Овсей Фрейдзон - Фрося. Часть 3

Всё, пол часа и я у тебя, бегу на такси…

Фрося отошла от телефона:

— Ах, Аглая, Аглая, не сможем мы в этот раз поноситься вместе по Москве, придётся твоей Лидочке уделить маме внимание.

Дочь Аглаи во время учёбы в институте познакомилась с московским парнем и вышла замуж, иногда они заходят к Фросе, но, что общего может быть у молодой женщины с их семьёй, спасибо ещё, что не забывает.

Она уже и сыночка успела народить и благодаря тому, что Лидочка обосновалась в Москве, Аглая, как минимум два раза в год наведывается к дочери и к любимому внуку, но останавливается всегда у Фроси, и для подруг это великолепный праздник, и мама Клара тоже с радостью встречала полюбившуюся ей сибирячку.

В комнате становилось совсем светло и солнечные лучи упали на разглаженное смертью лицо покойницы.

Фрося поспешно плотно затянула шторы, сейчас солнышко будет во вред, а как раньше Клара Израилевна любила эту пору года и майское солнце.

И, вновь телефонный звонок разорвал тишину, Фрося бросилась в прихожую, быстрей поднять трубку, как будто эти трели могли разбудить уснувшую навсегда маму Клару:

— Да, я слушаю…

— Мамулечка, мы уже на вокзале, Миша решил, что нам лучше устроиться в гостинице, чтобы вам не доставить много хлопот.

Я с ним согласилась, ведь оно действительно так.

Мамочка, как ты там, какое горе на тебя свалилось, а Сёмочка наверно вовсе в трансе…

— Анютка, ничего не поделаешь, она последние два года так мучилась, что не приведи господь, но конечно, в моей душе сейчас образовалась дыра, которую не залатать до конца моей жизни.

— Мамуль, как я по тебе соскучилась…

— Так, приезжай побыстрей, я уже не могу дождаться, когда прижму доченьку к своей груди.

— Мамочка, скоро, скоро…

Положила трубку, и вспомнила:

— Вот дура, так дура, даже не спросила, приехала или нет с ними Маечка.

Потом вслух передразнила дочку:

— Я с ним согласилась… ещё бы не согласилась, ты во всём с ним соглашаешься, поэтому врач и журналист работают сейчас, один грузчиком в магазине, а другая билетёром в кинотеатре.

От этих мрачных мыслей, которые уже больше года жгли сердце Фроси, прервал стук в дверь и на пороге с большим чемоданом появилась Аглая.

Фрося бросилась на встречу подруге, они крепко обнялись и заплакали в голос:

— Фросенька, Фросенька, веди меня к нашей любимой Кларочке, ведь я её так любила, так любила…

— Аглашенька, а как она любила тебя, как только услышит, что ты должна приехать, сразу перевоплощалась, строила планы, маршруты и не давала мне покоя, всё гоняла в магазин и на базар…

Так причитая, они подошли к гробу.

Аглая долго смотрела на лицо Клары Израилевны, затем наклонилась и поцеловала в лоб:

— Светлая тебе память, оставила ты мою горемычную подружку без поддержки, наверно ты ей больше не могла помогать, а быть обузой не в твоих правилах.

Боже мой, сколько ты намаялась в этой жизни, сколько приняла на свои хрупкие плечи, а выстояла и до конца жизни дарила людям энергию и радость от общения с тобой, как нам будет тебя не хватать, а особенно Фросеньке, твоей обретённой доченьке.

Сёмке, конечно тоже, но он мальчишка, у него рана быстро зарубцуется, но помнить он будет тебя всю жизнь, пусть тебе будет легко на том свете, если он есть на самом деле, а нет, ты будешь всегда жить теплом в наших душах…

Фрося во время длинного монолога Аглаи громко с подвыванием рыдала на её плече.

— Аглашенька, где ты нашла такие слова для мамы Клары…

— В сердце Фросенька, в сердце…

Женщины обнялись и, не сдерживая себя зарыдали.

Второй день после смерти Клары Израилевны тянулся невероятно долго.

Приходили и уходили соседи, бывшие сослуживцы, немногочисленные родственники…

Кого-то Фрося знала, кого-то видела впервые, все находили для неё тёплые слова поддержки, все говорили хорошие слова в адрес покойницы, кто-то от души, кто-то потому, что надо было так говорить.

