Калеб и сейчас видел лицо Джейн, морщинки в уголках ее губ, озорно подмигивающие глаза, когда она улыбалась. Он помнил вкус их прощального поцелуя. Помнил, как пахли ее волосы. Калебу хотелось обнять Джейн, провести пальцами по щеке, поцеловать затылок. Он любил, любит и всегда будет ее любить. Богатым или бедным, победителем или побежденным. И какие неожиданности ни преподнесла бы им жизнь, они встретят это вместе.

– Калеб! Ты слышал, что я сказала?

– Извините, – смущенно пробормотал он, глядя на Синтию. – Что я должен был слышать?

– Нам требуется твое решение. Нельзя затягивать шоу.

– Мое решение?

Калеб ничего не понимал. Разве он здесь что-то решает? Джордин стиснула его руку, приподнялась на цыпочки и прошептала:

– Ты идешь вместе со мной. Мы оба проходим в финал. Если понял, кивни.

Он кивнул. Джордин подняла их сомкнутые руки.

– Да! У нас это получится! Мы вместе проходим в финал.

Вспыхнул знак, призывающий аплодировать. Зрители поднялись с мест, громко хлопая и поздравляя финалистов.

Никак она сказала «вместе»?

– Как это понимать – вместе? – спросил он у Джордин.

Вокруг стоял такой гвалт, что микрофоны не уловили его вопроса. А Джордин если и слышала, то не стала отвечать, продолжая улыбаться перед камерами.

* * *

– Чувак, у тебя припадок случился или что? Ты действительно не слышал, о чем она спросила?

Калеб снова плеснул холодной водой себе в лицо. Зеркало ванной показывало Шона, стоящего в дверях.

– Шон, я сам не понимаю, что было со мной. Отрубился напрочь. Заснул стоя. Потом слышу – все громко хлопают, а Джордин поднимает вверх мою руку, как будто я победил в боксерском поединке. Она сказала, что я тоже прохожу в финал, но ни слова об этом дурацком дуэте.

– Я бы лучше согласился петь дуэтом с Пандой, чем собирать вещички и валить домой.

Калеб вытер лицо.

– Ты так думаешь? – спросил он, поворачиваясь к Шону.

– Я в этом уверен. Если вы победите, контракт достанется вам двоим. Просто поделите его пополам. Не знаю, как ты, а я бы не стал отказываться от четверти миллиона долларов.

Калеб швырнул мокрое полотенце на пол:

– А что сказала судья? Ты слышал?

– Само собой. Я следил по монитору за кулисами. Сначала пошли общие фразы, как у них у всех. Ей, видите ли, трудно сделать выбор, и все такое. Потом вдруг она заявляет, что ей очень понравился ваш дуэт и она решила сделать вам нестандартное предложение. Если вы согласитесь выступить дуэтом, то оба проходите в финал. Если нет, ей придется выбрать кого-то одного.

– Я до сих пор удивляюсь: почему Синтия это сделала? И почему Джордин согласилась? Она так на мне и повисла. По-моему, уж ей-то конкурент точно не нужен.

– Может, запала на тебя.

– Сомневаюсь. Джордин – девочка себе на уме. Я пока не могу понять, зачем ей это понадобилось.

– Не ломай голову, чувак. Приятно, когда симпатичная цыпочка обращает на тебя внимание.

– Шон, мне не нужно ее внимание. У меня есть невеста, и мы собираемся пожениться.

– Я же не говорил, что ты обязательно должен клеить Джордин.

Калеб прошел мимо Шона и плюхнулся на кровать. Достал мобильник, проверил сообщения. Он уже отправил Джейн эсэмэску с новостью. Ответа пока не было. Калеб взглянул на часы. Должно быть, Джейн сейчас не до сообщений. Вечер пятницы – ее рабочее время.

Калеб отложил телефон. Шон стоял у окна, явно не зная, чем заняться.

– Слушай, это же твой последний вечер здесь. Неужели будешь киснуть в номере?

Шон неопределенно пожал плечами:

– Знаешь, я в Лос-Анджелесе посмотрел все, что хотел. Мне хочется поскорее вернуться домой.

Калеб видел, что Шону не по себе. Может, потому, что они расстаются. А может, этот татуированный парень с колесами в ушах всерьез думает, будет ли он дальше писать песни.

– Слушай, у меня идея, – объявил Калеб, вставая с кровати. – Сходим куда-нибудь. Потусуемся.

– Ты серьезно? И куда мы пойдем?

– Скажем, в «Кантерс дели».

– Тебе туда действительно хочется?

– Иначе я бы не стал предлагать. Мне нравятся песни «Guns N’ Roses». И по бульвару Сансет я бы не прочь поболтаться. А то смешно: столько времени живу здесь и что вижу? Только этот номер, комнату для репетиций и зал в студии.

