— Я была единственным ребёнком у родителей, у евреев это большая редкость, но так сложилась у моих мамы и папы судьба, но я сейчас не об этом, светлая им память, их косточки покоятся, как и многих других евреев в ямах по всей Литве.

Я сейчас хочу говорить только о тебе — ты мне стала по жизни настоящей сестрой, заменившей всех моих погибших в той страшной войне родственников.

Я почувствовала к тебе нежные чувства, ещё тогда, когда ухаживала за тобой во время твоих тяжёлых родов первенца…

Словно боясь, что Фрося её сейчас перебьёт, Рива заговорила быстрей:

— Нет, не бывает всё в жизни простым совпадением, так было видно угодно богу, такой мы с тобой сделали выбор из тех путей, данных нам всевышним.

Религия тут не при чём, да, и насколько я знаю к ней мы с тобой относимся приблизительно одинаково.

Я очень рада, что наши с тобой жизненные тропинки слились в одну, невольной виновницей и причиной этого стала наша Ханочка.

Прости меня, что я её так называю, мы ведь с тобой говорим об одном и том же человеке, просто каждой из нас дорого имя, которое мы ей дали при рождении.

Ты ведь тоже в тот злополучный августовский день, когда нас гнали фашисты в гетто, нарекла нашу девочку своим именем, так похожим на моё, и этим решением, возможно, спасла ей жизнь.

У нас, то есть у евреев, обычное дело давать двойное имя ребёнку, чтобы отвести злые силы от души человека, ты это сделала и дала возможность прожить нашей девочке пятьдесят лет, полной разнообразной насыщенной жизнью, познать радости любви и служения перед близкими и, не побоюсь высокопарных слов, перед человечеством.

Ведь мы врачи, действительно, служим человечеству, а наша дочь, кроме врачевания, занималась ещё много благотворительностью, а чего только стоит год, проведённый ею с миссией Красного Креста в Афганистане.

Вот, ты коришь себя за то, что она поехала туда с целью разыскать твоего мальчика.

Да, на этот раз это была её главная цель, но помимо розысков брата, она год находилась в середине страшного кипящего котла, стараясь в рамках миссии оказывать помощь страдающим от голода, холода и болезней не в чём неповинным людям. Наша девочка никогда не искала себе поблажек и лёгкой жизни, а ведь в семьдесят третьем году во время войны Судного дня, она, можно сказать, полезла под пули, вытаскивая из-под обстрелов арабов раненных наших военных.

Боже мой, сколько я тогда пережила за неё волнений, ведь в те тяжёлые для нашей страны дни, я и перед тобой держала ответ за нашу доченьку, судьбу которой, на этот раз, ты вручила в мои руки.

Милая Фросенька, мы с тобой обе перешагнули уже восьмидесятилетний рубеж, кому-то из нас остались считанные годы, а у кого-то считанные дни, уже вполне подошло время итожить.

Признаюсь, тебе честно, наша девочка по отношению ко мне так и не стала настоящей дочерью, поэтому я и отдала всю свою любовь Майечке, Ханна до последнего своего дыхания только к тебе относилась, как к настоящей матери с искренней дочерней любовью…

При последних словах Ривы, Фрося упала лицом на лежащие на коленях ладони и горько заплакала.

— Не надо плакать, память не выплачешь, у меня сейчас появилось много времени, чтобы спокойно пройтись по переулкам памяти и проанализировать все жизненные этапы своей жизни и поступки других людей.

Фросенька, ты не думай, я не ревную нашу доченьку к тебе, и никогда не ревновала, просто излагаю это, как непреложный факт.

— Ривушка, что ты рвёшь себе и мне сердце, мы же её с тобой не делили, а судьба поделила то время, которое мы провели с ней рядом.

Вот, ты говоришь, что никогда не ревновала, а я настолько боялась её потерять, что слезами обливалась, разыскивая и сообщая тебе о том, что твоя дочь осталась жива и находится у меня.

Я рыдала, когда уговаривала Анютку в Вильнюсе ответить на твоё письмо, но я не могла лишить тебя права на дочь…

Я думала, что сойду с ума, когда провожала Анюточку в Израиль, но только радовалась тому, что отправляю её к тебе, потому что более надёжных рук для моей лапушки, в тот момент не было на свете…

— Фросенька, сестричка моя, давай вспоминать о нашей девочке только хорошее, но вернёмся в комнату, что-то я озябла.

