Джилли Купер - Гарриет

— Что делать, Чарльз, у тебя ведь соображение никогда не поднималось выше пояса.

Чарльз Мандер снова расхохотался.

— Помнишь, мы в детстве пели песенку: «Пусть будет няня здорова, и пусть она будет добра», — кажется, так? Да, я бы и сам не отказался завести себе такую няню.

На некоторое время повисла ледяная пауза, а когда Кори заговорил, то от его голоса у Гэрриет мурашки поползли по спине.

— Будь я джентльменом, Чарльз, я бы сейчас дал тебе в челюсть. Хотя вряд ли бы это помогло: ты был бы только рад покрасоваться в роли мученика. — И, обернувшись к двери гостиной, откуда нетвердыми шагами выходила пышная блондинка, добавил:

— Какая досада, твоя жена опять еле держится на ногах.

Почти всю дорогу назад Кори и Гэрриет не разговаривали. Дружеская легкость, установившаяся в их отношениях в последние несколько недель, рассеялась как дым.

— Мне жаль, что все так вышло, — заговорил наконец Кори. — Все довольно просто: Чарльз — бывший любовник Ноэль, а может быть, и нынешний. Поэтому он при всякой возможности старается меня уязвить. Скажи мне лучше: что было, когда ты вышла из кухни? Тоже наслушалась чего-нибудь в этом духе?

Гэрриет кивнула.

— Что они говорили?

Гэрриет пришлось сделать над собой усилие, чтобы ответить.

— Говорили, что Уильям твой ребенок.

— Превосходно, — процедил Кори. — Им не о чем посудачить, потому что охота в этом сезоне никак не складывается. По правде говоря, мне самому на них плевать. Но все равно — я же знал, что ты чувствительна сверх всякой меры. Не надо было тащить тебя в этот змеюшник.

— Все было так хорошо, — пролепетала она. — А теперь…

— Ничего, может, еще не все потеряно, — сказал он, сворачивая к дому.

Вместе они поднялись наверх и дошли до ее комнаты. Задержавшись у дверей, Гэрриет неловко пробормотала положенное «спасибо за приятный вечер».

— Я рад, что ты хоть ненадолго выбралась из дома. — Он поднял руку и отвел темную прядь, упавшую ей на лоб. — Знаешь, я следил за тобой сегодня. У тебя было такое печальное, немного нездешнее лицо — как у луны, когда она появляется среди дня. Признаться, я в последнее время много думал о тебе.

Гэрриет удивленно вскинула глаза, но лица Кори не было видно в темноте. В следующую секунду им обоим пришлось вздрогнуть от неожиданности. Из туалета донеслись звуки, которые трудно было с чем-либо спутать: Севенокс лакал воду из унитаза. Напряжение спало, и Гэрриет залилась неудержимым смехом.

— Эта чтобы мы с тобой не наговорили лишнего, — сказал Кори. — Иди спать, девочка, и не беспокойся ни о чем.

Гэрриет пошла спать, но спать не могла. Кори много думал о ней? Но что он мог о ней думать? Их отношения с Кори казались ей легкими и неуловимыми, как пламя свечи, и надо было прикрывать это пламя обеими руками, потому что все кругом старались его загасить.

Утром она проснулась совершенно больная. Голова раскалывалась, сил едва хватило на то, чтобы покормить Уильяма. Шатти тотчас почуяла слабинку и принялась капризничать.

— Мы с папой едем на охотничьи сборы, — объявила она. — Можно я надену свое бальное платье?

— Нет, нельзя, — сказала Гэрриет.

— А тогда красное бархатное?

— В брючках будет теплее.

— Я не хочу в брюках! Я не мальчик.

— Ради Бога! — взмолилась Гэрриет.

— Шатти! — Завязывая на ходу галстук, в кухню вошел Кори, уже в сапогах и белых обтягивающих бриджах. — Чтобы я этого больше не слышал. Поедешь в штанах, и точка.

Шатти попробовала переменить тактику.

— Па, купи мне двухколесный велосипед с двумя колесиками по бокам, — сказала она.

— Куплю, если будешь слушаться Гэрриет. Кстати, как ты себя чувствуешь? — спросил он Гэрриет, оборачиваясь к ней.

— Отвратительно, — сказала Гэрриет.

— Я тоже. Черт знает, что нам там вчера наливали. Плодово-ягодный растворитель для краски, наверное. То-то мне все казалось, что у меня эмаль с зубов осыпается.

— Па, зачем ты надеваешь смокинг? — спросила Шатти. — У тебя же после него утром всегда болит голова.

У Гэрриет было подозрение, что Кори вчера немало выпил уже после того, как она ушла спать.

— А можно Гэрриет поедет с нами на сборы? — спросил Джон.

— Ой, да, можно? Можно? — запрыгала Шатти.

— Боюсь, с Уильямом это будет сложновато, — сказала Гэрриет.

Кори стоял с сигаретой в зубах и переливал бренди в поясную флягу.

— Так оставь его с миссис Боттомли, — сказал он. — Немного свежего воздуха тебе не повредит. Кстати, у меня на куртке оторвалась пуговица. Пришей, хорошо?

— Ты берешь Пифию? — спросила Гэрриет.

— Беру, второй лошадью. Хочу попробовать ее в деле.

Лошади уже отправились к месту сбора в закрытом фургоне. Кори вместе с Гэрриет, Джоном, Шатти и собаками поехал на машине.

