Стелла Грей - Галстук для моли

Из цветочного я пулей метнулся в кондитерскую, там выбрал самый помпезный торт из трех видов шоколада и ведро ванильного мороженного и только после этого вызвал такси к гостинице.

Если Уля проснулась и сейчас рыдает по моей вине, то мне ее из этого состояния и вытаскивать.

***

/Ульяна/

Дневник исчез.

Эта мысль билась в моей голове недолго, а после сдохла, погребенная волной накрывшей меня паники.

Увы, но здравый смысл и логика подсказали, что тот, кто оставил мне на шее засос и тот, кто унес дневник – один и тот же человек. И самое хреновое, это Малкин.

“Шеф, все пропало!” – голосом из “Бриллиантовой руки” сообщил мне стресс. – “Гипс снимают”, то бишь меня увольняют, наверное, прямо сейчас.

Выбора у меня было два: первое – паковать чемоданы и сбегать, пока Александр Сергеевич меня не убил, и второе – ползти на коленях с повинной, утверждая, что в дневнике дурацкая шуточка.

И что у него самое прекрасное в мире тело – тоже прикол. И про свадебный сон, и троих детей…

С логикой ни один, ни другой вариант не дружил, но выбрать я решила второй. Он хотя бы гордо реял смелостью и безумством… прямо как у японских камикадзе.

Одевшись, с видом идущего на эшафот, я добралась до номера Малкина, однако мне так никто и не открыл. Зато спустившись на ресепшн, меня постигло неожиданное: шеф меня бросил.

Уехал работать один, приказав отдыхать “после вчерашнего”.

Пальцы, в которых держала записку, задрожали, и я поняла, что это жирный намек, который просто обязана поймать на лету.

“Рыбкина, ты уволена. Больше в твоих услугах не нуждаюсь”.

Вот и настало мое время паковать чемоданы. Надеюсь, мне хоть обратный билет до Москвы оплатят.

На ватных ногах я поплелась в свой номер и там, едва заперла дверь, сползла по стенке и тихонечко разрыдалась.

Было до безумия обидно, а винить, кроме себя, некого.

Вот кто меня заставлял вести дневник? Выговориться было некому, дура? Могла бы отражению в ванной свои мысли зачитывать и зачитывать, но нет, бумага же все стерпит! А Малкин вот не стерпел!

Добравшись до чемодана, я принялась не глядя и не складывая сбрасывать туда свои вещи. Она росли огромной горой, которую по итогу увенчали пятнадцать купальников. Разумеется, чемодан не закрылся, мне пришлось бы прыгать по нему, как в мультиках, чтобы застегнуть хоть одну пряжку.

В этот момент в двери номера постучали.

Уборка номеров, наверное.

– Занято, – всхлипнув, рявкнула я и навалилась на чемодан в попытке впихнуть невпихуемое.

Стук не повторился. Потом еще раз и еще раз.

Меня начало это раздражать. От злости стукнув по мягкому боку чемодана кулаком, я поднялась и потащилась объяснять горничной натурально и со всеми вытекающими эпитетами, что если говорят “занято”, то нужно уходить, а не играть в дятла-любителя.

– Да сколько же можно, – начала заводится я, нажимая на ручку и распахивая дверь. – Не посылаетесь по-русски, отправлю в пешее-дальнее на английском…

Я осеклась на полуслове, потому что на пороге стоял Малкин. И не один.

С тортом.

Я сглотнула.

Он тоже. Нет, не торт, конечно, а Малкин.

Шеф смерил меня взглядом с ног до головы и выдал:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь. И я тут это… мороженое купил. Твое любимое.

Хотелось спросить, откуда он знает, какое мое любимое, но прикусила язык.

Еще бы, Малкин теперь обо мне многое знает, словно в самую душу заглянул. Но самое пугающее было даже не это. А то, что добытыми сведениями он уже воспользовался, и самое жуткое: мне нравилось, как именно он это сделал.

Мой взгляд был пленен тортом, будто спасительным лекарством, способным заставить меня забыть, что еще пять минут назад я паковала вещи. Впрочем, об этом я уже забыла, только носом шмыгала из-за горьких слез.

– Ну вот, ты все же вчера простыла, – расстроенно произнес шеф. – Значит, мороженому придется подождать своего часа.

Он с грацией кота шагнул в комнату, а я растерянно отступила, пропуская вперед.

Что вообще происходит? Малкин меньше всего сейчас походил на того, кто препарирует меня наживую за каждое написанное в дневнике слово. Скорее наоборот, он был мил и даже по-хозяйски заказывал с местного телефона чай в номер, а после, положив трубку, перевел взгляд на многострадальный чемодан и произнес:

– Не знаю, что ты себе напридумывала, но было ошибкой оставлять тебя здесь одну. Просто я натурально растерялся и сбежал, думал укрыться за работой. Мне стоило бы извиниться, но я даже этого толком делать не умею.

Кажется, мне все это чудится. Мли Малкин по-настоящему оправдывается? В подтверждение этого я даже чихнула, на что шеф не преминул заметить:

– Похоже, ты серьезно приболела. Дайвинг тоже придется отменить.

– Александр Сергеевич, – осторожно заговорила я, – вы меня не увольняете?

– Нет, – он шагнул навстречу, замер и добавил куда менее уверенно: – Наверное.

– Наверное? – я покосилась на чемодан.

– В том смысле, что… – Малкин рвано выдохнул, провел открытой ладонью по лицу и уставился на меня с мукой во взгляде: – Господи, я ведь не подросток какой-нибудь, Ульяна.

– Знаю, – с охотой подтвердила я.

Он тут же нахмурился:

– Но и не старик!

Я отвела взгляд, вспоминая, что мы вытворяли сегодняшней ночью, пока мне не стало плохо. Кивнула. Да уж, точно не старик… С воспоминаниями пришел стыд за собственное поведение.

– Простите меня, Александр Сергеевич, – пролепетала по привычке. – Не знаю, что на меня нашло. Видно, звезды так повлияли. Неправильно…

– Нормально они повлияли, – устало бросил он. – Меня, например, вполне устроило.

Я неверяще моргнула, поднимая взгляд на шефа, прозвище которому было Несмеяна. Он улыбался. Немного растерянно, но очень симпатично.

– Вы что же, Александр Сергеевич, мне в симпатии признаетесь? – вдруг поняла я.

– Да, – твердо заявил Малкин. – Хоть и весьма неумело.

– Но… – я всплеснула руками, сжала горящие щеки ладонями. – А как же работа?

– Далась тебе эта работа! – Начальник неожиданно рванул вперед и остановился напротив, и положа свои ладони поверх моих, приподнял лицо. Пришлось смотреть ему в глаза. – Знаю, что я не подарок. Характер сложный, внимания от меня мало, да и что именно нужно делать понятия не имею. Спроси меня, как раскрутить звезду с нуля – расскажу от и до, а в отношениях все сложно. Я имею в виду серьезные отношения.

– Со мной? – у меня сердце споткнулось и отказалось биться, пока не услышало ответ.

– Угу.

– А если ничего не выйдет, Александр Сергеевич? Я ведь тоже не подарок…

– Здесь вся прелесть знаешь в чем? – улыбнулся он. – Все будет зависеть только от нас самих. Конечно, это для меня совершенно новая сфера деятельности, но сдаваться я не привык. Так что предлагаю партнерство, основанное на полном доверии.

Мы помолчали, Малкин задумчиво пожевал внутреннюю часть щеки, а я пыталась обмозговать сказанное им и понять, хорошо ли то, что  услышала?

– Прозвучало ужасно? – понятливо уточнил он, и на лице его появилось скорбное выражение.

– Угу, – хмыкнула я. – В какой-то момент мне показалось, что мы снова говорим о делах, а не… Ну-у… Чувствах?

Малкин засмеялся, быстрым движением провел по собственным волосам от затылка к челке, растрепав прическу. На губах его при этом играла совершенно безбашенная улыбка. В тот момент он показался мне мальчишкой-подростком, а никак не руководителем крупной компании, которого уважают не только партнеры, но и недруги.

– Давайте есть торт, – предложила я, поддавшись внезапному порыву и взяв шефа за руку. – А потом гулять? Если время, конечно, позволяет.

– Согласен, – выдохнул Малкин и осторожно поцеловал мое запястье, чтобы, видимо, закрепить эффект примирения и нового этапа сближения. – Время позволяет нам не спешить, Ульяна. А я дам тебе шанс присмотреться и решить, нужно ли тебе все это…

Я смущенно кивнула, чувствуя, как горит кожа в том месте, где коснулись ее губы начальства… Торопиться и правда не хотелось, более того, общество такого видоизменившегося Малкина заставило сконфуженно отвести взгляд.

