Но разве благ заслуживает он за свои скотские искушения?

Глава 2. «Я пока далёк от оценок…»

В вечер по приезде Клемент Стэнтон постучался в спальню сестры, и обнаружил её с книгой на обтянутом шелком пуфике возле окна. Он опустился в кресло рядом.

— Зачем Софи привезла сюда эту Хетти Нортон? — голос Бэрил был тосклив и, как понял брат, продиктован ревностью.

Клемент смерил сестру долгим мрачным взглядом. На приезд в Хеммондсхолл мистер Стэнтон возлагал весьма большие надежды — и не только финансовые, но и матримониальные: четыре года назад он влюбился в мисс Софи Хеммонд. Влюбился он со странной для этого бесстрастного человека пылкостью, мечтал о женитьбе на кузине и сейчас, при одной мысли, что она совсем рядом, здесь, в доме, чувствовал, что теряет голову. Но и выдать замуж свою сестрёнку и наконец избавиться от неё — тоже хотелось.

Клемент не любил Бэрил. Некрасивая, жалкая, ничтожная — она бесила и компрометировала его. Он всегда, с детства, срывал на ней зло и смеялся над её длинным носом, изощряясь в издевательствах, как умел. При первой же возможности пристроил в столичный пансион, где та пробыла семь лет. Он аккуратно оплачивал её личные счета, приходившие из Лондона, скромные и незначительные, хотя сам он считал нужным постоянно уличать её в мотовстве и упрекать в чрезмерных тратах. Стэнтон никогда не принимал приглашения на вечера, проводящиеся в пансионе, и отказался выступить попечителем, стыдясь сестры. Появлялся он там, когда привозил Бэрил и когда забирал её на вакации, — и то, посылая за ней к миссис Линдон гувернантку, пока сам ожидал в экипаже. И лишь забирая её из пансиона навсегда, Стэнтон вынужден был зайти туда. Бэрил была готова, стояла у входа с саквояжем. Клемент изумился: проводить сестру вышли двадцать девиц и сама миссис Линдон, приятная особа лет пятидесяти, сохранившая следы былой красоты и величавость осанки. К его насмешливому недоумению, она выразила искреннюю скорбь по поводу расставания с такой милой особой, как мисс Бэрил, заметив, что более понятливой ученицы у неё никогда не было, и заверила его, что супруг мисс Стэнтон, приобретя её, получит подлинное сокровище. Стэнтон едва сумел сохранить тогда на лице подобающее случаю выражение. «Супруг мисс Стэнтон!»

Но смех смехом, а теперь Бэрил надо было пристраивать. Из-за вечных насмешек Клемента она не умела кокетничать, нравиться мужчинам, прилично приодеться, скрыть недостатки внешности и теперь это оборачивалось против него.

По счастью, Бэрил располагала неплохим приданым. Стэнтон пригласил с собой в поместье двух приятелей, чье финансовое положение было плачевным — Чарльза Кемпбелла и Гилберта Моргана. Он не скрыл своих планов от Бэрил, и та, жаждавшая покинуть дом брата, чтобы избавиться от вечных унижений, была согласна выйти замуж за чёрта. Появление в их обществе Эстер, довольно симпатичной девицы, в её планы не входило, и брат понимал сестру. Он ответил не на слова, но на мысли Бэрил.

— Не думаю, что она придётся по душе Гилберту или Чарльзу. — Он цинично усмехнулся. — Гилберт — наследник сэра Меттью Корбина, но тому всего сорок пять, он спортсмен, и нужно ангельское терпение, чтобы спокойно дожидаться этих денег, а Гилберт им не обладает, к тому же, поговаривают, что сэр Меттью собрался жениться. Плакали тогда его денежки. Он ведь рассчитывал на Чедвика, но тот ему ничего не оставил… Я не знал… ну да ладно. У Чарльза же — долги. И никаких шансов поправить дела. Они знают, что у тебя тридцать тысяч, и ты можешь получить солидный кусок собственности дяди Лайонелла. А что у этой дурочки, чтобы они её заметили?

Аргумент Клемента убил Бэрил. Убил и честностью, и безжалостной откровенностью.

— Перестань, Клемент! — Бэрил чуть не заплакала.

Стэнтон поморщился. Он не любил женских истерик. Да, сестрица уродина и дура, но разве это её вина? Сейчас он вовсе не хотел задеть Бэрил, это получилось ненарочито.

