И Фрося жуя, от удовольствия закатила глаза.

Парикмахерская находилась прямо в их ателье, там же рядом были обработаны ногти, и к трём часам дня они переступили порог Фросиной квартиры.

Таня зашла во внутрь и обомлела:

— Ефросинья Станиславовна, вы тут живёте одна, ведь это настоящие хоромы.

— Одна, совсем одна, уже целый год одна.

Видно было, что у Тани возникли некоторые вопросы, но она сдержала своё любопытство, ведь старшая напарница по работе тоже у неё ни о чём не расспрашивала.

Фрося вытащила из угла шкафа несколько вешалок, на которых уже скоро десять лет бесцельно висели два выходных платья и брючный костюм её дочери.

Трудно ей было даже себе объяснить, почему до сих пор она сними не рассталась, может быть в глубине души всё поджидала, что та вернётся домой, хотя надежды на это уже давно не было никакой.

Фрося увидела, как загорелись глаза у молодой женщины, когда она увидела яркое алое платье, которое подарил Анютке перед свадьбой Андрея, её щедрый и внимательный Марк.

— Мерь, вот это, оно тебя освежит, а то ты бледная, как белая ночь в Ленинграде.

— Я не могу, оно ужасно дорогое, вдруг испорчу.

— Дурочка, все эти вещи уже твои.

И Фрося демонстративно стала запихивать в большой пластиковый пакет оставшееся платье и брючный костюм прямо с вешалками.

— Мерь, я тебе сказала вот это алое, нет у нас с тобой времени играть в бирюльки, а я пойду позвоню Насте, ведь ей тоже надо ещё добраться до меня и приодеться, в парикмахерскую с ней уже не успеем попасть, да и её туда не затащишь, деревня и есть деревня.

— Станиславовна, а зачем ты так смеёшься над подругой, что деревенские не такие люди, как мы?

И тут Фрося закатилась таким смехом, что даже согнулась от хохота.

— Та-ню-ха, дурочка, чего ты злишься на меня, я ведь сама деревенская и какая, ты даже представить не можешь.

Девочка моя, я до сорока двух лет вот этими руками доила, полола, копала, навоз раскидывала.

Корова, куры, индюки и свиньи до сих пор мне снятся, а ты говоришь, что я смеюсь над подругой, что она деревенская.

— Вы деревенская, корову доили, навоз раскидывали, свиньи, куры?…

Глава 4

Фрося не долго говорила по телефону с Настей, очень скоро она раздосадованная вернулась в спальню, но увидев Таню в алом платье её дочери, ахнула от восхищения:

— Танюха, так ты ведь красавица, что шмотки делают с бабой!

Так, слегка тут подвернёшь в подоле и будет тебе платьице в самый раз.

Ведь у тебя фигурка то, что надо, как говорится, всё на своём месте.

Бюстгальтер хороший у тебя есть?

И колготки сюда лучше подойдут чёрные.

Ага, тогда туфельки не мешало бы ближе к цвету платья и в руки маленькая чёрная сумочка и тогда, глядя на тебя, вся московская тусовка станет на уши.

Таня вдруг резким движением, подхватив за подол, сдёрнула с себя платье, и, оставшись в нижнем до крайности застиранном белье, расстроенным голосом выпалила:

— Ефросинья Станиславовна, никуда я не пойду, не надо мне это платье, всё это глупости, глупости, глупости…

Она судорожными движениями натягивала на себя серую шерстяную юбку и под стать ей само вязанный толстый свитер.

Фрося нисколько не опешила от резкого выпада Тани, а, посерьёзнев, полезла в тумбочку, и достала оттуда маленькую коробочку с ювелирными изделиями.

— Эти побрякушки рассмотришь уже дома, когда будешь одеваться к выходу, обязательно надень на себя, не возмущайся, завтра вернёшь.

Так, оделась, забирай этот пакет с тряпками, засунь туда и это платьице и поехали, я тебя кое-куда завезу, а потом доставлю к тебе домой.

Не трать моё время на лишнюю болтовню, мне ведь тоже надо собраться к ресторану.

Уже на выходе из спальни, вдруг хлопнула себя по лбу, вернулась и достала из своего необъятного шкафа маленькую чёрную сумочку, отделанную бисером, и засунула в пакет с вещами, который держала в руках растерянная Таня.

— Там внутри найдёшь пробные духи и парочку губных помад, если подойдут, воспользуешься. Всё погнали.

Они заехали в промтоварный магазин, где когда-то работала Фрося под началом Марка.

Пошептавшись несколько минут с радостно приветствующими её продавщицами, она вскоре вернулась и засунула во всё больше разбухающий пакет в руках у Тани, шуршащие обёртками изящные вещички.

Обувной отдел расстроил Фросю своей скудностью и даже щедрые посулы не смогли изменить ситуацию, и Тане пришлось примерить единственную пару красных лакированных туфелек с белой вставкой отечественного производства.

— Танюха, мерь и не привередничай, вечер в них как-нибудь отходишь, нет у нас с тобой времени раскатывать по Москве в поисках более подходящей обуви.

Уже сидя в машине Таня сумела разлепить уста:

— Станиславовна, дай мне слово, что, когда я, наконец, получу алименты на детей от моего бывшего мужа, ты примешь деньги, что потратила на меня здесь сегодня.

— Не волнуйся ты так Танюшка, конечно, приму, они на меня с неба тоже не падают.

Хотя, скажу тебе по секрету, в своё время я не плохо поднялась на ноги в этом магазине, но больше информации на эту тему тебе не надо, меньше знаешь, лучше спишь.

При этих словах умудрённой жизнью женщины, Таня почувствовала в её голосе глубоко затаённую грусть.

Остановившись возле указанного Таней дома, Фрося вдруг резко развернулась в её сторону:

— Танюха, я поняла, что ты славно вяжешь, а шить умеешь, швейная машинка дома у тебя есть, кожу она берёт?

— Да, я обшиваю себя и деток, у меня старый Зингер, эта машинка от бабушки осталась, она не только кожу, но и любую дерюгу берёт.

— Вот и отлично, теперь осталось только узнать, умеешь ли ты язык за зубами надёжно держать, но об этом уже завтра, а сейчас брысь к деткам, к пол восьмому заеду, посигналю, на морозе не стой.

Зайдя в свою квартиру, Фрося взглянула на часы, было около пяти вечера.

Так, время ещё есть, но рассиживаться некогда, надо принять душ, подкраситься и начать наряжаться, давненько ведь не была в ресторане, а тем более, в Праге, где провели с Марком немало приятных совместных часов.

Настюха только расстроила, ни за что не захотела идти в ресторан, настоящая деревенщина и глупая баба, по-прежнему пашет на своего великовозрастного сынишку, всё хочет, чтобы он жил со своей семьёй, как она говорит, не хуже всех москвичей, можно подумать, что все жители столицы одинаково живут.

Хорошо ещё что, после освобождения с вольного поселения, Настя дала о себе знать и Фрося помогла ей поднять хозяйство и ей теперь не надо больше заниматься подсудным самогоноварением.

Фрося помогла своей подружке по тюремной камере выстроить добротный сарай, закупила молодых поросят и сейчас Настя выращивает с пол дюжины свиней и привозит на продажу на Московский базар сало, мясо и домашнюю колбасу.

Благодаря Насте, Фрося тоже не знает проблем с этими продуктами у себя в холодильнике, да и сколько ей сейчас одной надо.

Пока Фрося намывалась в ванной, слышала, как отчаянно заливался телефон и, когда уже голая готова была бежать в прихожую, вдруг услышала, как в её квартиру открылась входная дверь и по полу затопали две пары ног.

Сёмка приехал, Сёмочка, это Сёмочка, она знала, знала, что он обязательно вспомнит про мамин юбилей, быть такого не могло, чтоб не вспомнил, а вот, что надумал приехать, так это сюрприз с большой буквы, а кто это интересно с ним…

Пока она вытиралась и облачалась в домашний халат, опять зазвонил телефон, и она услышала голос среднего сына, разговаривающего с каким-то абонентом.

Андрейка тоже приехал, какое счастье, вот, чёрт, как не вовремя сейчас этот дурацкий ресторан.

Фрося в одном халате выскочила из ванной и тут же попала в объятия к младшему сыну:

— Мамулечка, миленькая, поздравляю тебя моя хорошая, как я по тебе соскучился.

Фрося притянула к своей груди курчавую голову Сёмки и покрыла поцелуями.

— Сёмочка, мальчик мой, я знала, что ты меня не забудешь в такой день, хотя мне плевать уже на свои дни рождения, но это даёт повод для таких приятных сюрпризов.

— Мамань, а, что среднего сына ты не хочешь обнять, так сделай это хотя бы для приличия, куда мне до твоей любви к своему малышу, и всё же…

Фрося отстранила Семёна и упала на грудь Андрея.

