Райан Уинфилд - Гармония Джейн

Поцеловав Джейн, Калеб бережно внес ее в их новый дом.

* * *

Калеб мерил шагами комнату ожидания. Он бормотал молитвы, теребя и без того разлохмаченные волосы. У него дрожали руки, а на лбу блестели капельки пота.

– Как ее состояние? – сразу же бросился он к вошедшему врачу. – Я могу вернуться к ней?

– Нам придется сделать ей кесарево сечение. Но вы можете присутствовать в операционном зале. Нужно лишь надеть халат и шапочку. Сейчас анестезиолог готовит вашу жену к операции.

Калеб прошел с врачом в соседнее помещение, где они оба тщательно вымыли руки, затем надели халаты и шапочки. Едва войдя в операционную, Калеб замер. Ему было непривычно и страшно увидеть Джейн на операционном столе. Занавес, свисавший с потолка, закрывал нижнюю половину ее тела. Вокруг хлопотали две медсестры и анестезиолог. Лицо Джейн было бледным, а волосы – мокрыми от пота. Но, увидев Калеба, она улыбнулась.

– Привет, папаша, – сказала она. – Держишься?

Калеб изо всех сил постарался улыбнуться. Он убрал ей со лба налипшие волосы. Лицо его самого было настолько встревоженным, что у Джейн разрывалось сердце.

– Я держусь, – наконец ответил он. – Мне-то что? А как ты себя чувствуешь, малышка?

– И я держусь. Мне ввели обезболивающее. Ног совершенно не чувствую. Хирург сказал: если обнаружится, что аппендикс воспален, будут удалять.

– Как? Оба? – испуганно спросил Калеб.

Этот вопрос рассмешил Джейн.

– Ты когда-нибудь смотрел анатомический атлас? – спросила она, щелкая Калеба по носу. – У человека бывает только один аппендикс.

– Но как же ты будешь жить без него?

– Тысячи людей живут, и ничего, – ответила Джейн. Она залюбовалась Калебом в непривычном для него медицинском облачении. – Знаешь, у тебя прямо врачебная внешность. И при этом – жуткая медицинская безграмотность. Ты даже не знаешь, что такое аппендикс. А посмотришь на тебя – такой крутой доктор!

– Мне достаточно быть крутым отцом, – ответил Калеб.

Он взял Джейн за руку, и она сразу почувствовала: нервы у ее любимого на пределе. Джейн хотелось ободрить его, сказать, что все будет замечательно и совсем скоро он из будущего отца превратится в настоящего. Однако и ей самой требовалось сейчас ободрение и поддержка.

Над занавеской появилась голова анестезиолога.

– Вы что-нибудь чувствуете?

– А что я должна чувствовать?

– Прекрасный ответ. Его мы и хотели услышать, – сказал анестезиолог.

В операционную вошел акушер-гинеколог. Все четверо о чем-то тихо переговорили. Слов Калеб не разобрал, но по тону понял, что это обычный разговор медиков.

* * *

Привычный ход времени нарушился. Теперь время текло для Джейн странными интервалами. Она взглянула на Калеба и продолжила молиться о благополучном окончании родов.

– Сейчас я произвожу рассечение матки, – услышала она.

По ощущениям самой Джейн, ее как будто разрывали надвое и одновременно растягивали. Она схватила руку Калеба, прижала к груди и посмотрела ему в глаза. Калеб был бледен. Прошла минута. Может, две. А затем Джейн услышала самый замечательный в мире звук. Крик ее ребенка. Сердце захлестнула радость. Из глаз хлынули слезы.

Калеб поцеловал ее в лоб.

– Поздравляем, – послышался из-за занавеса голос акушера-гинеколога. – Поверните голову направо и полюбуйтесь на вашу прекрасную дочку. Ее сейчас понесут в теплую комнату.

Джейн приподняла голову, успев смахнуть слезы и увидеть медсестру, которая несла их драгоценного ребенка из холодной операционной в соседнее помещение. Потом она снова легла на подушку, закрыла глаза и поблагодарила Бога, Вселенную, современную медицину, врачей, медсестер и, конечно же, Калеба – замечательного Калеба, отца ее здорового ребенка. Открыв глаза, Джейн увидела, что и его лицо мокро от слез.

– Джейн, мне просто не верится, – качая головой, пробормотал он. – Я так счастлив. Неужели я настоящий отец? Поверить не могу.

– Без тебя у меня ничего не получилось бы… – Джейн сжала его руку. – Ну что, я была права, когда не хотела, чтобы ты красил стены детской в голубой цвет?

– Может, ей и голубые стены понравятся, – сказал Калеб, вытирая слезы.

– Как знать? Может, и понравятся.

Через несколько минут, когда врачи наложили швы, медсестра позвала Калеба в другую комнату. Он вопросительно посмотрел на Джейн.

– Иди, – сказала она. – Дочка тебя ждет.

Джейн казалось, что прошла целая вечность. Она лежала, глядя на дверь. Врачи продолжали свои невидимые действия. Наконец дверь открылась, и в операционный зал вошел ослепительно улыбающийся Калеб со свертком в руках. Подойдя к столу, он чуть наклонился, показывая Джейн их ребенка.

Говорят, лица всех новорожденных младенцев прекрасны, но каждая мать считает, что красивее лица ее ребенка нет. Джейн не была исключением. Она потянулась к ребенку и вдруг замерла, поглядев на стоящую рядом с Калебом медсестру. Та ободряюще кивнула. У Джейн дрожали руки, и потому Калеб ей помогал. Вместе они приложили малышку к материнской груди.

Потянулись минуты благоговейной тишины. По одну сторону занавеса собралась новая семья, а по другую врачи заканчивали творить свое чудо.

– Теперь нам нужно выбрать ей имя, – сказал Калеб. – Все те, что я выбирал, были мальчишечьи.

Джейн посмотрела на Калеба. Он показался ей одновременно старше и моложе, чем несколько минут назад. Он словно взял на себя новую ответственность за что-то очень важное, однако при этом сбросил с плеч груз других забот. Похоже, Калеб был одним из тех редких мужчин, которых отцовство преображает с первых минут жизни их ребенка.

Потом Джейн посмотрела на совершенную маленькую жизнь, которую она держала в руках. На чудо, сотворенное ею и Калебом.

– Нашу дочь зовут Хармони[26], – с улыбкой объявила Джейн. – Хармони Грейс Каммингс.

– А разве ты не хочешь добавить ей и свою фамилию? – спросил Калеб.

Джейн с улыбкой посмотрела на своего любимого мужчину:

– Нет. Как только наша дочь подрастет настолько, чтобы повести меня к алтарю, мы сделаем из тебя женатого человека.

Калеб тоже улыбнулся:

– Я не возражаю. Значит, Хармони Грейс Каммингс.

Он наклонился и поцеловал двух своих любимых женщин.

Прошло три года. Улица, на которой стоял их дом, была запружена машинами на три квартала в обе стороны. Взрывы смеха, долетавшие с заднего двора, избавили курьера от необходимости сверяться с адресом. Дополнительным ориентиром служила гирлянда из белых и сиреневых воздушных шаров над воротами дома.

Курьер поправил галстук и постучался в дверь. Ответа не было. Подождав, он постучался вторично. Наконец дверь открылась.

– Вы вовремя, – сказала ему женщина, открывшая дверь. – Входите.

– Простите, наверное, вы меня с кем-то спутали. Я лишь осуществляю доставку. Могу я видеть мисс Джейн Маккинни?

– Она сейчас занята. Я Мардж, ее подруга. Давайте я приму у вас посылку. – Мардж потянулась к коробке, однако курьер деликатно отодвинул коробку:

– Мисс Маккинни должна расписаться в получении.

– Говорю вам, она сейчас занята. Давайте я за нее распишусь. Неужели это так важно? У нее сегодня знаменательный день.

– Об этом я знаю. Но по нашим правилам вручить посылку я могу лишь адресату.

– Тогда ждите, – ответила Мардж, захлопывая дверь.

Вскоре дверь открылась снова. На пороге появилась красивая женщина в кружевном платье лавандового цвета, стилизованном под эпоху Возрождения. Ее волосы украшали синие цветы в тон платья.

– Вы спрашивали меня?

– Да. Джейн Маккинни – это вы?

– Пока что да. На ближайшие четверть часа.

– Я курьер юридической фирмы «Дуглас и Купер». Эту посылку мы доставили вам от имени властей Сиэтла, в чьи руки перешло все, чем владела миссис Готорн.

– Мы знаем, что она недавно скончалась. Но…

– Она оставила распоряжение, чтобы эта посылка была доставлена вам именно сегодня, в день вашей свадьбы.

Курьер подал Джейн посылку. Коробка оказалась тяжелее, чем она думала. Опустив посылку на пол, Джейн расписалась в получении, поблагодарила курьера и понесла коробку в дом.

Закрыв дверь, она прямо в прихожей сорвала упаковочную ленту и открыла створки. Коробка была доверху заполнена пенопластовыми упаковочными гранулами. На них лежал конверт. Вскрыв его, Джейн достала лист бумаги, исписанный неровным, прыгающим почерком.

Дорогая Джейн!