Вообще-то он был неправ. Бэрил не была красива, но обладала большим и живым умом. Жизнь воспитала в ней, практичной и уравновешенной, понимание её ущербности, но она же дала ей и повод меньше думать о себе и больше размышлять об иных вещах. Однако Бэрил не привыкла много говорить, а с Клементом вообще трудно было разговаривать, когда он был не в духе, а не в духе он был всегда, когда видел её, — и потому братец пребывал в полнейшем неведении об уме и чувствах сестры. Клемент снова тяжело вздохнул. Сестрица с её обидами его не заботила. Ничего, успокоится. Сейчас его волновало другое.

— Я не знал, что Коркоран получил деньги Чедвика… это новость, и дурная.

Бэрил судорожно вздохнула. Она знала, что от братца извинений не дождешься, и была рада, что он сменил тему.

— Я почти не помню его. Но что дурного в этой новости? Дядя теперь может решить всё оставить нам и Софи.

Клемент покачал головой.

— Ты просто не видела его…

Сестра пожала плечами.

— Через неделю увижу.

Когда Клемент ушёл к себе, Бэрил попыталась прийти в себя. Она привыкла к бесчувственным и резким выпадам брата. Он считал свою жестокую бестактность честностью, и убедить его, что такая честность не делает ему чести, было невозможно. Его нельзя было убедить ни в чём, с чем он не хотел соглашаться, и с этим поделать было нечего. Но вскоре мисс Бэрил забыла о брате. Она сегодня впервые за семь лет увидела сестру Софи, и эта встреча причинила ей новую боль. Она внимательно наблюдала за друзьями брата и поймала их заинтересованные взгляды на сестру, на неё же никто из мужчин не смотрел. Бэрил почувствовала, что на душе тяжелеет и глаза наполняются слезами. Она резко встала, запрокинула голову, торопливо вышла на балкон в мягкую темноту летней ночи. Опершись на перила, посмотрела вниз. Двор в свете палево-желтых фонарей казался сказочно красивым, очертания клумб причудливо менялись, затенённые кустами пространства выглядели таинственными гротами, маня затеряться в них, исчезнуть из этой жестокой жизни с её вечными унижениями, обидами, чужим торжеством, усугубляющим ощущение тяжести на сердце… Тяжести почти невыносимой…

Бэрил поторопилась вернуться в гостиную и взять книгу — чтение спасало её. Уходя в придуманные миры, можно было не думать о безнадежности собственного существования, о своем уродстве… Она, правда, никогда не умела полностью забываться над книгами и по свойственной ей практичности понимала, что вымысел есть вымысел и никогда не воображала себя героиней романов, но ценила их именно за возможность отвлечься от своих горестей.

Горестей у мисс Бэрил Стэнтон было немало — так что читала она не просто много, а очень много.


…Мистер Стивен Нортон перед отходом ко сну зашёл пожелать доброй ночи сестре. Эстер расчесывала свои роскошные волосы, и только убрав их под чепец, ответила брату. В глазах её мелькали искры.

— Так ты напросился с нами из-за этого красавца, о котором они говорили? Как же я сразу-то не поняла! Ты мог хотя бы здесь оставить свою придурь?! Неужели ты не понимаешь, чем рискуешь? — Извращенные склонности Стивена, выражавшиеся в крайней неприязни к женщинам, но в обожании мужчин, что и говорить, бесили её, особенно при мысли, что о них может стать известно в обществе. Такое чести никому не делало.

Черты юноши исказились от бешенства.

— Мои дела тебя не касаются.

— Они меня не касались бы, если бы ты вёл себя прилично. — Эстер неожиданно осеклась, потом взглянула на Стивена и улыбнулась, легко взмахнув рукой. — Ладно, прости меня, милый, это все пустяки. Не сердись, слышишь?

Нортон бросил на сестру быстрый взгляд. Подобный перепад в настроении Эстер удивил его. Обычно сестрица, если заводилась, долго не останавливалась. Стивен чуть успокоился.

Сестра заговорила о поместье. Чудо, не правда ли? С этим Стивен не спорил. И, подумать только, такое кому-то достанется… Видимо, этому Стэнтону? Как он тебе? Стивен Нортон мог только пожать плечами.

— А как тебе гости? Откуда, кстати, ты знаешь этих Кемпбелла и Моргана? Клуб? — щебетала Эстер, и только очень внимательный слух мог выявить в её мягкой речи неподдельное любопытство. — Я имею в виду… из твоего клуба?

Брат понял сестру и покачал головой.

— Нет. Они были наследниками Чедвика по линии его матери. Больше я о них ничего не знаю.