– Отлично! Можем заглянуть и в «Джамбос клаун рум».

Одевавшийся Калеб разинул рот:

– В «Джамбос клаун рум»? Я даже боялся просить об этом.

– Чувак, это же земля меда и молока! Говорят, там лучшие альтернативные танцы у шеста во всем Голливуде.

– Что значит – альтернативные?

– Там танцуют девчонки на любой вкус. Большие. Маленькие. На прошлой недели вообще лилипутка была. Все телеса – в татуировках. И сплошной пирсинг.

Калеб засмеялся и застегнул пуговицы рубашки:

– Тогда начнем с «Кантерс дели», а дальше видно будет.

* * *

Они поймали такси возле гостиницы и поехали в «Кантерс дели». Калеб ожидал увидеть более впечатляющее заведение, но увидел обыкновенную круглосуточную забегаловку с пристроенным к ней баром. На славную историю намекали разве что фотографии владельца вместе со Слэшем, висевшие на стене их закутка. Они взяли сэндвичи с копченой говядиной. Калеб запивал это молоком, а Шон – пивом «Хейнекен». Потом Калеб загородил Шона раскрытым меню, пока тот перочинным ножом вырезал свои инициалы на деревянной стенке. Таких инициалов здесь были сотни.

Выйдя из «Кантерс дели», они двинулись по Голливудскому бульвару. Чуть ли не на каждом шагу им попадались люди в костюмах героев известных мультфильмов, которые зарабатывали на жизнь, фотографируясь с туристами. Дальше их путь лежал мимо Китайского театра Граумана со следами ног знаменитостей, запечатленных в бетоне. Калеб довольно спокойно шел мимо отпечатков Мэрилин Монро и Джеймса Дина. Элвис удостоился этой чести дважды: совсем молодым и уже в зрелом возрасте. В фильмах все выглядело куда привлекательнее: тот же ночной клуб «Рокси» и другой клуб – «Дом блюза». Шон предложил зайти в ресторан «Массо и Фрэнк». Они сели у барной стойки, изображая крутых голливудских парней. Калеб ограничился газировкой. Шон взял рюмку мартини и порцию печеных улиток. Наверное, в штате Айова не было ни того ни другого. Подкрепившись, они снова вышли на улицу.

Здесь было много истории. Она смотрела с каждого рекламного щита, залитого желтоватым светом – тоже «под старину». Говорили о жизни, надеждах и мечтах. И естественно, о музыке, поскольку она была главной стихией, соединяющей и жизнь, и надежды, и мечты. Обоим казалось, что за их тенями следуют призраки Дженис Джоплин, Джими Хендрикса, Джима Моррисона: вечно молодых, вечно влюбленных в жизнь и музыку. Сам воздух бульвара был пропитан музыкой всех жанров и стилей, прекрасной поэзией и неисчерпаемыми возможностями творчества. Шон сказал, что бульвар хранит голоса всех знаменитостей, когда-либо гулявших по нему. Чтобы их услышать, нужно или хорошенько напиться, или не побояться прильнуть ухом к тротуару и вслушаться.

– Я слышу группу «Van Halen», – сказал Шон. – А ты?

– По-моему, «Poison». Нет. Вроде, «Mötley Crüe».

Они вошли еще в один бар, даже не посмотрев названия. Их встретил неоновый туман и оглушительные звуки музыки, усиленной электроникой. На какое-то время толпа оттеснила их друг от друга… Обыскавшись по всем углам, Калеб заглянул в туалет, где и нашел беднягу Шона. Тот стоял, скрючившись над унитазом, и исторгал съеденное и выпитое, бормоча, что больше никогда не будет пить. Если, конечно, останется жив. Калеб помог ему привести себя в порядок, после чего оба, взявшись за руки, пошли назад в «Кантерс дели». На этот раз Шон ограничился яичницей и кофе.

– У меня лилось из обоих концов, – рассказывал он, размешивая сахар в третьей по счету чашке кофе. – Настоящая «месть Монтесумы»[16].

– Чувак, мы же в Лос-Анджелесе, а не в Мексике.

– Думаю, это из-за улиток.

– Или из-за мартини, – предположил Калеб. – Ты же еще и текилой угощался.

– Все может быть, – отхлебывая кофе, согласился Шон.

В соседнем закутке две подвыпившие девицы вместе составляли ответы на эсэмэски от парней, с которыми они сегодня познакомились. Судя по комментариям, парни уже пытались затащить их в постель.

– А как тебе удается вообще не пить? – вдруг спросил Шон.

