— Марик, а почему мне Танюха ничего про это не рассказала? Всё жаловалась на нехватку времени и на страх перед самолётами… Я ведь её все годы умоляю приехать, а она вся в работе, хоть бы на мужика какого-нибудь запала, на неё и раньше засматривались, а теперь при популярности и деньгах, думаю, и подавно…

— Фросик, я несколько дней назад разговаривал с ней, после того, как задумал все эти наши вояжи. Так вот, Таня чувствует себя очень неловко перед тобой, что не согласилась эмигрировать в Штаты, хотя в своё время клятвенно обещала. Она очень любит тебя, а про благодарность можно вовсе не распространяться, просто Ниагарский водопад льётся из её уст.

— Ах, какая там к чёрту благодарность, а я вот чувствую перед ней вину за своего Сёмочку. Нет, не потому, что он предпочёл жизнь смерти, а потому, что из-за своего ослиного упрямства сломал жизнь себе и моей невестке.

А ведь посмотри, Андрей был полностью прав, когда убеждал его чем-то в жизни поступиться и не переть напролом, а искать обходные пути, а мой Сёмочка лез напролом и чего добился?

— Да, Фросик, мне нечего тут возразить, выждал бы ещё пяток лет и шапку в охапку — дёрнул бы хоть в Штаты, хоть в Израиль, хоть в Европу. Такие мозги всюду бы схватили с распростёртыми объятиями, а он — телохранитель.

Фрося завела машину в гараж, и под ручку с Марком они, обвешанные покупками, зашли в дом, в котором вовсю гудел пылесос и ревела музыка. Фрося глянула на часы:

— Марк, почему она ещё не ушла? Я ведь специально уехала, чтобы не слышать этот кошмар.

Навстречу им выбежала худенькая мексиканка и затараторила на смеси английского и испанского языков, сообщая, что она сегодня пришла чуть позже, поэтому и задержалась. Ещё пятнадцать минут, и господа её не увидят.

Фрося отмахнулась рукой и пошла на кухню раскладывать продукты, пусть Марк сам с ней разбирается, это была его затея — нанять к ним в дом уборщицу, чтобы жена не тратила на уборку время и силы.

Хозяйка не прислушивалась к тому, как её муж строгим голосом выговаривает девушке за непунктуальнось и шум в доме. Поглощённая мыслями о ближайшем турне, она уже была вся там, предвкушая радость и печаль от предстоящих встреч.

Марк медленно приблизился к ней и обнял сзади за плечи:

— Фросик, если хочешь, я её уволю, возьмём другую. Желающих хоть отбавляй.

— Маричек, о чём ты говоришь, пусть работает, куда она пойдёт, просто не люблю, когда при мне убирают мой дом, притом под эту сумасшедшую музыку. Прости, что вспылила…

К шести вечера они уже сидели за праздничным столом в окружении дорогих гостей. Две пожилые пары их ближайших соседей сокрушались, что в этом году им не удастся, как раньше, совершить совместный увлекательный круиз по Карибским островам. Ведь несколько прошлых лет они так здорово путешествовали в одной компании. В то же время они поддержали друзей, узнав об их новых ближайших планах, маршруте и цели скорой поездки.

Леон с удовольствием перешёл с Фросей на польский язык, предоставив своей, не в меру болтливой жене развлекать остальных гостей.

— Пани Фрося, я рад, что нам с Марком удалось организовать для вас эту поездку, билеты уже заказаны, через неделю ваш самолёт.

— Пан Леон, мне трудно передать Вам свою радость, впервые после моего приезда в Америку я почувствовала огромное желание опять побывать в родных местах, где прошли мои детство, юность и зрелые годы. Хочется встретиться с дорогими моему сердцу людьми и посидеть рядом с могилкой моей мамы Клары и несравненного друга Валеры, а в Израиле, сами понимаете, склонить голову над местом погребения милой дочурки.

— Да, мне пан Марк рассказывал про господина Карпеку. Жаль, очень импозантный и умный был человек и отличный для вас друг.

— Не то слово, не то слово, но водка и инертность сгубили его, это очень типично для русского человека — не уметь противостоять пагубной привычке и преодолевать трудности, безвольно падая в пропасть.

— Пани Фрося, но не все же?