Торт оказался безумно вкусным, руки шефа, периодически касающиеся меня под разными предлогами, были горячими, а обещания – провоцирующими на всякие глупости… А я терялась в раздумьях, неловко умолкала, мялась и всячески переводила темы в более безопасное русло.

Мне и правда безумно хотелось узнать, каким мог быть Александр Сергеевич со мной в качестве любимого человека, но страх сковывал мысли о романтизме, заставляя страшиться малейших перемен в наших взаимоотношениях.

Мысли о близости с шефом рождали панику, а то, что он прочел мой дневник, лишь добавляло сомнений. Теперь Малкин знал, что я испытывала, в его руках был карт бланш, тогда как в моих пустота. Мог ли он действительно чувствовать что-то серьезное к помощнице? Не останусь ли я в дураках после сиюминутной интрижки? Видимо, страхи как-то отразились на моей мимике, потому что спустя некоторое время диалога, больше похожего на монолог шефа, Малкин натянуто рассмеялся, хлопнул по столу и предложил погулять.

Я радостно согласилась.

Оставаться с ним наедине было неловко, не понятно и не комфортно. Раньше, когда Александр Сергеевич ругался, ставил на место или угрожал увольнением, я точно знала, как себя с ним вести: просить прощения, давить на жалость, улыбаться и обещать, мол, исправлюсь, честное слово… Теперь же границы между нами стерлись, глаза начальника потеплели, а губы то и дело растягивались в манящей улыбке. Он не соблазнял, но был по-настоящему соблазнительным.

А я по-прежнему оставалась обычной Рыбкиной, той, кого на работе в первые же дни прозвали Молью…

Мы отправились на набережную. Без купальников и намерения плавать. Просто я попросилась к морю, а Малкин, кажется, был согласен исполнить любой каприз. Он выглядел странно: вроде бы тот же шеф, но другой; загадочный, внимательный и галантный и словно бы ищущий что-то в моих глазах, но не находящий.

Кажется, он ждал от меня другой реакции в ответ на свое появление с тортом. Возможно, будь я более опытной и смелой женщиной, прониклась бы его речью, плюнула бы на сомнения, и мы бы действительно отдались бы страсти, не показываясь из номера день, а то и два, дорвавшись друг до друга.

Но, увы, вышло иначе.

По всей длине набережной тянулись лавки с сувенирами, сновали туда-сюда прохожие, чуть поодаль виднелись небольшие уютные кафе… Мы шли за руку, но я старалась соблюдать дистанцию, отводила глаза и кусала губы, решая для себя загадку века: как быть дальше?

Малкин о чем-то рассказывал, показывал на горизонт свободной рукой и очень старался делать вид, что все хорошо. Но с каждой минутой между нами чувствовалась все большая напряженность. Из-за меня. И я ничего не могла с этим поделать. В какой-то момент шеф устал изображать вдохновенного гида и умолк, чуть расслабив пальцы, сплетенные с моими. Тут же воспользовавшись этим, я трусливо спрятала освободившуюся руку в карман длинного сарафана.

– Ульяна, – Малкин остановился, призывая меня сделать тоже самое.

Я понимала, что дальше последует разговор по душам и… прошла еще несколько метров, после чего обернулась и попросила:

– Зайдем в кафе? Вон туда. Стаканчик мороженого был бы как нельзя кстати.

– Разумеется, – шеф улыбнулся, вдруг снова напомнив себя прежнего. Сдержанного, отстраненного и холодного.

Внутри вяло заворочалась чувство вины. Ну почему я такая трусиха? Вот же мужчина, о котором мечтала все последние дни. Смотрит с затаенной тоской, знает всю подноготную, жаждет продолжения знакомства уже на физическом уровне, а у меня поджилки трясутся от ужаса.

Одно дело украденные поцелуи, и совсем другое – серьезные отношения.

А вдруг все это на один раз? Вдруг романтика – лишь иллюзия, навеянная морем и сказочной страной, построенной людьми прямо на песке? И завтра мы проснемся в одной постели, а в глазах Малкина сверкнет осуждение и даже разочарование?..

Мы уже практически подошли к кафе. Я совсем было решилась на откровенный разговор с доводами против отношений вне работы… Вся такая правильная и так некстати рациональная…