Абигайль Кейси - Гадание на розах

Георгий попытался справиться одной левой с незнакомым мобильником.

— Но представь, сколько требуется мужества, чтобы любить человека, которого по семь месяцев не бывает дома.

— Да, тяжелая доля.

Глория проворно и ловко помогла раненому справиться с навороченным гаджетом.

— Я бы не вытерпела.

— Спасибо за телефон.

— Набирай лучше номер.

Сиделка дождалась, когда прозвучит по-мальчишески задорное «Привет, мама!», не требующее перевода ни с одного языка мира, и тактично вышла в коридор.

Глория Дюбуа не хотела подслушивать, о чем беседует русский со своими великолепными родителями.

Создать такого молодца мог только весьма сильный и отборный геном.

Как утром выразился раненый герой — потомок донского казачества и покорителей Сибири.

Аспирантка прошлась мимо стеклянного шкафа, который поколение за поколением славные Дюбуа наполняли французскими сувенирами, присланными дальними родственниками.

Глория подумала, что неплохо бы завести еще один такой шкафчик под русские сувениры — хохломскую деревянную посуду, тульские медные самовары и, разумеется, матрешек.

Неожиданно Глория вспомнила, что так и не срезала два бутона для традиционного утреннего гадания.

Но не успела отправиться за розами, так как русский пациент вдруг закричал на весь особняк:

— Глория!

Аспирантка рванулась в дедушкин кабинет и обнаружила улыбающегося раненого.

— Ты… ты в порядке?

— Извини, что пришлось кричать, но тут кто-то весьма грозно и напористо требует свою милую и единственную дочь к телефону.

Глория перехватила мобильник.

Конечно же, это вышла на связь из далекого Парижа суматошная, взбалмошная, неприкаянная маман.

Георгий Орлов снова ненароком зевнул.

Чтобы не мешать засыпать русскому пациенту, начинающая сиделка вышла в коридор.

— Хелло, беби.

— Хай, ма.

Глория отразилась в стеклянном шкафу, заполненном французскими сувенирами.

— Беби, ты знаешь, а мы с бабушкой впервые в жизни нашли общий язык.

— Я рада.

Глория открыла дверцу и достала свой любимый прозрачный шар.

— И месье Вайяр очарован создательницей знаменитого «Ночного поцелуя».

— Еще бы.

Глория встряхнула шар, и волшебные серебристые малюсенькие снежинки закружились над пряничным домиком.

— Так что дело за малым — найти подходящее название для очередного шедевра.

— Я стараюсь, ма, стараюсь.

Глория поставила сказочный шар на место.

— Видишь ли, беби, мы посовещались втроем — так сказать, в узком профессиональном кругу.

— В уютном ресторанчике на берегу Сены?

Глория приложила к свободному уху большую раковину, выловленную в Средиземноморье.

Шум галльских волн смешался с энергичным парижским голосом.

— Не без этого беби, не без этого… Кстати, месье Вайяр передает тебе привет.

Глория открыла шкатулку, внутри которой прятался миниатюрный Рейнский собор.

— Ma, так что там вы решили в узком кругу?

— Что только создательница имеет право дать своему детищу имя, только создательница.

— Ладно, что-нибудь придумаем.

— Ты сказала «придумаем»?

— Да, мой экзотичный пациент наверняка способен отыскать название белому сорту, название, достойное рода Дюбуа.

— Он что, такой умный?

— Ma, он филолог. Исследует влияние русских поселенцев-старообрядцев на строй фразы в Южных Штатах.

— Это круто.

— Еще бы.

А потом говорила и говорила только маман, дорвавшаяся до любимой дочери, едва не укокошенной (трудно вообразить!) прямо в библиотеке, в читальном зале.

Говорила, говорила, говорила добрых пятнадцать минут, изливая надуманные упреки, претензии, истерики и выговоры.

Глория слушала ее с полным спокойствием.

Она по богатому опыту знала, что маман почти невменяема, пока не выплеснет наносное раздражение и напускной гнев.

Но вот маман вроде выдохлась, пройдясь напоследок по адресу луизианского губернатора, который не удосужился помочь университету в свое время установить дверные металлоискатели и усилить внутреннюю охрану.

