Зара вслед за свекровью зашла в комнату и прикрыла за собой дверь:

— Госпожа Фрося, прежде чем Вы начнёте меня поучать и выговаривать, я хочу Вас заверить заранее, что глаз не спущу с господина Марка, он будет у меня пребывать в чистоте, сытости и в повышенном внимании, а детям не позволю ему сильно докучать.

Фрося перебила:

— С чего ты взяла, что я буду тебя поучать и выговаривать, даже мысли подобной не было. Что касается того, что ты возьмёшь на себя заботу о моём муже, так я в этом и не сомневалась, и дети у тебя спокойные, уважительные, а занятия с Фаридом ему только пойдут на пользу, меньше будет валяться на диване, больше двигаться и выходить чаще на воздух.

В широко распахнутых глазах Зары стоял немой вопрос, она вся как-то съёжилась, невольно языком облизала пересохшие вдруг губы.

— Да расслабься ты, можно подумать — на казнь пришла. Присядем на кровать, и я тебе кое-что расскажу.

Зара присела, по-прежнему не сводя глаз с лица свекрови.

— Так вот, в Москве у Семёна живёт его законная жена, у которой трое детей, младший из них является рождённым от моего сына. Между прочим, он носит имя отца и, конечно же, он никакой не Исмаил, а Семён.

— Госпожа Фрося, Вы говорите о вещах, которые мне уже давно известны, у моего мужа не было от меня секретов, не считая государственных.

— Ну, с этой стороны ты с моей головы проблему сняла, но есть ещё вторая половина этой истории. Прежде чем я поговорю с тобой о Тане (это его московская жена), хочу задать тебе вопрос, который сразу же возник у меня. Ты с самого начала знала, что у моего сына осталась в России жена, и, несмотря на это, всё же вступила с ним — как это правильно сказать? — в интимные отношения… и родила от него трёх детей?

— Госпожа Фрося, прошу прощения, но я ведь мусульманка и замуж выходила за мусульманина, а та женщина неверная и не может быть его законной женой.

— Вот так вывернула! Выходит, и сын его тоже не законный?

— Я не знаю, что тут законно, а что нет, но это его сын, и неважно, что он от неверной.

— А тебя не смущает тот факт, что мой Сёмка и Таня до того, как моего сына забрали в армию и послали на эту проклятую войну в Афганистан, страстно любили друг друга, и моя московская невестка до сих пор блюдёт ему верность.

— Я тоже до конца своей жизни останусь верной своему мужу…

Фрося взяла в свои ладони холодные руки волнующейся женщины:

— Заринка, я тебя ни в чём не упрекаю и ничего от тебя не требую, верю в твою искренность и любовь к моему сыну, но и ты пойми меня, в какое я попала сложное положение. Очень скоро я побываю в Москве и повстречаюсь с Танюхой. Нет, я не буду рассказывать ей о том, что её муж жив и, более того, что у него есть другая жена, а от неё дети. Я уже давно взяла на себя грех и сообщила ей о мнимой смерти Семёна, не желая разбить её сердце, а что теперь?

— А что изменилось?

— Какая ты наивная… Изменилось и очень, я познакомилась с тобой и детьми, и теперь вы для меня реальные — невестка и внуки.

Зара опустила глаза, и сама в свою очередь стала поглаживать ладони Фроси:

— Но ей ведь не обязательно знать о моём существовании… — эти слова она буквально прошептала.

— Заринка, она летом должна приехать к нам в гости.

— Вот и встречайте её, как положено, а со мной и моими детьми ей встречаться не надо…

— Заринка, я не знаю ваших законов, но по американским Таня является женой Семёна. И вдруг он к тому времени появится в Америке и захочет встретиться со своей всё же законной женой и сыном?

— Это его право, я согласна оставаться второй женой Исмаила, у нас ведь разрешено иметь мужчине до четырёх жён.

Глядя на побледневшее смуглое лицо Зары, Фрося испытала невероятную к ней жалость, видя, как безропотно принимает любящая женщина неадекватность сложившейся ситуации. Таня бы с этим никогда не согласилась.

— Ладненько, с этими вопросами мы довольно легко справились. Детям ты сама объяснишь ситуацию, как посчитаешь нужным, у вас свои обычаи и традиции, но моё отношение к тебе и детям будет всегда родственным, и это не зависит от воли моего сына.