Мало того что я сама являюсь к вам без приглашения, так я еще и обоих своих муженьков притащила! И все же надеюсь, что вы и Калеб не сочтете нас обузой и мы не испортим вам торжества. После свадебной церемонии, едва только вы произнесете слова: «Я согласна», можете смело высыпать нас в любую техасскую реку. Или поставить куда-нибудь на полку. Как бы вы ни поступили, прилагаю к письму знак моей искренней благодарности вам и вашему чудесному, заботливому, работящему мужу, столько сделавшему для одинокой старухи.

Если за свои девяносто три года я чему-то научилась, так это только тому, что жизнь полна вопросов и ответом на каждый из них является любовь. Я желаю вам обоим огромных успехов, но превыше всего – я желаю вам огромной любви. И не смейте ни одной минуты печалиться обо мне. Я тоже начинаю новую жизнь.

Всегда искренне ваша,

Нэнси Лу Готорн

В конверте лежал чек, и когда Джейн развернула его и увидела сумму, она чуть не упала в обморок. Запустив руки в шуршащие шарики, она достала знакомую медную урну. Джейн никак не могла побороть искушение осмотреть днище урны. И конечно же, она обнаружила там кусок пожелтевшей клейкой ленты с выцветшей надписью: «Куплено в 1949 г. Цена – 9 долларов 85 центов». Джейн усмехнулась. Кто бы подумал, что эта женщина, знавшая цену каждой купленной вещи, окажется настолько щедрой?

– Смотри-ка, нашей маме что-то принесли. Неужели конфеты?

Джейн даже не слышала, как в коридор вошел Калеб. На руках у него сидела Хармони. Никогда еще Калеб не был таким неотразимо элегантным, как сегодня. И до чего же ему шел этот наряд: кружевная белая шелковая рубашка и полотняные брюки с кушаком. И Хармони за все три года ее жизни не была еще такой красивой. Ее волосы завили локонами. Большие зеленые глаза сияли от восторга.

– Это не конфеты. Это… миссис Готорн, – ответила Джейн, кивая на урну. – Она все-таки приехала на нашу свадьбу.

– Она была удивительной женщиной, – улыбнулся Калеб.

– Да. Настолько удивительной, что позаботилась о свадебном подарке для нас. Она прислала чек.

– Какая приятная неожиданность. И какую сумму она нам подарила?

Джейн улыбнулась:

– Такую, что мы сможем выплатить остаток денег за дом раньше, чем думали.

Калеб удивленно поднял брови:

– Вау! Так, может, мы позволим себе свадебное путешествие?

– Да. И мы отправимся в Венецию, чтобы поцеловаться под мостом Вздохов.

Калеб поудобнее взял дочь, потом наклонился и поцеловал Джейн:

– Я не могу ждать до Венеции.

– Вы сегодня только и делаете, что целуетесь, – заявила им Хармони.

– Радость моя, я не виноват, – ответил Калеб. – Когда я вижу твою маму, мне все время хочется ее целовать. Как и тебя… А вообще-то, дорогая, мы пришли за тобой. Хармони готова вести тебя к алтарю. Правда, мое чудо?

– Да, папа, – серьезно ответила малышка.

– Тогда я вручаю тебе наше сокровище, – сказал он Джейн. – А я пойду поищу для миссис Готорн место в первом ряду.

Джейн передала ему урну и взяла на руки дочку.

– Только, пожалуйста, не ставь урну рядом со стулом моей матери, – попросила Джейн. – Она категорически не приемлет кремацию.

– Ну зачем же я буду портить миссис Готорн торжество? – улыбнулся Калеб и понес урну во двор.

Джейн и Хармони проводили его улыбками.

– А давай мы с тобой, как настоящие женщины, посмотримся в зеркало.

Она подошла к большому зеркалу в прихожей и залюбовалась отражением. Они обе были в платьях одинакового цвета. У обеих в волосах синели бегонии.

«Неужели женщина может быть настолько счастлива?» – подумала Джейн.

Когда Джейн и Хармони вышли на задний двор, оркестр заиграл простую, но не лишенную очарования версию песни «Somewhere over the Rainbow».

Джейн всматривалась в лица гостей, сидевших на белых стульях. Сколько знакомых лиц. Мардж и ее муж Билл. Музыканты, друзья Калеба. Рабочие со склада мистера Зиглера. А вот и ее мать вместе с братом. К счастью, Джона выпустили из тюрьмы. И, тоже к счастью, сегодня он был трезв. Урна с прахом миссис Готорн и обоих ее мужей сверкала на солнце и казалась стеклянной. Соседские дети, конечно же, не могли усидеть на месте и затеяли беготню вокруг дерева. Никакие просьбы и приказы родителей не помогали.