Глория воспользовалась благоприятной паузой.

— Ma, уже поздно. — Глория произнесла это как можно ласковее. — Я очень, очень, очень устала. Мы продолжим наш разговор завтра… потом… когда-нибудь…

И блудная дочь, получившая наконец-то полное отпущение грехов от гранд-маман под сенью Эйфелевой башни, не стала перечить аспирантке, которая на этот раз ухаживала не за розами, а за раненым.

— Бай, беби.

— Бай!

Наговорившись вдоволь, Глория поняла, что нет никаких сил тащиться за розами.

Ладно, перенесем гадание на послезавтра.

Тем более что, может быть, все решится и без участия роз.

Хотя было бы весьма любопытно посмотреть, что покажет любимый бабушкин сорт «Ночной поцелуй».

Вдруг Безымянная красавица хочет, чтобы аспирантка любила исключительно ее одну. Среди роз наверняка попадаются отъявленные эгоистки.

Глория осторожно заглянула в спальню, где на любимом дедушкином кожаном диване почивал русский пациент.

Георгий Орлов мерно посапывал, лежа на здоровом боку, а простреленная рука в лангетке походила на перебитое крыло большой, красивой и редкой птицы.

Но то, что гадать на розах все равно придется, Глория Дюбуа убедилась на следующий же день.

Ночь прошла без происшествий.

Русский пациент ни разу не потревожил умотанную аспирантку.

Как следует отоспавшись, Глория приняла душ, переоделась в свой девичий наряд, который, как это ни странно, пришелся ей почти впору, и заглянула в дедушкин кабинет.

— Как ты?

— Нормально.

Но сдержанный ответ не обманул сиделку.

По лицу русского пациента было видно, что всю ночь рана донимала его.

— Может, вызвать хирурга?

— Не стоит.

— Может, выпьешь обезболивающее?

— Нет, лучше перетерплю.

— Приготовить завтрак?

— Нет, пока не хочется.

— И я тогда поголодаю.

— Только не уходи.

— Я здесь.

— Проснулся где-то в полночь — и ни в одном глазу.

— Позвал бы меня.

— Да нет, вначале просто что-то ныло в самой глубине.

— А потом?

— Началось… и только на рассвете отпустило.

— Нет, ты зря не вызвал меня.

— Ничего, зато теперь ты рядом.

— Да, Джорджи, да.

— Я постараюсь уснуть.

— Конечно, постарайся.

— Только обещай мне, что ты не уйдешь.

— Обещаю.

Намаявшийся за ночь Георгий Орлов отвернулся к стене.

Глории Дюбуа сильно хотелось пить, но она терпела и лишь облизывала потрескавшиеся губы.

Поскрежетав зубами, русский пациент затих.

Ровное дыхание подсказало аспирантке, что подопечный заснул.

Но Глория не могла отойти от дивана.

А вдруг он проснется и увидит, что рядом никого нет?

Впервые аспирантка испытала по-настоящему, что такое жажда.

Тем более что до холодильника с напитками было каких-то тридцать шагов.

Но ведь это была не просто мука — это было испытание у постели горячо любимого человека.

Только бы он сумел оценить.

Только бы ответил таким же чувством.

Но, скорей всего, надо ждать, когда подживет рана.

Не до любви, когда боль пронизывает забинтованное предплечье.

Но тут Георгий Орлов, проснувшись, хрипло попросил воды.

Аспирантка ринулась на кухню.

От охлажденной минералки запотели бокалы.

Русский пациент залпом выпил воду и снова провалился в сон.

На этот раз без скрежетания зубов и постанывания.

Сиделка, поняв, что кризис миновал, позволила себе расслабиться.

Ничего вкусней, чем эта минеральная вода, Глория не пила в жизни.

Похоже, русский пациент собрался спать до самого вечера.

Впрочем, утолив жажду, аспирантка готова была сидеть у постели хоть круглые сутки.

Лишь бы выдалась минутка, чтобы срезать бутоны для гадания.

Судя по всему, по вопросу о ближайшем любовном будущем надо будет снова довериться розам.

И действительно, Георгий Орлов благополучно проспал до заката.

И потребовал сразу и завтрак, и обед, и ужин.

Пока сиделка на час превратилась в кухарку, русский пациент самостоятельно вычистил зубы и даже побрился бритвой, оставшейся от дедушки.

Плотно закусив, Глория Дюбуа отправилась за бутонами для гадания в сопровождении Георгия Орлова, который даже отказался от коляски.

— Ладно, можешь на своих двоих, все равно здесь недалеко.

— А какова цель нашего путешествия по саду?

— О, длинная история.

— А мы что, куда-нибудь торопимся?

— Тогда слушай.

— С превеликим удовольствием, о, моя Королева!

К русскому пациенту вернулось прежнее настроение.

Сиделка тоже почувствовала себя гораздо увереннее.

— Понимаешь, есть такой старый-престарый гугенотский способ гадания — по розам.

— Удивительно — первый раз о таком слышу.

— Все очень просто. Каждый вечер я срезаю два набравших цвет достаточно зрелых бутона…

— Продолжай, продолжай.

— Ставлю их в две разные вазы у зеркала и загадываю желание на утро.

— Это интересно.

— Еще бы. При первых лучах солнца гляжу на результат гадания…

— И о чем же говорят розы?

— Если первой распустится правая, то желание сбудется.

— Точно?

— Сбудется, без сомнения.

— Ну ясно, про левую можно не спрашивать.

— Категорическое «нет».

— Я бы на такое гадание не решился ни за какие коврижки.

Георгий Орлов приотстал, боясь задеть раненой рукой за колючие ветки.

— Значит, если распустится левая роза, то, считай, весь день испорчен.

— А я считаю этот способ самым простым и удобным.

— И эстетичным. Не внутренности жертвенного барана или сушеные кости.

— К тому же хироманты и прочие предсказатели сами толкуют твое будущее, и неизвестно, где они сочиняют, а где говорят правду.

— Тоже верно.

— А вот розы дают вполне однозначный ответ.

— В двоичной системе.

Если русский пациент начал острить, значит, за него можно не беспокоиться.

— Хотя иногда случаются и необъяснимые сбои.

— Это когда обе розы одновременно?

— Да.

— И часто?

— Нет, в моей практике только два раза.

— Погоди, Королева… Не хочешь ли ты сказать, что такой результат был накануне библиотечного побоища?

— Да, и еще до этого…

— А что про это говорила твоя гранд-маман?

— Только одно: что накануне Варфоломеевской ночи наша прародительница, уцелевшая в межрелигиозной резне, получила точно такой же знак от роз.

— Выходит, розы давали понять, что может быть любой, даже самый печальный исход?

— Или, наоборот, дарили надежду.

— Скажи-ка… а когда второй раз был аналогичный парный результат у тебя?

— Догадайся.

— Перед нашим знакомством?

— Тоже мне знакомство — ты даже не соизволил от газеты оторваться, чтобы хотя бы мельком взглянуть на меня.

— Я не посмел.

— Это почему?

— Знаешь, меня строго-настрого предупредили о вашей коварной юриспруденции.

— Правильно предупредили.

— Сказали, что любое ухаживание за женщиной может быть расценено судом как сексуальное домогательство.

— Тоже верно.

— Сказали, что за слишком пристальный взгляд я могу схлопотать штраф в миллион баксов.

— Так уж и в миллион.

— Нет, а что — у вас не было прецедентов?

— Джорджи, но я не из тех, кто использует мужскую несдержанность для обогащения.

— Но это у тебя на лбу не написано.

— Тогда с какой стати ты назавтра бросился меня спасать?

— Я, знаешь ли, подумал, что за это с меня штрафа не возьмут… А вообще-то, если честно, ты мне понравилась.

— Правда?

— Ты совершенно обалденно смотрелась в этом голубом платье.

— Bay!

— Я уж не говорю про голубые трусики…

— Ты и это успел разглядеть?

— В самый последний момент… Когда я тебя уронил, а сам шлепнулся сверху. Даже боли от пули не почувствовал. Только подумал, когда в глазах потемнело, что это голубое великолепие — последнее, что я видел в жизни.