Стелла Грей - Галстук для моли

И начну, пожалуй, с того, кто занимает все мои мысли последние два дня. С Несмеяны, отнявшей мой покой. С Малкина, будь он неладен, чтоб ему икалось… Этот человек точно родился в рубашке, сразу приказав взглядом подать ему грудь!..”

Исписав без малого две страницы и вдоволь пройдясь по внешности, деловым качествам и характеру Малкина, добралась и до Старовойтова, подробно рассказав об избалованной вниманием Звезде. “Напыщенный выпендрежник, наверняка репетирующий улыбки перед зеркалом, – строчила я, высунув кончик языка от усердия, – самодовольный бесцеремонный бабник! Я видела его райдер для поездки в Израиль и чуть не стала заикаться от откровенного нахальства! Пятнадцатым пунктом, между ванной и зеркалом в полный рост, были разноцветные презервативы на серебряном блюде. Нет, остальные пункты вроде бы не так возмущали, но этот пятнадцатый… И я бы решила, что Макс так пошутил, но Малкин отметил пункт, как и все остальные, галочкой, а это значит, что условия озвучены и приняты”.

Я изливала душу с таким усердием, что едва не позабыла про время. Благо, будильник сработал и вовремя напомнил о сборах. К собственному удивлению, выговорившись на страницах дневника, я почувствовала себя намного лучше и даже решила вести его дальше. За неимением подруг сойдет и бумага с ручкой.

Новый рабочий день прошел весьма успешно: я умудрилась накосячить всего пару раз, наловчилась бегло читать заметки шефа, съездила с ним в пару весьма интересных мест и получила долларовую карточку от очень недовольной Регины. Кадровичка взирала на меня из-под идеально прокрашенных длинных ресниц с такой откровенной завистью, что пришло осознание: Малкин не опроверг слухов про совместный поход за купальником. Девицы по-прежнему были убеждены, что у меня намечается роман с начальством, от чего на моей душе было радостно, даже не смотря на тот факт, что домой снова приползла ближе к девяти вечера.

Александр Сергеевич на прощание заявил, что я преступно нерасторопна и вечно витаю в облаках, но он не отчаивается и верит в лучшее, хотя надежда очень слаба. Я усиленно улыбалась, силясь молчать о собственных ощущениях насчет него, и представляла себя на берегу Красного моря, отдохнувшую и загоревшую. Плевать как, но до пляжа точно доберусь! Даже если на минутку. Сделаю селфи и покажу потом нашим девочкам – и то награда!

В последний вечер перед отъездом позвонила мама. Быстро уточнив, как у меня дела, здоровье и работа, она совершенно обалдела, узнав о предстоящей командировке. Подумав пару мгновений, мама сделала самый вероятный вывод:

– Он хочет тебя соблазнить!

– Кто?

– Ну, этот твой… Несмеянов.

Я хмыкнула.

– Нет, мамуль, “этот мой” помешан на работе и принадлежит только ей, душой и телом.

– Неполноценный, что ли? – с сочувствием продолжила выдвигать версии мама. – Может, прикидывается? Чтобы заманить тебя!

Лилия Холмс прямо. Взяла и раскусила коварного искусителя.

– Вряд ли. Если бы ты видела, сколько он пашет… С утра до ночи носится как угорелый, что-то решая. Ну и если уж соблазнять, то у нас в офисе есть девушки гораздо более подходящие.

– Это с каких пор моя дочь комплексовать начала? – поразилась мама. – Уля, поверь, ты очень красивая девушка! И умница, к тому же. Только чересчур скромная. И немного блеклая. Начни краситься, одеваться более…

– Мама!

– Все-все, поняла. Но, раз уж едешь в Израиль, исполни одну мою маленькую прихоть?

– Хорошо. Привезти что-то?

– Да как сказать. Лучше наоборот. Встреть там кошерного мужика, такого… с родословной и домиком на берегу моря? И нас с папой в гости пригласи…

– Спокойной ночи, мам, – качая головой, перемолвилась с родительницей еще парой слов и отключилась.

“Кошерного… – засыпая, подумала я. – Лишь бы сбагрить единственную дочь кому-нибудь”.

***

/А.С. Малкин/

– Саша, я тебя умоляю! – Мама закашлялась, сделав паузу. – Отец всю жизнь мотался по командировкам, но хоть успел на мне жениться. А уж я не растерялась и родила ему троих детей, чтоб помнил: дома ждут! Но ты… Сколько можно носиться по миру?

– Я вернусь через пару недель и обязательно заеду к вам.

– Пара недель? Значит, месяц пройдет, не меньше. Ладно Леня – он еще молодой, пусть погуляет. Но ты…

– А я, по-твоему, старик? – Тут же вспомнилась Рыбкина с ее аппаратом для измерения давления. Но разозлиться как следует не успел, в салоне послышался нежный девичий голос, рекомендующий занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. – Все, мам, скоро взлетаем. Наберу тебя завтра.

– Конечно. Дай бог через неделю позвонишь, значит.

– Обнимаю вас.

Скинув вызов, открыл дверцу и вышел из импровизированного укрытия. Продвигаясь между креслами, быстро нашел взглядом Старовойтова. И увиденное мне не понравилось. Макс сидел на моем месте почти вплотную к Рыбкиной и распинался в свойственной ему манере.

Остановившись чуть сбоку от парочки, сложил руки на груди и стал ждать, когда меня заметят.

– Столько прекрасных дев живут в моей стране, – разорялся Старовойтов, глядя на Рыбкину, – но мне кажется, ты, Ифе, затмила бы любую. Эти локоны, нежная кожа…

Он коснулся ее волос, потрепав куцый хвостик, потом схватил за руку и погладил тыльную сторону ладони. Щеки Рыбкиной стали немного румянее, глаза заблестели.

– Теперь твой текст, – шепнул Макс, перемещая большой палец уже на запястье.

– Ой, – Ульяна Михайловна хихикнула и вгляделась в сценарий, удерживаемый свободной рукой. – Ах, Горус, твои слова подобны меду. Так сладко от них, и такая же горечь остается после. Ты ведь знаешь, что мы не можем быть вместе, и Назифа следит за каждым моим шагом. Если она узнает…

– Тш-ш, – Старовойтов приложил указательный палец к губам собеседницы. – Не надо слов, Ифе. Они забудутся…

И потянулся к ней, гаденыш. Поцелуи-то запомнятся гораздо лучше. А Рыбкина только того и ждала: рот разинула, ресницами заработала, как опахалом.

– Экхе! – Громко прокашлявшись, с удовольствием увидел ужас на лице Ульяны Михайловны и разочарование у Макса. – Работаете?

– Александр Сергеевич, мы репети-ти-ровали, – затараторила моя помощница, размахивая сценарием перед носом Старовойтова, словно белым флагом.

– Сцену вашего увольнения? – осведомился я. – Так мы ее вроде уже проработали. Еще вчера.

– Через пять минут взлетаем, – напомнила о себе стюардесса, улыбаясь изо всех сил. – Необходимо занять свои места.

Хмуро глянув на Макса, рявкнул:

– Слышал ее?!

Тот хмыкнул, кивнул и, отняв у помощницы сценарий, пошел на кресло по соседству, успев при этом подмигнуть уже стюардессе.

– Максим Андреевич попросил помочь ему вжиться в роль. Все лучше репетировать с живым человеком, чем с собой, – снова заговорила Ульяна, как только самолет поднялся в воздух. – Что в этом плохого?

Мне вдруг страшно захотелось курить. Уже почти месяц, как бросил, но иногда вредная привычка напоминала о себе, проверяя на прочность. Полез за пиджаком, чтобы достать жевательную резинку из кармана, но понял, что оставил его в каморке, откуда говорил с матерью.

– Черт-те что! – выругался вслух, поднимаясь и снова двигаясь по проходу.

Уже почти достигнув кабинки, остановился. Рядом пронесся ураган в сером, распространяя запах пудры и ванили. Закрыв собой дверцу, Рыбкина пригладила волосы и, сжав кулаки, проговорила:

– Я бесконечно разбираюсь с вашим расписанием, отбираю нужные заметки и сортирую входящую почту. И вот отвлеклась буквально на минутку, и то в ваше отсутствие, как сразу стала “черт-те чем”. Почему вы вечно недовольны?

Отодвинув ее с пути, дернул за ручку и вошел в маленькое помещение, забитое едой и напитками. Пиджак лежал на месте, а Рыбкина, поджав губы, собралась назад. Подцепив ее за локоть, затащил к себе и щелкнул замком. Благо, самолет частный, и стюардессы к капризам клиентов относятся более чем снисходительно.

– Что вы себе позволяете? – поразилась Ульяна Михайловна.

– Так нужно было говорить Максу, когда он тебя лапал! – рыкнул я в ответ. – Именно этого я ждал от своей помощницы!