— А я не говорю за всех, но, поверьте мне, о многих, очень о многих…

— А вот про Вас это точно не скажешь…

Фрося засмеялась:

— Пан Леон, я даже сама не разберусь, чего во мне больше — польского, белорусского, русского или еврейского…

Леон посмотрел долгим испытующим взглядом на женщину:

— Пани Фрося, я даже не знаю, как подойти к Вам с моим известием, но надеюсь на Вашу выдержку…

От последних слов Леона Фрося вся как-то подобралась, прежняя весёлость моментально слетела с неё, и она во все глаза уставилась на американского друга. Сквозь побледневшие губы прошептала:

— Не томите, что-то случилось нехорошее с моим Сёмочкой?

— Не буду Вас мучить, у меня в кармане лежит от него письмо, которое он передал нашему представителю, встретившемуся с ним тайно в Кабуле и сообщившему ему о Вашем новом месте проживания…

Глава 3

После того, как Леон вручил Фросе письмо от сына, она еле дождалась, пока разойдутся гости. Вслед за соседями поднялся со своего места Леон:

— Друзья, я уже вас до отъезда не увижу, так примите сейчас от меня пожелания доброго пути. Пани Фрося, надеюсь, путешествие, встречи с прошлым и настоящим Вас не разочаруют.

— Пан Леон, как хорошо Вы сказали — встречи с прошлым и настоящим. Радостно и одновременно печально встретиться с тем и другим…

Не успели ещё за Леоном и его супругой закрыться двери, как Фрося обняла Марка:

— Спасибо тебе за всё, ты настоящий друг, сделай для меня ещё одно одолжение.

— Фросик, всё, что в моих силах…

— Нет, Марик, эти твои силы мне сейчас не нужны, — она отвела руки мужчины от своего тела. — Маричек, убери, пожалуйста, со стола и загрузи посудомоечную машину, а мне не терпится прочитать письмо от Сёмочки, переданное Леоном.

— Фросик, я в курсе того, что Леон вёз тебе письмо, но мне не хотелось, чтобы ты переживала раньше времени. Тебе и так хватило волнений и от моих сюрпризов. Конечно, иди и читай, а я потихоньку справлюсь.

Фрося поднялась на второй этаж и закрылась в спальне. Трясущимися от волнения пальцами вскрыла конверт и судорожно схватила лежащие на тумбочке очки. Буквы запрыгали перед глазами:

«— Здравствуй, мама!

Я очень обрадовался выпавшей мне возможности передать тебе эту весточку, но намного больше тому, что ты жива, здорова и живёшь вполне благополучной жизнью с любимым мужчиной.

Мамочка, я не могу полностью передать тебе содержание нашего разговора с человеком, встретившимся со мной. В случае перехвата письма, подобное грозит опасностью для обоих, в зависимости от того, на каком этапе это может произойти.

Мамулька, я знаю о постигшем нас, а в первую очередь тебя, горе. Невольно я стал причиной гибели нашей Анютки, благодаря которой протянулась тоненькая ниточка от твоей души к моей.

Прошло уже больше шестнадцати лет, как мы расстались и не виделись. Даже не верится, так стремительно несётся время. На днях мне исполнилось сорок три года. Наступил момент, когда можно смело подытожить ушедшее детство и юность, а за ними и молодость, которая прошла вдалеке от твоего ведения и не в самых благоприятных для меня условиях.

Мамочка, ты не представляешь, с каким трудом я пишу тебе это послание — болит душа, подзабыл язык, и путаются мысли. Так много хочется тебе поведать и посоветоваться, а больше всего хочу примостить свою голову на твои колени и слушать твои ворчания, наставления и ласковые слова, ощущать на голове твою тяжёлую, но добрую руку… И если бы ты только знала, как мне многое хочется поменять в своей жизни.

Я понимаю, что ни к чему теперь растравливать тебе и себе душу напрасными самобичеваниями. Мне не стыдно ни перед кем, я никому не изменял, только самому себе, предпочёл неминуемой смерти жизнь на чужбине. Правда, много ночей проплакал, глядя на фотографию своего сына. Как бы мне хотелось, чтобы он мной гордился, а он живёт, даже не ведая обо мне. Если бы не наша добрейшей души Анютка, я, наверное, никогда не узнал бы о его существовании. Осуждать или нет Таню за её самовольный поступок, я не берусь, это был её выбор.

И, если бы я благополучно вернулся из армии домой, для меня это был бы самый приятный сюрприз, подарок судьбы и нашей с Таней любви, но, увы.

Мамочка, как мне хочется рассказывать и рассказывать тебе о своей жизни, о своей семье, а больше всего о своих детях. Младшему моему сыну пошёл пятый годик, но я понимаю, как тебе это всё чуждо, потому что трудно воспринять то, что нельзя увидеть, да и непросто проникнуться душой к практически виртуальной моей жизни.

А теперь о главном — в ближайшие дни, с позволения и благословения моего командира, я отправляю в Соединённые Штаты Америки Зару и своих детей. Очень хочу, чтобы они получили достойное образование, материально они будут обеспечены, но если ты посчитаешь нужным для себя, ты сможешь с ними встретиться.

Зара, так зовут мою жену, всё знает обо мне, о тебе и даже про Таню и моего сына.

Я рассказал Шах Масуду о моей встрече с посланником из Америки и о предлагаемом крупном выкупе за меня. Он отверг всякие разговоры о денежном вознаграждении, заявив, что друзьями и соратниками не торгует. Мой командир высоко оценил мою службу, преданность ему на протяжении долгих лет, ни один человек из его личной охраны так долго не задерживался рядом с ним, как это было позволено мне.

И вот, через полгода он готов отпустить меня к семье в Штаты, но хочет заручиться твёрдыми гарантиями о моей безопасности и лояльном ко мне отношении со стороны воюющей на территории Афганистана американской армии.

На этом своё письмо заканчиваю и буду жить надеждой на нашу скорую встречу.

Твой любящий и никогда не забывающий о тебе сын.»

Фрося сидела на кровати, держа листок письма на коленях. Оглушённая, ослепшая и на грани нервного срыва — неужели она скоро встретится со своим Сёмочкой? Какая будет эта встреча, как сможет воспринять изменившегося сына и его новую семью? И как они все примут её?

Фрося не слышала, как к ней подошёл Марк и, усевшись рядом с ней на кровать, тронул её за плечо:

— Фросик, ты в порядке?

— Маричек, в полном беспорядке, даже не знаю, плакать мне или смеяться. Вот послушай письмо от моего Сёмочки и выскажи, пожалуйста, своё мнение, я сама во всём этом и в своих чувствах разобраться пока не могу.

Давно уже прозвучали прощальные слова Семёна, прочитанные печальным голосом Фроси, а в комнате всё ещё висела звенящая тишина, гремящая шокирующей новостью.

Марк, наконец, прервал молчание:

— Фросик, я понимаю, что ты ждёшь от меня советов, оценки новости и, возможно, решения, но у меня нет ни первого, ни второго, ни третьего, потому что даже от тебя не зависит, как будут развиваться события. Но однозначно мы должны встретиться с его семьёй, и желательно это сделать до отъезда в Израиль. Я попрошу Леона, чтобы он разыскал их место сегодняшнего нахождения и, если они в Штатах, то уже завтра отправляемся на встречу с ними.

Фросенька, ты меня прости, но в этой истории мне больше всего жалко нашу Татьяну Ларину, ведь я для себя её с первого взгляда так окрестил…

— Кого? — Фрося недоумевающе взглянула на Марка.

— Фросик, ты что — в школе не училась? Я говорю про героиню Пушкинского романа в стихах «Евгений Онегин».

— Марик, ты забыл, я не училась в советской школе. Когда в наши края вошли части Красной Армии, мне уже было восемнадцать лет. У мамы Клары в библиотеке было полное собрание сочинений Пушкина, но я не люблю стихи, а точнее, их не понимаю… — что ты хочешь взять от деревенской девки…

— То, что хотел получить с самого утра…

— Пожалуй, пора, пошла я в душ. Танюхе не стоит встречаться с Семёном, никто от этого не выиграет, поэтому на сына он может смотреть только издалека, а роман Пушкина я обязательно в ближайшее время почитаю и, думаю, это лучше всего сделать в самолёте.

Глава 4

Новость, почерпнутая из письма сына, повергла Фросю в невероятное волнение, но уже назавтра Леон по своим каналам выяснил, что жена Семёна с детьми обосновалась в Альбукерке, где у неё проживают какие-то дальние родственники.

— Марк, где этот город находится, далеко отсюда?

— Я пробил по поисковику ещё вчера, слава богу, относительно не далеко, но несколько часов провести в самолёте придётся.

— Уф, нам ещё хватит этих самолётов, когда полетим в Израиль, а затем в Москву, а ещё и обратный полёт домой… Может, доберёмся на машине?

— Фросик, ты помнишь нашу первую с тобой дорогу от Москвы до Вильнюса? Так это ещё подальше будет, не скажу точно, но под полторы тысячи километров гарантирую.