Они вернулись домой в наилучшем расположении духа, при этом мистер Коркоран про себя несколько недоумевал: день клонился к вечеру, а мисс Хеммонд ни разу за день не попалась ему на глаза. Он мало верил, что она образумилась, и не возлагал надежд на воцарение покоя в Хеммондсхолле до своего отъезда.

Между тем для Софи Хеммонд этот день был подлинно тяжёлым. Мистер Стэнтон выбрал именно его, для того, чтобы рассказать кузине о своих чувствах и предложить ей себя. Девица искренне недоумевала: как может этот человек не понимать, насколько он не интересен и не нужен ей? Теперь в ней, как в зеркале, отражалось тоскливое неприятие мистера Коркорана, но оно не осмыслялось. Впрочем, кем и когда оно осмысляется? Софи не могла понять — неужели мистер Стэнтон не понимает, что не любим? Но сама понять и осмыслить, что безразлична мистеру Коркорану — не могла, и была убеждена, что на самом деле тот просто скрывает свои чувства, или боится открыться ей, или…

Самообман, к которому в подобных случаях прибегают даже весьма неглупые люди — поразителен.

Клемент же торопился. Он видел, как кузина всё больше увлекается чёртовым Коркораном, и от одной мысли, что тот опередит его и получит мисс Софи — ему становилось дурно. Он, Клемент, должен понимать, что может предложить ей. Стэнтон решил поговорить с братом о наследстве, не подумав, просто — разозлённый и взволнованный намеками Чарльза и Гилберта, репликами лакеев да восторгами дяди. Но что было делать с отказом Коркорана от наследства, столь изумившим его? Передать его мистеру Хеммонду было немыслимо — это он по размышлении понял. Одержанная победа оказалась бесполезной и глупой. Он чуть пришёл в себя — и с новой явью заметил откровенную влюблённость кузины в проклятого Коркорана.

Стэнтон сделал мисс Хеммонд формальное предложение, не упустив и тот факт, что именно он станет владельцем Хеммондсхолла, ибо мистер Коркоран отказался от своей доли наследства в его пользу при свидетелях. На мисс Софи это не произвело ни малейшего впечатления. Даже если бы кузен унаследовал бы корону Стюартов, ей было бы это безразлично. Она глубоко сожалеет, но выйти за него не может, ответила она. Она не любит его и не полюбит никогда.

Слова Софи убили Стэнтона. Клемент ощутил странную, почти осязаемую беспомощность. Рушилось всё, на что он четыре года возлагал надежды, чем жил, чем дышал. Обездвиженный и полупарализованный, он сидел в гостиной ещё час после того, как мисс Софи ушла.

Ненавистный Коркоран, отец Доран и его сестрица Бэрил появились в гостиной, когда лакеи уже зажигали свечи. Почти следом за ними через другие двери вошли милорд Хеммонд, мисс Софи и мисс Морган. Стэнтон не заметил их. Гнев, отчаяние и злость спрессовались для Клемента в едкой фразе, которою он походя бросил сестре.

— И ты туда же? Куда павлины, туда и вороны?

Мистера Дорана качнуло. В глазах потемнело. Этот хам ещё зовёт себя джентльменом? Он ринулся к мистеру Стэнтону и, схватив его за фалды фрака, сильно встряхнул, едва не опрокинув, но в ту же минуту на его плечо легла белая рука мистера Коркорана.

— Полно, Патрик. — Кристиан наклонился к уху мистера Стэнтона и что-то прошептал.

Стэнтон побелел, после чего подошёл к мисс Бэрил и принужденно спокойным тоном попросил прощения за грубость. Мисс Бэрил испуганно кивнула. Все сделали вид, что не заметили произошедшего инцидента, и только милорд Хеммонд брезгливо поморщился: лишь воспитание помешало ему высказаться по этому поводу публично.

Любопытно, что мисс Бэрил Стэнтон ничуть не задумывалась о внимании, которое с недавних пор оказывал ей мистер Доран. Насмешки брата уверили её, что жениться на ней мужчина может захотеть только из-за тридцати тысяч её приданого, она давно смирилась с этой мыслью и, заметив, что никто из друзей брата не оказывает ей никакого внимания — даже формального, стала думать, что и тридцать тысяч фунтов мало, чтобы сделать её привлекательной. Благожелательная доброта кузена вызывала ответную благодарность, но влюбиться в мистера Коркорана было, в её понимании, безумием. Аргументы в защиту этого мнения она уже изложила кузине Софи. Мистер же Доран казался ей человеком разумным и привлекательным, его суждения были основательны и здравы, ей были приятны беседы с ним. Последняя сцена в гостиной поразила Бэрил. Она давно привыкла к издевательствам брата, и редкие его слова по-настоящему задевали её. То, что мистер Доран столь горячо вступился за неё, было весьма странно. Бэрил увидела в этом проявление благородства и жалости к ней, этот поступок в глазах Бэрил делал ему честь, но у неё и мысли не возникало о чём-то большем, пока к ней в гостиную не вошла после ужина Софи Хеммонд.