— Спасибо…

Свекровь сразу же отметила, что у невестки пропало противное обращение к ней — «госпожа Фрося». Она встала и подняла за хрупкие плечи Зару:

— И последнее на сегодня — почему ты тщательно обходишь настоящее имя моего сына? — Простите, когда он приедет к нам, то сам скажет мне, как его называть.

Через день Фрося улетела в Израиль, оставив Марка в надёжных руках, окружённого невероятно тёплой заботой гостей. Она даже опасалась, что её вольнолюбивый муж скоро психанёт от такого пристального внимания к его персоне.

Как бы не успокаивал Марк, улетала Фрося всё же с растревоженной душой, хотя ещё до её отъезда расторопный мужчина, пользуясь телефоном, устроил детей Зары в престижные школы, а младшего — в частный садик.

На следующий день после их серьёзного разговора с Фросей, Зара с треском выгнала мексиканку, пришедшую, как обычно, делать уборку. Рассерженная невестка заявила, что не потерпит постороннего человека в доме, когда ей самой с утра до вечера здесь практически делать нечего. Поэтому в этом вопросе не принимает возражений и берёт на себя весь хозяйственный уклад.

Зара прогулялась с дочерью по окрестностям и поняла, что продукты будет покупать с помощью Фатимы в ближайшей лавке и на базаре, о чём поставила в известность свекровь.

Перед тем, как покинуть своё уютное гнёздышко, Фрося нежно обняла мужа:

— Знаешь, как бы я себя не уговаривала, но не могу сказать, что уезжаю со спокойной душой, ведь мы впервые расстаёмся с тобой на несколько дней за наши десять лет совместной жизни. Маричек, береги себя, ты мне очень нужен, я даже представить не могу, как буду без тебя со всем справляться, ведь я за тобой, как за каменной стеной, и уже отвыкла самостоятельно решать любые вопросы — от крупных до самых мелких.

— Езжай, Фрося, и ни о чём не беспокойся, я тебя буду ждать. А ты справишься, ты всегда со всем в жизни справлялась.

По дороге в аэропорт и в самолёте Фрося вспоминала последние слова Марка, она их когда-то уже от него слышала.

Глава 9

Перелёт из Майами до Нью-Йорка, а оттуда в Тель-Авив вместе с пересадкой занял почти пятнадцать часов. Нельзя сказать, что тяжёлая многочасовая дорога оказалась для Фроси очень утомительной. Изредка она смотрела на экран телевизора или пыталась читать «Евгения Онегина». Впрочем, взятая с собою книга особо её не увлекла, всё в ней было чужим, далёким от современности, и отношения героев казались какими-то ненатуральными, надуманными, и только образ Татьяны Лариной несколько заинтересовал, но и то, возможно, лишь потому, что на него обратил её внимание Марк.

Да, у её московской невестки была некоторая схожесть с Пушкинской Татьяной не только в чертах характера, но и во внешнем виде, но совсем незначительная. Татьяна Семёна (Фрося вздохнула при этом сочетании имён) была гораздо резче и своенравней и мало напоминала своим поведением избалованную изнеженную дворянку.

Как не пыталась Фрося абстрагироваться от второй новоявленной жены сына, оставшейся в её доме в Майами, и от последнего между ними разговора, но в мыслях неуклонно возвращалась к реальной действительности.

Боже мой, какая сложная штука эта жизнь, как неожиданно и странно переплелись судьбы таких разных людей, а каким будет продолжение этой запутанной истории, догадаться было вовсе невозможно.

Когда до Израиля оставалось не больше трёх часов лёта, она откинула голову на спинку кресла, расслабилась и неожиданно для себя сладко уснула. Из тумана глубокого сна её вырвал голос стюардессы, сообщавшей о погоде за бортом и в Израиле. Следом девушка попросила пассажиров принять предписанное инструкцией сидячее положение и пристегнуть ремни.

И вот колёса шасси коснулись бетонного покрытия посадочной полосы аэропорта имени Бен-Гуриона. Люди, находящиеся в салоне самолёта, утомлённые долгим перелётом, дружно и с облегчением зааплодировали.

Получив свой чемодан в багажном отделении, Фрося вместе с другими пассажирами двинулась по длинному проходу к регистрационным окошкам.

Действительно, Марк был прав, ничего пока сложного в её путешествии не было. Её английского вполне хватало, чтобы успешно миновать не остающиеся в памяти бюрократические процедуры, и она незаметно для себя оказалась в многолюдном зале среди прибывших, провожающих и встречающих людей, говорящих на разных языках. К своему удовольствию, отметила в этом гомоне частую речь на русском языке.