— Сынок, язвительный мой дурачок, ты даже представить не можешь, как я рада видеть, слышать и обнимать тебя.

Фросе часто приходилось плакать в этой жизни, но в основном от горя, неприятностей и в омуте печали и грусти, но от радости она никогда так не плакала.

Слёзы буквально хлынули из глаз.

— Детки, мои детки, вы сделали меня сегодня по-настоящему счастливой.

— Мамань, брось ты эти свои мокрые восторги, тебе сейчас твой шеф звонил и ждёт от тебя срочного звонка, что-то на счёт ресторана, но я тут не в понятиях.

Давай, отзвонись и продолжим потом опять наши бурные излияния по поводу радостной встречи.

— Ребята, ответьте только быстро, вы согласны вместе с моим рабочим коллективом отпраздновать в ресторане «Прага» мой юбилей, а то Валере надо знать, на сколько мест заказать накрыть нам стол.

— Мамуль, я за.

— А, я чем хуже, даже двумя руками.

— Детки вы без пар?

— Сёмка, а чего нам туда тянуться со своими самоварами, что мы с тобой тёлок, подходящих в ресторане не отыщем?

— Братан, ты и тёлки, хотя гормоны и в твою голову, наверное, иногда стучат.

Мне лично и мамульки на вечер будет достаточно, а пока организму дам отдохнуть.

Братья незлобиво подтрунивали друг над другом, а Фрося уже набирала номер телефона в ателье Валерия Ивановича.

— Фрося, ну, наконец-то, я уже думал, что мы будем с ребятами праздновать твой День рождения без юбилярши.

— Валерочка, всё в силе, мои мальчики приехали, так что, с учётом нашей Танюхи мы явимся вчетвером.

— Отлично, твой старший звонил, он тоже будет со своим генсеком.

— Валерочка, какая я сегодня счастливая, какой ты умница, что устроил мне праздник, а теперь, когда подъехали мои сыновья, то этому празднику вовсе цены нет.

Глава 5

Фрося переживала и корила себя за то, что не могла поговорить сейчас со своими ребятами, расспросить их о жизни, о планах на будущее, да и мало ли о чём они могли поведать друг другу, но ей надо было срочно наряжаться для выхода в ресторан.

Впервые за последние пять с половиной лет она с удовольствием предавалась этому приятному занятию, выбирать наряд, подбирать в тон бюстгальтер, трусики, колготки, к голубому платью из шифона с гипюровой отделкой подобающие украшения.

По счастливому стечению обстоятельств набор, с изумрудными камнями состоявший из серёжек, кольца и миниатюрного колье оказался замурованным в печке, и она с превеликой радостью, во время строительства новой дачи, его оттуда достала, ведь эти украшения были у неё самыми любимыми.

Сколько себя помнила, Фрося всегда обладала хорошим вкусом, вряд ли он был привитый ей в детстве родителями, скорее всего это был природный дар, который ярко проявился ещё во время её первой работы у дальних родственников в магазине в Поставах, когда ей было всего восемнадцать лет.

А ведь она явилась город из глухой деревни.

Нельзя отмести и тот факт, что во время их бурного романа с Марком, тот сформировал её, как богемную женщину, любящею и умеющую носить дорогие наряды и украшения.

Пока она собиралась в ресторан, до неё, на протяжении всего этого времени, доходили смех и восклицания братьев, которые в ожидании матери, уселись на кухне и попивали кофе.

О том, что они пили именно этот напиток было не трудно догадаться, ведь даже в её спальню доходил его одурманивающий аромат.

Последний мазок, штришок и вот она предстала во всей своей красе перед взрослыми сыновьями.

— Вау, мамулечка, какая ты красивая, сто лет тебя такой не видел!

— Оставь сынок, старая бабка нарядилась, как размалёванная кукла.

— Ну, мамань, не говори, ты ещё хоть куда, всех кавалеров отобьёшь у местных богемных красавиц, я второй после Сёмки на тур вальса, он же малый гадёныш вечно перебежит дорогу старшим.

— Ой, ребята забыла сказать, в ресторане вас ожидает грандиозный сюрприз, даже не приставайте с расспросами, всё равно не расколюсь.

— Мамань, а, как будем добираться до ресторана, такси надо брать, ведь мы с братом на самолёте прилетели из Новосибирска, колёса наши остались далеко, да и выпить не грех в такой день, как, впрочем, и тебе.