— Ой, прости меня Ривушка, я то двигаюсь, а ты сиднем сидишь.

Глава 13

Вернувшись в комнату, Фрося приготовила для них с Ривой чай.

Под воздействием горячего напитка и домашнего тепла они быстро согрелись и продолжили дружескую беседу:

— Фросенька, расскажи о своих сыновьях и про их семьи, как они росли, чего в жизни добились и, как сейчас поживают, и, какие у тебя сними сохранились отношения?

— Ну, Ривочка, ты и задала вопрос…

Фрося от души рассмеялась.

— Тут рассказа хватит на несколько дней, даже не знаю с чего начать и, представления не имею, что для тебя из этого будет интересно, но попробую всё же вкратце обрисовать картину — с моими старшими сыновьями во взрослой их жизни мы быстро потеряли интерес друг к другу. Надо сказать, что Стас до того, как перешёл на партийную работу, был очень даже покладистым сыном, регулярно звонил и наведывался к матери, но, как только взлетел на одурманившие его высоты, тут его и понесло, стал высокомерным, холодным и самое страшное, он испугался родственной связи с нашей Анюткой, а ведь они с детства были не разлей вода. Чем выше он поднимался по карьерной лестнице, тем более и более его заносило и не только по отношению ко мне и братьям, но и к своей семье, завёл любовницу и отмежевался от своих детей. Перед тем, как я уехала в Америку наши с ним отношения несколько, наладились, он даже проявил чуткость и сострадание в деле с пропажей в Афганистане младшего брата и выказывал инициативу в его поисках. После двадцатилетнего открещивания от нашей Анютки, вдруг стал передавать через меня ей приветы, но в тоже время никак не прореагировал на гибель сестры и в штыки принял мой отъезд в Штаты, не постарался войти в моё тогдашнее настроение и положение. Про последние десять лет его жизни у меня очень скупые сведенья. Знаю, что после развала Советского Союза и по сути, запрета коммунистической партии, он оказался на обочине жизни — лишился престижной работы и положения, потерял ведомственную квартиру в Минске и подбитой собакой вернулся в наши Поставы под бочок к не любимой жене. За эти десять лет я несколько раз пыталась до него дозвониться и поговорить с ним, но Стас не желал даже подходить к телефону, а его безвольная жена в присутствии моего сына разговаривала односложно, а, когда его не было дома, набрасывалась на меня с жалобами, упрёками и вечным своим нытьём. Про их детей — о моих внуках, мне ничего практически не известно.

Со средним моим сыном Андреем наши отношения не заладились ещё с его юношеского возраста. Он обвинял меня в том, что я лишила его общения с отцом и неважно, что тот, вероломно изменил, после двенадцатилетнего моего верного ожидания мужа из заключения. Позже, когда Ангдрей развёлся с женой и сам оставил уже своего сына с матерью, мы с ним немного сблизились, но ненадолго. Во времена перестройки Андрей укатил в Польшу, там удачно подженился и полностью отстранился от родни. Его сын сейчас живёт в Москве, он в юношеском возрасте потерял с матерью контакт и не обрёл с отцом. Я отписала ему перед отъездом в Америку свою квартиру, позже Алесь, так зовут сына Андрея, женился на приёмной дочери моего Сёмки, у них родилась девочка, которую они назвали в честь нашей с тобой дочери, Аней.

Ну, а про моего младшего сына ты многое знаешь от Анютки и моих писем к тебе. Вот, скоро поеду в Москву и встречусь с его женой Таней, которая была мне на протяжении многих лет хорошей подругой. Страшно даже подумать, маленькому Сёмке уже шестнадцать лет. Мне не терпится с ними встретиться, даже не представляю, как это я смогла десять лет их не видеть, скорее всего, спасали наши дружеские отношения частые переговоры по телефону. Вот, думала, что моего рассказа хватит на дни, а уложилась в каких-то полчаса.

Знаешь Ривочка, мне иногда кажется, что я была всегда плохой женой и неважной матерью, к сожалению, и бабушка вышла из меня посредственная…

Рива с улыбкой прервала рассказ:

— Сестричка, не говори глупости, мы не только такие, какими нас создал господь, но и стали такими, после того, как распорядилась нами судьба или, как мы ею распорядились или тем, как сложились наши отношения с окружающими нас людьми. Ты, наверное, обратила внимание, что мы с Майей тщательно обходим в разговорах темы о моём сыне?

— Да, мне это показалось странным, но не хотела лезть в душу.