Остановившись среди многоликой пёстрой толпы, Фрося стала оглядываться и сразу же обратила внимание на то, как к ней спешат пожилой высокий мужчина и молодая худенькая женщина, а следом за ними вышагивал с букетом цветов смуглолицый парнишка. Фрося тут же догадалась, что это Бени — муж Анютки и дети её дочери — Майя и Эфраим. Внучка опередила всех и с радостным криком бросилась в объятия к Фросе со слезами на глазах:

— Шалом, бабушка, здравствуй, моя милая, боже мой, как моя мамочка ждала этот радостный миг вашей встречи после долгой разлуки…

При последних словах Майи Фрося залилась слезами, крепко прижимая к себе плачущую внучку, которую не видела почти тридцать лет:

— Майечка, девочка моя, какая ты взрослая, ведь мы с тобой расстались, когда тебе шёл только четвёртый годик.

— Бабушка, а я помню, честное слово, помню, как ты мне читала сказки и кормила какой-то очень вкусной ягодой.

Фрося улыбнулась, слыша в русской речи внучки какой-то особый акцент:

— Майечка, эта ягода называется земляника, как ты хорошо говоришь на русском языке, я думала, что ты его совсем уже забыла, ведь Марк с тобой по телефону разговаривает на английском.

— Ай, бабушка, какой там хорошо, если бы ты знала, как мои русские коллеги в больнице смеются надо мной, но это ерунда, лучше познакомься с моим папой и братиком.

Фрося протянула руку статному пожилому мужчине, который, поздоровавшись, заговорил с ней на английском:

— Я очень рад встретиться с мамой моей жены. Аня так много хорошего про Вас рассказывала.

Фрося знала, что эти встречи в Израиле лягут на её душу тяжёлым бременем, потому что рядом всё время будет витать образ её милой дочурки, её необыкновенной Анютки.

— Я тоже очень рада познакомиться с человеком, ставшим для моей дочери надёжным и любимым спутником жизни… — Фрося проговаривала эти слова, непрестанно глотая слёзы.

— Пожалуйста, не надо плакать. В нашей стране и так мы не успеваем высушить слёзы, как появляется повод для новых… А вот это плод нашей с Ханой любви… — и мужчина подтолкнул к ней улыбающегося смуглолицего симпатичного парня.

— Бабушка, освободи меня, пожалуйста, от этих цветов… — и он, вручив Фросе букет, привлёк к себе пожилую женщину, которую никогда в жизни не видел, но в честь которой ему дали имя.

Фрося не могла позже толком восстановить в памяти, как они вышли из монументального здания аэропорта и уселись в припаркованную невдалеке машину, какая была в этот момент погода и о чём они все между собой оживлённо говорили. Безусловно, Фросю выручал английский язык, иначе ей бы пришлось пользоваться услугами Майи в качестве переводчика.

Время было обеденное, и Майя поинтересовалась, какую кухню предпочитает Фрося.

— Девочка моя, любую, я всеешка, но мы же в Израиле, здесь, по-видимому, едят только кошерную пищу. У нас с Марком есть друг, который соблюдает кашрут, так я уже давно привыкла к вашей еде.

— Бабушка, не смеши, у нас семья не религиозная, хотя папа и Эфраим свинину не употребляют.

— Ах, мне всё равно, что кушать и где, я хочу побыстрей встретиться с Ривой и навестить могилу моей дочери.

Майя затараторила на иврите, Фросе даже показалось, что они спорят с отцом. Затем она вновь перешла на русский язык:

— Бабушка, мы выясняем с папой насчёт того, у кого ты должна остановиться на временное проживание. Он утверждает, что у него в Тель-Авиве, а я хочу забрать тебя к себе в Иерусалим, где в доме престарелых содержится бабушка Рива. В этом же городе находится и место упокоения моей мамы…

В их разговор вмешался Бени:

— Гверет Фрося, прошу прощения, но Майя не сможет уделить тебе достаточно внимания, а я всё же человек свободный, уже пенсионер, и мне кажется, что тебе захочется побывать в квартире, где последние годы жила твоя дочь…

— Папа, но я же взяла в больнице три выходных дня.

— А потом? Ты выйдешь на работу, и что бабушка будет делать одна в твоём доме? Вы с мужем на работе, дети в школе, а ей что? — сидеть и целыми днями ждать вас?

Фрося решительно вмешалась в спор отца с дочерью: