Мать тогда стояла на крыльце, глядела ей вслед. Уезжая, Джейн подумала: свидятся ли они снова? За все время ее остинской жизни она ни разу не позвонила матери. И мать ей тоже ни разу не позвонила. Теперь Джейн жалела о своей черствости. Какой бы несносной ни была эта женщина, она приходилась Джейн матерью.

Но пожалуй, еще больше Джейн сейчас недоставало Калеба. Он всегда умел ее успокоить. Будь он рядом, он бы просто обнял ее, и она бы задремала. Вчера, когда Джейн рассказала ему о случившемся, Калеб вызвался уехать с конкурса и поддержать ее в Сиэтле. И она знала: это не просто слова. Мысли о Калебе успокоили ее. Под негромкий гул самолетных турбин Джейн задремала, а потом и уснула.

Проснулась она уже на подлете к Сиэтлу. Джейн отодвинула занавеску и взглянула вниз, пытаясь увидеть знакомые места. Все тонуло в облаках. Самолет пробил стену облаков и попал под дождь. Взлетная полоса была совсем мокрой. Колеса коснулись земли. Дальше началась знакомая процедура. Самолет гасил скорость, подруливал к кишке перехода, потом замер. Подали трап. Джейн снова была в Сиэтле.

Она подхватила сумку, спустилась вниз, прошла досмотр и вскоре уже была на стоянке такси. Дождь не прекращался. «Дворники» усердно скользили по ветровому стеклу. А за стеклом из-за пелены дождя вырастал Сиэтл. Джейн не знала, хочется ли ей, чтобы водитель ехал побыстрее или, наоборот, помедленнее. Вскоре справа появились корпуса клиники Харборвью. Они были такими же серыми, как это пасмурное утро. Пожалуй, даже серее. Исключение составляли освещенные окна. Оттуда лился приятный желтоватый свет. Корпуса были многоэтажными, и верхние этажи по-прежнему тонули в тумане, как будто их пациенты уже переселились на небеса. Джейн расплатилась кредитной карточкой, поблагодарила водителя и с сумкой на плече вышла под дождь.

В вестибюле было на удивление тихо. Подошвы туфель Джейн поскрипывали по виниловым напольным покрытиям. Она подошла к столу дежурного, назвала имя и фамилию матери. Человек долго что-то искал в компьютере, после чего направил Джейн на пятый этаж. Через пару минут она уже стояла возле стола дежурной медсестры.

– Маккинни? – переспросила зевающая медсестра. – Есть у нас такая. Палата шестнадцать «Б». Пожалуйста, заполните графу в журнале посещений. Палата будет слева. Возьмите халат.

Джейн вписала имя матери, потом свое и против отметки «степень родства пациента» поставила: «дочь». «Никудышная дочь», – мысленно добавила она. Надев халат, Джейн осторожно открыла дверь палаты.

Ее мать спала на больничной кровати. Седые волосы, обычно тщательно зачесанные и заколотые, разметались по подушке. Лицо матери осунулось. Или оно и было таким? Но этих висящих кожных складок не было. Мать выглядела значительно старше своих лет. К ее пальцам крепились какие-то датчики. Часть проводов уходила под одеяло. Мать лежала, не издавая никаких звуков, не шевелясь. Если бы не «бип-бип» кардиомонитора, не зеленые зубцы самописца и не жужжание кислородной машины, можно было бы подумать, что она уже покинула этот мир.

Джейн не решалась будить мать и просто стояла. Вскоре в палату вошел санитар. Улыбнувшись Джейн, он вымыл руки, потом встал рядом.

– Смотрите, как спокойно она спит, – сказал санитар.

– Она поправится? – спросила Джейн.

– Думаю, да.

Санитар достал карточку из футляра у изножья кровати.

– Где-то через час начнется врачебный обход. Врач расскажет вам подробнее.

– Но с ней все в порядке? Она проснется?

– Конечно проснется. Просто ей пришлось дать снотворное, иначе мы не смогли бы сделать компьютерную томографию.

– Вы хотите сказать, она уже просыпалась и разговаривала? И речь у нее не нарушена?

– Ваша мама даже… слишком говорливая. Мне она сказала, что хотела бы сменить санитара.

– Как странно. Она назвала вам причину?

– Напрямую – нет. Но у меня возникло ощущение, что она бы предпочла персонал с более светлой кожей.

Услышав это, Джейн испытала облегчение вперемешку со стыдом. Да, ее мамочка в своем репертуаре.

– Я хочу извиниться перед вами за свою мать, – сказала она санитару. – У нее это… проскальзывает. Другое поколение, сами понимаете.