Роза Израилевна не привела на сей раз с собой детей:

— Фросенька, нечего им тут делать, на их долю в этой жизни ещё хватит стрессов, а вид мёртвой раннее обожаемой бабушки только может травмировать психику, пусть её светлый образ останется в их памяти лучше живым.

Фрося не стала спорить с сестрой мамы Клары, да и аргументов против этого решения было немного, просто, ей как-то не хватало рядом Сёмки, ведь все последние годы он зримо и незримо присутствовал рядом.

Вскоре эти мысли вытеснило появление Ани в сопровождении зятя.

Дочь, как только вошла в комнату, сразу бросилась на шею матери и вместе с ней зарыдала:

— Мамочка, мамочка, как тяжело прощаться с такими дорогими и любимыми людьми, я ведь знаю, что она для тебя значила, и знаю, какие отношения вас связывали с Кларой Израилевной, как теперь тебе будет тяжело без неё.

Я ведь такое пережила, когда ушла моя несравненная тётя Бася.

Фрося обнимала свою по-прежнему худенькую девочку, такую до недавнего времени близкую матери и так отдалившуюся в последнее время.

Нет, они не стали меньше любить и доверять друг другу, но общение свелось к минимуму, ведь рядом неизменно присутствовал Миша.

Нет, он не противился их близости, просто Аня не отходила от него не на шаг, смотрела ему в рот, стараясь угодить, и всячески обойти эксцессы между ним и матерью, а они могли быть и какие…

Что поделаешь, так распорядилась судьба, а скорей всего, так повлияло на их отношения появление в жизни дочери мужа, по вине которого сломалась её карьера врача… боже мой, как они мечтали с Ривой, что Аня станет доктором.

Ах, вот и он…

Миша подошёл к тёще, формально приобнял, сотворил что-то похожее на поцелуй в щёку:

— Фрося, выражаю вам своё соболезнование, мы не стали искать, где здесь в Москве заказывают венки, купили корзину цветов.

— Ах, Миша, это для меня так неважно, вон уже, сколько венков, а сколько ещё будет, но это для неё и для меня не имеет значения, главное, что её уже не будет рядом со мной.

А Маечку вы не взяли с собой?

— Ай, мамочка…

Затараторила Аня:

— Мы решили, зачем мучить ребёнка, столько людей, она ещё испугается обстановки, плача и непонимания происходящего.

Мы детей оставили у Ицека, его жена даже деньги за это не взяла.

Ой, мамуля, есть новости, но о них потом, уже после похорон.

— Это касается вас?

— Нет, нет, у нас всё по-прежнему, это касается Ицека.

— Ну, ладно, потом, так потом, а я пойду посижу рядом с мамой Кларой, а вы можете, пройти на кухню и что-нибудь попить…

— Мамочка, не волнуйся, мы же не к чужим пришли, пойду подойду к покойной, а потом к тёте Аглае, она просила на входе, чтоб я подошла к ней обсудить завтрашние поминки.

— Аглая, Аглая, какая молодчина, а у меня это совсем из головы выскочило.

Фрося вернулась к гробу, кто-то из сидящих вокруг покойницы, сразу уступил ей место у изголовья.

Людей в это время собралось много, все что-то пытались вспомнить и рассказать из совместного прошлого, кто-то всплакивал, а кто-то даже пытался шутить.

Все старались высказаться об усопшей и неважно это шло от души, в силу традиции иль от желания обратить на себя внимание, главное, что стоял такой гомон, что у Фроси сдавило виски.

На Фросю сыпались многочисленные вопросы, но ей так не хотелось на них отвечать, понимая их праздность и никчемность, и она взглянула на Розу Израилевну, и та пришла ей на выручку, тем более, она лучше знала присутствующих в этой комнате.

По-прежнему люди входили и выходили, говорили и плакали, в глазах рябило от огромного числа венков, чёрных лент с золотыми буквами и пёстрых искусственных и живых цветов.

Фрося надолго ушла в себя, не обращая внимания на гул голосов, тяжёлый воздух, отказалась пойти перекусить, а всё вспоминала, вспоминала, вспоминала…

Иногда по щекам её текли слёзы, а иногда подобие улыбки пробегало по лицу.

Завтра вся эта кутерьма с похоронами закончится и она опять останется один на один с этой жизнью.

Ей, конечно, к этому не привыкать, но боль и уровень потери был просто не измерим, сломался привычный за последние годы стержень.

Из дум её вывел голос и объятия Ани:

— Мамочка, Андрей с дядей Алесем приехали.