Она насмешливо обратилась к сестре.

— Ну, что, дорогая Бэрил? Тебя, стало быть, можно поздравить? Ты обзавелась обожателем. Уровень притязаний у всех, конечно, разный, но он все-таки джентльмен. Его сиятельство сказал даже, что из старого шотландского рода…

Мисс Бэрил окинула сестру непонимающим взглядом.

— Джентльмен? — Бэрил и вправду не поняла, о чём говорила Софи.

— Я о мистере Доране. Он явно неравнодушен к тебе.

Мисс Бэрил улыбнулась. Всё показалось ей шуткой. «Мистер Доран просто вежливый и благородный человек, очень добрый и кроткий, сказала она Софи, не следует видеть слишком много там, где ничего нет». Софи Хеммонд не настолько волновала эта тема, чтобы продолжить её, однако, оставшись в одиночестве, мисс Стэнтон задумалась. Если Бог не дал красоты и ты не привлекаешь мужчин — что остаётся? Жизнь женщины без семьи и детей прогоркает, как старое масло. Приходилось соглашаться ради замужества на всё — на нелюбящего мужа, скверное обращение, некоторые смирялись и с побоями. Бэрил вздохнула. Уровень притязаний… да, он у всех разный. Мистер Доран — сельский священник, но он подлинный джентльмен. Её брат, хоть и много выше по рождению, едва ли мог претендовать на это… Но Бэрил тут же и прогнала эти глупые мысли. Вздор это всё.

…Последовавшие за этим ужином события мистеру Патрику Дорану пришлось восстанавливать в памяти во многом гипотетически. Милорда Хеммонда хамство мистера Стэнтона взбесило до дрожи. Вечером граф, чуть успокоившись, посоветовался с другом. Он вообще ничего не хотел оставлять этому наглецу. Животное! Мистер Доран, не менее его сиятельства возмущённый произошедшим, тем не менее, посоветовал тому не делать резких движений, о которых потом придётся пожалеть. Для начала достаточно и внушения, уверял он. Граф согласился, попросил его найти мистера Стэнтона и пригласить к нему. Мистер Доран кивнул. Патрик снова прощал, хотя и чувствовал, что делает что-то не то. «Всепрощение…» Может, мистер Коркоран прав и в Писании и подлинно нет такого слова? Любопытства ради Доран на досуге поискал — но ничего не нашёл.

Мистер Доран отправился на поиски мистера Стэнтона, однако в гостиной обнаружил лишь мистера Моргана с его сестрой, играющих в карты, и мисс Бэрил Стэнтон, сидящую у камина с книгой. Не было ни мисс Хеммонд, ни мистера Коркорана, ни мистера Кемпбелла. Мисс Бэрил на его вопрос ответила, что мистер Коркоран, кажется, вышел из дома минут двадцать назад. Брат тоже на улице.

Мистер Доран, подумав, направился в сад.

Глава 18. «Вы полюбили меня, Доран…»

…Бархатистые покровы мхов изъязвляли, точно проказой, приречные валуны. Вдали, едва проступая в вечерних густых сумерках в лунном свете виднелись ограды, увитые побегами хмеля. Коркорану казалось, что ночь дышит, и её тихие вздохи ясно читались в шуршании травы. Этой ночью все дороги вели не в Рим, но вниз по склону, в заросли осота и чертополоха. Там он и остановился. Серебристый диск луны отдавал по краям бледно-золотистой желтизной, листья аконита с прозеленью старинной бронзы просвечивали в его лучах венами нежнейших прожилок и пициккатто цикад, завороженных полнолунием, звенело исступлённой и неистовой трелью.

Коркоран вышел сюда из переполненного дома специально затем, чтобы отдаться собственным мыслям. Но лунная ночь заворожила его. Обо всех этих суетных глупостях он успеет поразмышлять и в другой раз… Коркоран прикрыл глаза. Где-то за лесом послышался совиный крик, отозвался в долине и затих в тине, среди кувшинок. В нём не было ничего страшного и гнетущего, скорее, он тоже лёг последним аккордом в симфонию летней ночи. Кристиан стоял вдали от хижин, стогов, колоколен, недвижим в ночи бессонной, словно околдован. Он не хотел ни о чём думать, лишь мучительно боялся расплескать этот настой лунной горечи, аконитовых цветов и лягушачьего гомона, коим наполнила его ночь…

Неожиданно дверь дома, который он покинул несколько минут назад, отворилась и на пороге в неверном свете фонаря мелькнула тень, кажется, девушки. Раздался тихий смех, потом послышался звонкий и нежный голос.

— Мистер Коркоран, где вы?!