– Я слышал здесь кое-что и похуже, – слегка улыбаясь, ответил санитар. – Но сейчас, пока она спит, я даже могу назвать ее своей любимой пациенткой. Во всяком случае, она твердо убеждена, что отсюда вернется к себе домой. Хуже, когда пациенты думают, что следующей остановкой после больницы будет кладбище. Вы, наверное, с дороги? Присядьте, отдохните. Если мне встретится доктор, я скажу, что вы здесь.

Короткий сон в самолете не освежил Джейн и сейчас, едва опустившись на стул, она задремала. Правда, долго спать ей не пришлось. Ее разбудила вошедшая врач.

– А вы, должно быть, дочь миссис Маккинни, – сказала она, вытирая руки. – Вы очень на нее похожи.

Взяв карточку, врач стала вписывать туда текущие показания приборов.

Джейн выпрямилась на стуле, потом встала. Может, и ей тоже надо вымыть руки? Здешних порядков она не знала. Эта женщина показалась ей подозрительно молодой для врача. Однако клиника Харборвью считалась одной из лучших в Сиэтле. В палате было прохладно. Ежась, Джейн обхватила плечи. Врач продолжала делать записи в материнской карточке.

– Я совсем недавно говорила с неврологом. Похоже, у вашей матери преходящее нарушение мозгового кровообращения.

– Это значит – инсульт? – спросила Джейн.

– Не совсем. Скорее предупреждающий звонок, – ответила врач. – Скажите, в семье вашей матери были страдавшие сердечными заболеваниями?

Джейн растерянно покачала головой:

– Не знаю. Во всяком случае, от мамы я не слышала об этом.

– Результаты когнитивного теста и теста на моторику у нее очень даже хорошие. У вашей матери нет диабета, и это для нее большой плюс. Мы пропишем ей курс аспирина, назначим определенную диету и упражнения. Но даже сейчас могу сказать, что она полностью поправится.

– Когда я смогу забрать ее домой?

– Сегодня она еще весь день пробудет у нас, а где-то завтра утром мы ее, пожалуй, и выпишем.

Поблагодарив врача, Джейн вместе с ней прошла к дежурной медсестре, где ей вручили материнскую сумочку. Санитар переписал данные с карточки медицинской страховки, добавив домашний адрес матери. Убирая карточку, Джейн наткнулась на пачку сигарет «Вирджиния слимс». Мать была консервативна в своих привычках. Те же сигареты она курила и двадцать пять лет назад. Джейн вспомнила, как тогда подворовывала сигареты у матери. Эту пачку она без колебаний швырнула в мусорное ведро. Потом прошла к кофейному автомату и взяла себе чашку кофе.

Вернувшись в палату, она застала мать проснувшейся. Та посмотрела на Джейн и нахмурилась:

– А ты что тут делаешь?

– Не слишком радушно ты меня встречаешь, мама.

– Дай мне сумочку, – потребовала мать, садясь в кровати. – Зачем ты в ней рылась?

– Меня попросили данные по твоей медицинской страховке. Не волнуйся: в твой бумажник я не лазала. Можешь пересчитать свои деньги. А вот твои сигареты я выбросила.

– Кто тебе позволил?

– Состояние твоего здоровья. Мама, по пустякам в больницу не привозят. У тебя инсульт.

– Не мели чушь! Я всего лишь упала в обморок.

– Нет, мама. У тебя произошел микроинсульт. Скорее всего, его вызвали нарушения в твоем сердце. А они, в свою очередь, возникли из-за того, что ты куришь, почти ничего не ешь и напрочь игнорируешь физические упражнения.

Мать раскрыла сумочку, проверяя содержимое.

– Вот уж не думала, что в своем Техасе ты поступила в медицинский колледж, – проворчала она. – Я как-нибудь обойдусь без дочерних советов.

– Я тоже никак не думала, что примчусь сюда первым же рейсом, а ты поведешь себя так, словно я испортила тебе пикник.

Джейн уловила в своем голосе горечь и презрение. Она повернулась к окну, напомнив себе, зачем она здесь, и мысленно приказывая успокоиться.

– Мама, я очень испугалась за тебя. Я была на работе, когда мне позвонили из клиники. Должно быть, и ты испугалась. Организм послал тебе предупреждение.

Мать смотрела на нее, плотно сжав губы. Глаза у нее странно блестели. Казалось, она боится расплакаться.

– Навести брата, – вдруг сказала мать. – Обязательно навести. Он должен знать, что со мной все в порядке.

– Мама, но он же в тюрьме. Откуда ему знать, что ты попала в больницу?

– Это случилось со мной, когда я навещала его.

– Давай позвоним ему.

– Ты издеваешься? Или забыла, что заключенным не звонят?

– Мама, мне не хочется туда идти.

– Джейн, он твой брат. Он никого не ограбил и не убил.

– Я это уже слышала. И потом, у них же свидания не каждый день. Я вообще могу приехать и напрасно потерять время.

– Какой сегодня день?

– Пятница.

Мать взглянула на стенные часы:

– В пятницу свидания с половины шестого до половины восьмого. Бери такси, ты еще успеешь.

* * *

Комнату свиданий разделяла перегородка из пуленепробиваемого стекла. Когда Джейн туда вошла, брат уже ждал ее по другую сторону перегородки. Он немного похудел. Волосы были коротко подстрижены, а щеки – чисто выбриты. Чувствовалось, брат нервничает. Не дожидаясь, пока Джейн сядет на табурет, он поднес к уху трубку переговорного устройства.

– Наша старуха в порядке? – спросил он.

– Врачи обещают полное выздоровление, – кивнула Джейн.

Брат облегченно вздохнул и почему-то закатил глаза к потолку:

– Спасибо.

– Врачи сказали, у нее произошел микроинсульт. Они называют это предупреждающим звоночком.

– Джейн, я так перепугался. Представляешь, она пришла ко мне на свидание. Сидела, как ты сейчас. Капала мне на мозги. Болтала про политику и про всякую чушь и вдруг… роняет трубку, а сама сползает на пол. Я чуть с ума не сошел. Начал колотить в стекло. Потом в дверь. Прибежали охранники. Пытались меня утихомирить наручниками. Я им говорю: «С моей матерью плохо! Посмотрите, она там на полу лежит». Ноль внимания. Наконец кто-то один сообразил, что я не валяю тут шизика. А то хотели мне срок добавить… Ты уверена, что с ней все обошлось?

– Когда ее увидела, сомневалась. А когда она проснулась и начала меня отчитывать, поверила в ее выздоровление. Завтра мне разрешат забрать ее домой. Я побуду с ней какое-то время. Ей обязательно нужно бросить курить и заняться физическими упражнениями.

– Хотел бы я поглядеть на то и другое, – усмехнулся брат.

– Ты-то сам как? – спросила Джейн. – Вид у тебя здоровый.

– Нас тут кормят сухими завтраками с йогуртом и колбаску дают. Конечно, свободная жизнь лучше всякой жратвы, но в этой тюряге порядок знают. Ее недаром прозвали «Королевским мотелем». Ты, наверное, и сама почувствовала, едва вошла.

Брат слегка улыбнулся, потом его лицо стало серьезным. Он поправил трубку в руке и продолжил:

– Джейн, я теперь совсем трезвый. И не потому, что сижу в камере. Здесь при желании все можно добыть. Но мне этого не надо. Я чистенький. Больше меня никто не сделает крайним. И больше никаких ошеломляющих проектов. Я занимаюсь по «Двенадцати шагам»[20]. Каждое воскресенье, после церковной службы, хожу на собрания. У тебя есть все основания мною гордиться.

– Я горжусь тобой, Джон, – сказала Джейн. – Я всегда хотела, чтобы ты покончил с выпивкой. Когда ты трезв, у тебя прекрасная голова. А когда выпьешь, она превращается в ведро с помоями.

Брат обвел глазами исцарапанный металлический стеллаж, примыкавший к окну. Такой же стеллаж был и с другой стороны. Глубоко вздохнув, он снова поднял глаза на сестру:

– А ты-то как, сестренка? Как жизнь на Юге? Мать говорила, ты со своим садовником перебралась в Техас.

– Он не мой садовник. Но я действительно переехала в Техас. У нас с ним все замечательно. – Она поднесла к стеклу руку, показывая брату кольцо. – Мы собираемся пожениться.

– У меня нет слов, сестренка. Поздравляю. Без шуток. Надеюсь, с его стороны все серьезно? Надо же, моя старшая сестра выходит замуж. Наконец-то наша мамочка перестанет говорить своим подружкам-прихожанкам, что ее дочь превратилась в лесбиянку. Когда ваша свадьба? Я бы очень хотел приехать, если к тому времени меня выпустят из этой клетки.

– Мы пока не определились с датой. Я тоже очень хочу тебя видеть на нашей свадьбе. Но только если ты выйдешь отсюда совершенно трезвым человеком.

– Обещаю, сестренка. Трезвым как стеклышко и чистым перед законом. Больше до конца жизни не притронусь к спиртному. Заявляю тебе это как факт. Ты даже можешь обналичить мои слова в банке.