок, сравнимый с тем, который почувствовала Фрося, когда от них ушёл Вальдемар.

Но, тогда дети менее болезненно восприняли эту утрату, чем их мать, они были примерно такого возраста, как сегодня Сёмка.

Бася умерла тихо, как и жила, легла спать и не проснулась, для Ани это было страшной трагедией, ведь почти девять лет бок о бок, шутка сказать, с пятнадцати лет девочка жила со старой женщиной под одной крышей.

Да, примерно, столько же времени она прожила рядом с мамой Кларой и тоже между ними была та теснейшая душевная связь, как и у её девочки с Басей.

Фрося отошла от гроба, прошлась по залу, разминая затёкшие ноги, с хрустом потянулась и подошла к балконному окну.

Выглянула на улицу, с их двенадцатого этажа был хорошо виден зачинающийся рассвет.

Вернулась к своему месту у гроба, поправила свечи и вновь глубоко задумалась: безусловно, не поехала бы она тогда в Сибирь, жизнь её и детей сложилась бы совершенно иначе, лучше или хуже трудно сказать, но точно иначе.

Жалеет ли она об этом… конечно, нет, та поездка многое расставила по своим местам, и определила новые повороты судьбы, в первую очередь, это встреча с Семёном, их пылкая и страстная любовь, в результате которой на свет появился сынок, ставший целью её сегодняшней жизни, и что греха таить, то, что она сейчас живёт в Москве и в данный момент находится рядом с гробом ставшей родной мамы Клары всё звенья одной цепи…

Когда-то, именно, в Москве она приняла решение не прерывать беременность — плод их любви с Семёном, и жизнь привела её обратно в этот город, но не это главное, главное, что её мальчишка стал определяющим звеном в её судьбе, её любовью, надеждой и отрадой.

Старшие дети не только отдалились расстоянием проживания, но и душевной близостью.

Со Стасом и Аней она находится в постоянном контакте, часто наезжает к ним и они иногда навещают её в Москве, а вот Андрея она уже не видела почти три года.

Ничего удивительного, ведь уже в годы своего студенчества тот быстро отдалился от матери, братьев и сестры.

Он будто бы стеснялся своей провинциальной родни, смотрел свысока, тяготился их обществом и только материальная зависимость от матери какое-то время позволяла им поддерживать отношения.

А потом…а что потом, он окончил институт, укатил к папаше в Новосибирск и мотается по геологическим партиям, только от Алеся она и знает что-то о сыне.

Иногда, правда, он звонит в Москву матери поздравляет с каким-нибудь праздником, но больше балагурит и практически ничего не рассказывает о себе, и так мало интересуется жизнью близких, что после такого разговора Фрося ходит несколько дней, как в воду опущенная.

Фрося опять взглянула на застывшее лицо Клары Израилевны: как она чувствовала настроение Фроси после этих звонков, тут же организовывала поход в театр или концерт, заставляла наряжаться и они выходили в люди.

В ушах Фроси звучали слова мамы Клары:

— Доррогуша, хватит киснуть, порра нам выйти в люди, на них посмотреть и мне себя показать на фоне такой блестящей молодой женщины, все встрреченные нами мои коллеги и знакомые обзавидуются, рраспрравь плечи и вперрёд…

Фрося горько вздохнула: последние два года мама Клара уже не выходила в люди, но её просто выпихивала из дому, поручая шефство над ней своей сестре или кому-то из старых знакомых.

Вдруг тишину разорвал телефонный звонок, Фрося от неожиданности подпрыгнула на стуле и побежала в прихожую, где у них стоял аппарат.

Фрося приложила трубку телефона к уху и тут же услышала в ней голос любимой подруги Аглаи:

— Фросенька, это ты, я вас наверно разбудила, ведь только шестой час, но нет у меня больше никаких физических и моральных сил сидеть в аэропорту, и выжидать время, когда будет удобно позвонить.

Как ты смотришь на то, чтобы я уже сейчас приехала?

— Аглашенька, мама Клара умерла, я сейчас одна сижу у гроба, если это тебя не напрягает, то приезжай и мы поболтаем с тобой, а мамочка нас послушает…

На другом конце провода зазвенела тишина и после громкого выдоха, вновь раздался голос Аглаи:

— Ох, Фрося, прости дуру окаянную, я ведь не знала, наверное, меня сам бог позвал в Москву проститься с таким замечательным человеком.