Эстер улыбнулась. Она узнала всё, что хотела. То, что среди гостей Хеммондсхолла не было мужчин с такими же нелепыми причудами, как у братца, порадовало её. Ей показался весьма привлекательным мистер Гилберт Морган, и отрадно, что он не был содомитом. Но Эстер тут же закусила губу. Вздор всё это. Софи сказала ей, что мистер Морган, по слухам, ждёт наследство, но сегодня почти ничем не располагает. Мистер Клемент Стэнтон — вот вероятный наследник Хеммондсхолла, ему и нужно уделить подлинное внимание. Сам Стэнтон ей не понравился, показался человеком, лишённым красоты и обаяния, сухим и чопорным, но графский титул придает очарование и торгашу, наделяет достоинством даже грума. Имение и титул…

Она вздохнула.

Между тем Стивен погрузился в свои мысли — тяжёлые и мрачные. Он был изнурен и несчастен. Проступившая в пору ранней юности болезненная склонность к мужчинам, всегда подавляемая и таимая им, разрывала его изнутри. Но мужчины, изредка подмечавшие его взгляды, либо начинали бесноваться, либо указывали ему на дверь, несколько раз ему лишь чудом удавалось избегнуть скандала. Ему казалось, что он никогда не найдет понимающего партнёра и любовника, но муки плоти были ничтожны до той минуты, пока в университете он не увидел мистера Кристиана Коркорана. Теперь скорби неудовлетворенных желаний усугубились тягостной и заворожённой любовью. Ничто не могло утишить безумную страсть, даже когда в ущерб ему Коркоран стал наследником лорда Чедвика, Нортон продолжал боготворить его.

Красота Кристиана Коркорана, его яркие дарования, аристократическая властность и неортодоксальность суждений быстро сделали ему имя в лучших клубах Лондона. Своим появлением он неизменно вызывал или всплеск восторга, или вспышку неприязни, возникавшей вследствие зависти из-за оказанного ему внимания. За год Коркоран приобрёл нескольких влиятельных друзей среди видных парламентариев и лондонской богемы, считался авторитетом в Клубе путешественников. О нём говорили. Им восхищались. За ним наблюдали. Ему подражали. Стивен же Нортон мечтал о нём — как мечтала Виола о герцоге Орсино, а однажды в «Атенеуме» он случайно услышал его разговор с милордом Джеймсом Беркли. Старик советовал Кристиану жениться.

Коркоран рассмеялся.

— Из меня получится плохой муж, милорд. Женщины не тревожат моё сердце, кажутся мне болтливыми и глуповатыми. Греки были правы, видя в них лишь инструмент для деторождения…

Эти походя брошенные слова озарили сердце мистера Нортона безумной надеждой. Несмотря на то, что Коркоран часто покидал Лондон, подолгу жил в Италии и разъезжал по миру — Стивен продолжал грезить о предмете своих мечтаний. К тому же от Чарльза Кемпбелла он слышал, что предпочтение, оказанное Кристиану Коркорану графом Чедвиком, было связано со… сговорчивостью молодого человека, согласившегося ублажить графскую похоть. Из слышавших это в клубах иные морщились, другие с недоверием покачивали головами, третьи — яростно утверждали, что это вздор, но мистер Нортон просто молчал, пытаясь смирить стук сердца. То, что Чедвик мог возжелать Коркорана, не вызывало у него сомнений — Коркорана, по его мнению, нельзя было не возжелать.

Стивен выяснил всё о происхождении и родне мистера Коркорана и, узнав, что его кузина учится в одном пансионе с его сестрой, сделал все, чтобы Эстер подружилась с ней. И вот неожиданно его планы увенчались успехом, Софи пригласила Эстер в Хеммондсхолл, куда должны были собраться все родственники графа Хеммонда, в том числе и его племянник. Нортон появился в её доме и столь сердечно благодарил мисс Хеммонд за приглашение, что оно было распространено и на него. Оставалась ждать и грезить…


…Чарльз Кемпбелл завистливо оглядел ажурный орнамент чиппендейловских кресел, их обитые дорогим бархатом квадратные сиденья на капризно изогнутых ножках, прихотливость резных деталей, изящно уравновешенную лаконичными формами пуфов. Окинул взглядом книжные шкафы, роскошную кровать с тяжелым балдахином. Осмотрел дорогие ковры и бархатные портьеры. Тяжело вздохнул. Да, дядюшка у Стэнтона совсем не беден…

Чарльз разделся и, разлегшись на кровати, задумался. Он прекрасно понял намёк пригласившего его Клемента, осведомлённого о его финансовом положении. Тот в присутствии Моргана, сэра Хьюго Биллинхема и его самого, закончив роббер в клубе, рассказал, что вскоре вынужден будет до конца лета покинуть Лондон. Их с сестрой ждут в Хеммондсхолле к Иоаннову дню. Приданое мисс Бэрил равно тридцати тысячам фунтов, но, возможно, дядя, настаивая на их приезде, хочет выделить им уже сегодня некую долю семейного капитала. Не хотят ли они с Гилбертом составить ему и Бэрил компанию?