Коркоран вздохнул. Он знал, что с того места, где она стояла, его заметить нельзя, и не откликнулся. Он видел, что Софи решила обойти дом, чтобы поискать его, и вскоре её силуэт исчез из виду. В ту минуту, когда он подумал, что, пожалуй, и впрямь нужно вернуться, двери парадного снова распахнулись, пропуская двух мужчин, в намерения которых совсем не входило встретиться с ним. Тем не менее, они медленно пошли вниз по склону, как раз туда, где стоял Коркоран. Он узнал их.

Это были Кемпбелл и Стэнтон.

— Не пытайтесь найти этому объяснение, Стэнтон, его просто нет. — Голос мистера Кемпбелла был размерен и спокоен, но было заметно, что это следствие не вялости натуры, и не безразличия к обсуждаемому вопросу, скорее — усталой безнадёжности.

— Послушайте, Кемпбелл, но это же чертовщина!

— Согласен, если вы имеете в виду, что происходит чёрт знает что. Но я не чёрт, и потому ничего не понимаю. Хотя, замечу, я и Гилберт наблюдаем подобное не в первый раз.

— Но вы же говорили, что учились с ним вместе, должны же вы хоть что-то знать о нём!

С этим утверждением мистер Кемпбелл не спорил, но его ответ ничуть не обнадёжил собеседника.

— Мы учились с Коркораном не в университете, а в Вестминстере, но, поверьте, он и там был загадкой. Сколько его помню, всегда ходил, уткнувшись в книгу, и когда ему докучали, ронял несколько слов невпопад. Вот и всё. Потом — университет, откуда он уехал в Европу. По его возвращении мы увиделись в Лондоне. К этому времени шлейф этой чертовщины, как вы изволили выразиться, за ним уже тянулся. Женщины теряют головы. И не только женщины, кстати… — Он умолк, затем после непродолжительного молчания ядовито продолжил, — упомянутый субъект является вашим братцем, и уж вы-то…

Его слова затихли, и тут раздался тихий стон. Мистер Кемпбелл, который был не настолько бессердечен, чтобы не утруждать себя демонстрацией сердечности, положил руку на плечо Стэнтона. Того шатало он еле скрываемой боли.

— Ну, полно, что вы, успокойтесь, Клемент, прошу вас!

— Вы же говорили, что он содомит! Какого ж чёрта он не клюнул на Нортона? Они не шибко-то выбирают — не из кого.

— Я не знаю, Клемент.

— Но что делать, Господи, что делать, Софи же потеряла голову!

— Можно подумать, только она… Не убейся этот чёртов Нортон, точно также потеряла бы голову и его сестрица, что до сестрицы Моргана — чего и ждать от такой дурёхи? Это чертовщина, но происходит она везде, где он появляется. Удивительно, что ваша сестрица, Стэнтон, как будто не утратила способность соображать. Кстати, почему вы не говорили, что у неё такой божественный голос?

Стэнтон нервно отмахнулся, давая понять, что это его не занимает.

— Идите к чёрту… — пробормотал он.

Мистер Кемпбелл, пожав плечами, направился в дом. Коркоран, неслышно ступая по траве, растворился в тени лигуструма и вышел к скамье галереи в круг фонарного света. Он не заметил, что мисс Хеммонд, обойдя дом и не найдя его, подошла к альпийским горкам. Не заметил он и отца Дорана, искавшего Клемента, и остановившегося с другой стороны колоннады.

Доран нашёл того, кого искал, но мистер Клемент Стэнтон, заметив при возвращении в дом в свете фонаря мистера Коркорана, резко повернул к нему. Увидев брата, Кристиан расслабленно поднялся. Некоторое время оба молча стояли друг напротив друга. Мистер Доран подошёл ближе. Это не Нортон. Этой стычки он боялся.

Однако произошло то, чего он совсем не ожидал.

— Я… я ненавижу вас, Коркоран. Я… но я… — Стэнтон рухнул на колени, он едва не выл, — я… я умоляю вас. Сжальтесь… Завтра я, вспоминая об этом, наверное, возненавижу вас ещё больше…

— Разве это возможно? — Мистер Коркоран зло поморщился и протянул руку брату, — встаньте и не злите меня, Клемент. Чего вы хотите?

— Я…я умоляю… Мне плевать, что Хеммонд оставит все вам, но её я отдать не могу! Пожалейте. Я не могу без неё, — он потерянно уставился на ботинки Коркорана. — Вы должны понять… Она говорит, что не любит меня, но… Я думал, надеялся, что титул и имение… и она тогда не откажет… — Клемент неожиданно возненавидел себя до дрожи и, трепеща, вскочил. Коркоран, однако, не упивался, как он ожидал, торжеством. На его лице были написаны чувства достаточно противоречивые — раздражение и усталость, но и изумленное потрясение одновременно. Теперь, когда Стэнтон поднялся, они снова стояли вровень.