Фрося поспешила в прихожую, это уже был сюрприз с большой буквы, этих людей на похоронах она меньше всего ожидала увидеть:

— Здравствуй Алесь, очень признательна тебе, что ты решил разделить моё горе.

— Ну, что ты, Фрося, мы же остались друзьями, а кто, как не друг приходит в трудную минуту поддержать и разделить скорбь.

Фрося слушала ответ Алеся, не сводя глаз с лица сына и затем быстро окинула взглядом всю его ладную фигуру, и внешний вид от носков модных туфель на платформе до длинных светлых волос, спадающих волнами на лопатки.

Мужество его лицу предавали пышная борода и усы:

— Сынок, какой ты у меня красивый, возмужавший, модный…

Боже мой, как я по тебе соскучилась…

И, мать упала Андрею на грудь и тихо заплакала.

— Мамань, мамань, ну, приостанови свой солёный поток.

Слава богу, я жив и здоров, а сегодня есть другой повод поплакать, дай нам, пожалуйста, пройти к многоуважаемой Кларе Израилевне, чудная была старушка, жаль, мало пообщался, но и того малого хватило, чтобы подпитаться неуёмной энергией.

Андрей отстранил мягко от себя мать и прошёл в комнату, где лежала в своём траурном ложе женщина, о которой он только что так чудесно отозвался.

Отец с сыном постояли несколько минут молча у изголовья покойницы и затем присели на предложенные им стулья.

Другие скорбящие с приходом новых посетителей, благородно поднялись и удалились из комнаты.

Места вокруг гроба заняли также Аня с Мишей и Аглая.

Некоторое время присутствующие молча изучали друг друга, тишину нарушил Андрей:

— Сестра, что-то у тебя глазки потухли, не узнаю бывшую святую Анну и великого эскулапа, мне сообщили, что билетики в кинотеатре продаёшь, достойная работа для хирурга…

— Братик, а что это вдруг ты, стал беспокоиться обо мне, я думала, что даже не узнаешь.

— А, вот, представляешь, душа за тебя болит, столько твоих усилий, столько материнских денежек и всё коту под хвост.

Аня вспыхнула и выбежала из комнаты.

За жену вступился Миша:

— Послушай дружок, кто тебе тут дал право морали читать взрослым людям, наше ещё всё впереди, ты лучше о своём будущем побеспокойся, как в поле ветер, ни кола, ни двора, и семьёй, похоже, не скоро запахнет.

— Ну, зачем так зло и неправду, я же не со злорадством, а с сочувствием.

Ты…так чёрт с тобой, а сестру мне жалко, я знаю, сколько она вложила в то, что бы стать врачом и представляю, как она разбила сердце матери своим нынешним положением, и вашими дурацкими идеями…

Фрося решила вмешаться, иначе этот конфликт мог закончиться неизвестно чем, а время и место явно было неподходящее:

— Ребята, вы наверно забыли, где находитесь, давайте эти разговоры, если хотите, перенесём на завтрашний вечер.

— Мамань, я так понимаю, что Клара Израилевна для тебя была не самым последним человеком и поэтому, кто его знает, может её присутствие при разборе наших житейских полётов не является лишним.

Тётя Аглая, хорошо выглядишь, про Лиду знаю, а как там Наташка, чем занимается и про дядю Колю расскажи, да, и о других поселковых, с кем я в своё время пересекался.

— Андрюша, ты явно мне льстишь, толстая бабка, никак за себя не возьмусь, вон, какая твоя мама стройняшка.

А, Наташа живёт неплохо, они с мужем выстроили себе дом в Сосновске, мы им, правда, немного помогли, но они молодцы, уже двое детишек, только успеваю к ним мотаться, Коля уже поругивает.

Ты про себя расскажи, а то ворвался, как вихрь, Анюту вон до слёз довёл, маму расстроил и Миша чуть в драку не кинулся.

— А, что про себя рассказывать, живу интересно, мотаюсь по всей нашей необъятной с рюкзачком, то самолётом, то вездеходом, а чаще пешедралом…

На побывку к папане наведываюсь, там моя и Волга стоит, проеду пару кружков и опять в экспедицию.

Аглая улыбнулась:

— Был балагур, им и остался, а семью, когда заводить будешь…

Все взглянули на Андрея, в том числе и вернувшаяся в комнату Аня.

— Ну, чтобы семью заводить, надо чаще дома бывать, а то уведут жену или сама к кому-нибудь сбежит.

Нет, мы с папаней живём бобылями и не тужим, правда, папань…