– Раньше я немного выпивал, – ответил Калеб. – Потом меня вдруг стало тянуть увеличить порцию или выпить в неположенное время. Я испугался и решил, что проще вообще не пить. Выпивка погубила моих родителей. Правда, мать погибла в аварии, но она пьяной села за руль.

– Но ведь в трезвом состоянии трудно писать песни. Все мои лучшие вещи были написаны, когда я хорошенько поднабирался. Конечно, не как сегодня. Выпивка помогает мне оторваться от земли.

Калеб кивнул, словно соглашаясь:

– Есть похожие способы оторваться от земли. ЛСД, марихуана или что-нибудь посерьезнее. Но в какой-то момент стропы обрываются, и ты шмякаешься обратно на землю. И бывает больно. Сам знаешь, скольких талантливых музыкантов это погубило. В какой-то момент я понял: по-настоящему отрываешься от земли, когда посылаешь подальше все эти стимуляторы.

– Это как? Писать музыку на чистом вдохновении?

– Когда тебе не нужно себя подстегивать, это тоже вдохновение. И путешествие к себе.

– Нечто похожее я читал в брошюрке сайентологов.

– Я тоже читал их брошюрки, – засмеялся Калеб. – У них другие путешествия. Мне такие не подходят. Я говорю о вдохновении, приходящем на трезвую голову.

Шон кивнул и залпом допил кофе. Потом заглянул в пустую чашку, будто собирался гадать на кофейной гуще.

– Знаешь, – сказал он, продолжая разглядывать узор гущи, – может, я и попробую бросить это на какое-то время.

– Я думал, все твои беды из-за улиток.

Шон улыбнулся и поднял голову:

– А о чем я, по-твоему, говорю? Неужели ты думал, что я брошу выпивать?

Калеб засмеялся и подозвал официанта.

Когда они вышли, ночное небо уже начало светлеть. Нечего было и пытаться поймать такси. Машины вообще исчезли. В гостиницу они возвращались пешком. Путь был долгим, но говорить почему-то не тянуло.

В гостинице Шон наскоро принял душ, собрал чемодан, потом спустился вниз узнать насчет автобуса. Его рейс был на несколько часов раньше, чем у Калеба. Шон признавался, что ему хочется поскорее добраться до аэропорта, сесть в самолет и уснуть, чтобы проснуться уже в родных краях. Возле двери номера он остановился. Ни он, ни Калеб толком не умели прощаться.

– Я провожу тебя вниз, – предложил Калеб.

– Стоит ли? Лучше приляг и отдохни.

– Отдыхать буду потом. Мне все равно нельзя ложиться. Скоро надо позвонить Джейн. А еще у меня закончилась зубная паста. Попрошу у администратора.

Лифт спустил их вниз. Они миновали гостиничный холл и вышли наружу. Автобус уже стоял с открытой дверью. Прежде чем туда войти, Шон повернулся к Калебу:

– Странно у них устроено. Когда я прилетел, меня встречал крутой дядька на лимузине. Стоял со знаком «Мистер Тесс». А уезжаю я на задрипанном автобусишке. – Шон вздохнул и оглянулся на двери гостиницы. – Тебе же не нужна зубная паста.

Калеб улыбнулся и кивнул.

Шон тоже кивнул.

– Я никогда не умел прощаться, – признался он.

– Я тоже, – ответил Калеб.

– Знаешь, я рад, что лечу домой. По правде говоря, я ожидал, что меня срежут в самом начале. Но ты, чувак, достоин того, чтобы двигаться дальше. Ты настоящий музыкант… Ты… В общем, ты занимаешься своим делом. А я… балуюсь. Могу это и послать куда подальше. Здесь все было по-настоящему, было весело, но не было по-настоящему весело. Для меня.

Шон протянул руку, но Калеб обнял его:

– Я рад, Шон, что познакомился с таким парнем, как ты. Я бы и не хотел здесь делить номер ни с кем, кроме тебя.

Шон улыбнулся и стер слезинку со щеки.

– И я бы не хотел делить номер ни с кем, кроме тебя, – сказал он. – Чувак, я обязательно буду следить за тобой по «ящику». Может, когда станешь знаменитым, тебя занесет в нашу Айову. – Подхватив чемодан, он поднялся в автобус.

Дверь уже закрывалась, когда Шон просунул руку. Водитель снова открыл дверь.

– Ни с кем, кроме Джордин! – крикнул Шон. – С ней я бы с удовольствием жил в одном номере.

Едва дверь закрылась, Шон перестал улыбаться. За тонированными стеклами Калебу был виден его силуэт. Шон забрался на самое заднее сиденье, сев с другой стороны, чтобы не растягивать прощания. Калеб не уходил. Автобус тронулся и исчез, но Калеб еще несколько минут стоял, глядя вдаль.