— Так, вот, он женат на женщине из аристократических кругов, её отец до войны был в Германии банкиром и каким-то там фон-бароном, но это ерунда. Главное, что после женитьбы Меир стал отдаляться от нас, а после гибели Ханочки, а особенно того как я отписала дом Маечке практически пропал, я его видела только на похоронах у Майкла восемь лет назад. Майя ему сообщала о моей болезни и состоянии здоровья на сегодняшний день, а он только удосужился несколько раз позвонить, чтобы сухо справиться о своей матери, практически ничего не рассказывая о своей жизни и семье.

Вот, сестричка, какие у нас похожие судьбы, какие мы обе с тобой плохие матери и бабушки.

— Ривочка, у тебя сейчас очень уставший вид, давай я помогу тебе улечься в постель, и сама рядом с тобой прилягу, что-то я после тяжёлого перелёта из Америки и вчерашнего суматошного дня никак не приду в себя, чувствую себя совершенно разбитой. Утром глянула на себя в зеркало — выглядела старой клячей. Правда, после посещения могилки нашей Анютки, неожиданно как-то, воспряла духом, но сейчас глаза буквально слипаются.

Когда Майя в девятом часу вечера зашла в комнату, то застала своих бабушек, спящих в обнимку, громко в разнобой похрапывающих.

Ей было жалко нарушать эту радующую душу и взгляд идиллию, до слёз взволновала столь волнующая картина, но надо было уже забирать на ночь Фросю к себе домой, а Риве давно пора было принимать лекарство. Майя захлопала в ладоши и стала напевать весёлую мелодию, пристукивая каблучками. Обе пожилые дамы удивлённо открыли глаза и радостно улыбнулись внучке. Фрося после короткого сна, чувствовала себя хорошо отдохнувшей и встав с кровати, привлекла к себе так полюбившуюся ей замечательную дочку Анютки.

— Майечка, девочка моя, ты даже не представляешь, как я теперь буду скучать без тебя!

— Ага, а то мне было обидно, ведь, когда я звонила в Америку, то вечно разговаривала с господином Марком, а бабушка только со второго плана передавала мне приветы.

— Прости меня, моя девочка, ведь за долгие годы разлуки я от тебя совершенно отвыкла, да, и когда нам с тобой было время к друг другу привыкнуть, но вы с Ривой стали мне такими родными, что я теперь не представляю, как буду жить вдалеке без вас долгое время. Приезжай ко мне в гости девочка, хоть одна, хоть всей семьёй, мы с мужем будем вам очень рады. А, в следующем году, обязательно, постараемся с Марком приехать в Израиль, как намеривались в этот раз и, тогда уже погостим не неделю, как я собираюсь, а месяц, как мы, собственно говоря, и планировали…

С помощью внучки, Рива к этому времени перебралась в своё кресло и приняла в обильном количестве приписанные ей врачами лекарства. Фрося вдруг встретилась с нею глазами и на полуслове замолчала. В глазах у Ривы было столько печали, что от этого взгляда болезненно заныло сердце.

— Ривочка, что ты так смотришь на меня, хочешь, я завтра не поеду ни в какой Ашдод и Ашкелон, а побуду целый день с тобой, а Майечка пусть занимается своими делами.

— Нет, моя сестричка, ты и так подарила мне не забываемый сегодняшний день, я о таком счастье даже не могла мечтать. Ты, удивительная…

И Рива впервые с момента их встречи зарыдала в голос. Фрося нежно обняла названную сестричку и стала покрывать поцелуями её мокрые глаза и морщинистые щёки, и сама тут же горько расплакалась.

— Бабушки, бабушки, вы, что тут мне устроили, вы, наверное, забыли, с вами находится врач-кардиолог, разве в вашем возрасте можно позволять себе такие эмоции…

И вдруг у неё самой плечи затряслись в неудержном плаче.

Глава 14

Вернувшись домой Майя стала быстро готовить ужин, ведь был уже поздний час и детей надо было срочно отправлять спать.

Фрося, наконец, позвонила Марку.

— Фросенька, ты меня убиваешь, что нельзя было раньше связаться со мной, хотя бы сообщить, как долетела?!

— Маричек, прости меня окаянную, всё собиралась, но на меня столько всего навалилось, а вчера вечером просто падала с ног и вырубилась от усталости. Сегодня утром я посетила могилу Анечки, поговорила с ней, а потом целый день отбыла с Ривой в доме престарелых.