Она дернулась, и я пригвоздил ее плечи к стене, надавив ладонями. Максимально сблизив наши лица, но все же оставляя расстояние, необходимое, чтобы видела мои губы, я заговорил, едва не срываясь на крик:

– Ты не слышишь слов? Не понимаешь их значения? Мне нужен профессионал, специалист! Помощница, а не подстилка для очередной звезды. Не уважают тебя, значит, и на мне можно ставить крест. И еще! Позволишь себе еще хоть раз предъявить мне претензии при людях, сразу можешь лететь домой к маме на ручки! Я. Не терплю. Такого. Отношения! Ты слышишь меня, Рыбкина? Если нет – читай по губам! Мы летим работать, а не искать на жопу приключений.

Она молчала. А я внезапно понял, что столь тесное соседство пробуждает не только бешенство, но и инстинкты. Нежный сладковатый запах, исходящий от Ульяны щекотал ноздри, дразнил, заставляя придвинуться чуть ближе. А открытая длинная шея, казалось, оголена специально, чтобы дразнить мужское воображение. Дыхание участилось, взгляд невольно метнулся к вороту ее блузки с нескольким расстегнутыми пуговицами. Вспомнился вечер, когда застал ее на фотосъемке с рубашкой, чуть спущенной по плечам…

Рыбкина пискнула, придавленная мною, и я вздрогнул, опомнившись.

В какой-то момент даже показалось, что девчонка вот-вот разрыдается, и я почувствовал легкий, практически незаметный, укол совести. Но она снова удивила.

– Вижу, вы сильно разозлились, – поморщилась Ульяна, многозначительно глядя на мои руки, все еще удерживающие ее у стены. – Только у меня так костюм помнется.

Я отошел от нее на шаг, очень стараясь вернуть прежнее самообладание.

– Простите, Александр Сергеевич, – тут же спохватилась помощница. – Я поняла! Все-все поняла. Предъявлять претензии отныне буду только наедине. Старовойтову – бойкот. Пусть репетирует на кошках. Я люблю свою работу.

У меня дернулось правое веко.

Схватив пиджак, осторожно открыл дверь и вышел, шагая на автомате и размышляя, как меня угораздило так попасть? Из всех кандидатур на должность, я, не задумываясь, выбрал ее. Еще до того, как собеседование закончилось, понял: она принята. Но до сих пор не понимал, почему? Что такого в этой девушке, чего нет в других? Трещит без умолку, на все косяки находит тысячу отговорок и смотрит из-за очков с хитрым прищуром, а в глазах постоянно блестят смешинки. Что бы я ни сказал и ни сделал, она остается при своем.

Сунув руку в карман пиджака, достал жвачку и небольшую черную коробочку, тут же вспоминая о подарке от Романа Ивлекова, стилиста с фотосессии Старовойтова. “Это для твоей Музы, – сказал он при вчерашней встрече. – Хорошая девочка, но акценты расставить нужно”. Положил коробочку на ее сиденье и сел на свое, пристегнувшись.

– А где Уля? – Старовойтов выглянул из-за кресла.

– Переваривает разговор, – отозвался я, прикрывая глаза.

– Ну, правильно. В туалете самое место разговоры с тобой переваривать, – хохотнул Макс и скрылся с глаз.

/Ульяна Михайловна/

Как-то давно я читала о сексе в туалете самолета. Помню, даже подумала, что это романтично. Вроде как любовное приключение в миниатюре. Так вот, Малкин практически воплотил мою мечту в жизнь… Затащил меня в какую-то каморку за пять минут до взлета и так качественно вынес мозг, что даже голова закружилась от чувств, ноги подкосились и захотелось курить. Подобие оргазма тоже случилось… когда шеф вышел вон, закрыв за собой двери, и дал, наконец, прийти в себя.

Чтобы он ни говорил, виноватой я себя не ощущала. Больше того, половина пламенной речи плавно пролетела мимо моих ушей. В то время, как руки шефа пригвоздили меня к стене, а губы открывались, чтобы призвать распоясавшуюся совесть к ответу, я… нагло любовалась боссом.

Это вышло случайно.

Сначала я испугалась. Буквально на миг. А потом в нос ударил одуряюще вкусный запах. Я никогда не разбиралась в фирмах парфюма и себе подбирала туалетную воду исключительно из симпатии, а не по логотипу, но, вдохнув терпкий мужской запах с древесными нотками, отчего-то сразу поняла, что это нечто весьма дорогое. Малкин что-то рычал, нависая надо мной, а я кайфовала, принюхиваясь и разглядывая идеально выбритый волевой подбородок.