Когда туман сполз с холмов, день оказался солнечным и теплым. Плющ уже выбросил светлые блестящие листочки; из земли, обгоняя траву, лезла молодая крапива. На деревьях покачивались дымчатые сережки, а папоротники и прошлогодние курчавые листья на дубах светились красновато-коричневым светом. Лужи на дорогах и белые каменные заборы слепили глаза.

— Мне жарко, — сказала Щатти. — Почему ты не дала мне надеть бальное платье?

— Шатти, я тебе сто раз говорила… — начала Гэрриет.

— Не сто, а только два.

— Не груби Гэрриет, — сказал Кори.

Некоторое время ехали молча.

— Дождик, дождишко, — запела Шатти. — У деда одышка. Дед лежит, не может встать, надо доктора позвать. Доктор дернул за шнурок, обвалился потолок!..

Дети залились радостным смехом, — Доктор дернул за шнурок… — опять затянула Шатти.

— Помолчи! — приказал Кори.

— Ой! А Севенокс на меня наступил!

— Давайте остановимся, купим чего-нибудь вкусненького, — сказал Джон. — В Гаргрейве есть классный магазинчик.

Они обогнали нескольких всадников, неторопливо трусивших на сборы, и скоро влились в поток легковых автомобилей и фургонов с лошадьми.

Наконец Кори съехал на обочину и заглушил мотор.

— Тритона можно взять с собой, — сказал Кори, захлопывая дверцу перед самым носом у Севенок-са. — А этого злодея я даже не рискну выпустить без поводка.

— Пускай хоть чуть-чуть подышит свежим воздухом, — сказала Гэрриет и приспустила оконное стекло.

Кори пошел разыскивать своих лошадей, а Гэрриет, вместе с Шатти и Джоном, направилась прямо в деревню. Охотники собирались на большой треугольной лужайке, с серыми домиками по краям. Чуть в стороне, в зарослях вербы и лещины, шумел ручей, на церковном кладбище уже желтели бутоны нарциссов.

Всадники седлали своих лошадей и обменивались новостями. Кругом стоял одуряющий запах свежетоптанной травы и лошадиного пота. Из лошадиных платформ доносилось беспокойное ржанье, на задних сиденьях автомобилей лаяли охотничьи терьеры.

По дороге им встретилась Арабелла Райд-Росс, которая, надо сказать, выглядела сегодня весьма неважно. Так ей и надо, злорадно подумала Гэрриет. Нетерпеливо пощелкивая кнутом по сапогу, Арабелла озиралась в поисках своей лошади. Чуть поодаль Гэрриет заметила Билли Бентли: он, в отличие от Арабеллы, производил сегодня гораздо более благоприятное впечатление, чем накануне. В красной куртке и вельветовой черной кепке, удачно оттенявшей мышиные пряди, он гарцевал на могучем сером в яблоках жеребце, который явно не желал стоять на месте. Тут же был и Чарльз Мандер: он то и дело прикладывался к фляге, глазел на девушек и одновременно следил за тем, как его гнедого сводят с платформы.

Гэрриет собиралась проскользнуть мимо них незаметно, но тут Шатти предательски бросилась вперед.

— Привет, Чарльз!

Он обернулся.

— Привет, Шатти. Как жизнь?

— Хорошо. А почему ты к нам больше не заходишь? — И, обернувшись к Гэрриет, пояснила:

— Когда мама жила с нами, он все время заходил и дарил нам подарки.

— Привет, прелестная нянюшка, — сказал Чарльз.

Гэрриет постаралась изобразить на своем лице полнейшее равнодушие, но изобразила, по-видимому, надутую чопорность.

— Мне уже пять, — сообщила Шатти. — А раньше мне было четыре.

— Раньше мне тоже было четыре, — сказал Чарльз.

— А моему папе двадцать один, — сказала Шатти.

Чарльз хмыкнул.

— Жаль, что мои дети про меня такого не рассказывают.

— А у меня скоро будет настоящий велосипед, с двумя колесиками по бокам, — похвасталась Шатти.

— Мне бы кто приделал такие колесики по бокам, — вздохнул Чарльз.

Он подошел к Гэрриет и, ласково поглядывая на нее уже подозрительно блестящими голубыми глазами, сказал:

— Послушайте, я, конечно, очень смутно помню, что было вчера вечером, но у меня такое ощущение, что я наговорил вам чего-то лишнего. В таком случае, простите. Видите ли, мне все время хочется сбить спесь с Кори Эрскина, и я просто не могу удержаться, чтобы как-нибудь его не поддеть.

— Тем не менее, — сказала Гэрриет, — он мой хозяин.

— Слава Богу, что не мой. Но все равно, я не собирался вымещать на вас зло.

Гэрриет растерянно моргала, не зная, что сказать.

Ее выручил Билли Бентли.

— Доброе утро, Гэрриет.

Надо же, запомнил, подумала она, оборачиваясь.

— Вчера вы так быстро исчезли, — продолжал Билли. — Вроде только что говорили с Чарльзом, а через минуту смотрю — вас уже нет. Впрочем, оно и понятно, Чарльз вчера был хорош. — Билли засмеялся, точнее говоря, заржал.

Лучше бы сидел молча в седле и производил благоприятное впечатление, подумала Гэрриет.

— Пожалуй, мне тоже пора, — сказал Чарльз Мандер и обернулся к Гэрриет. — Ну так что, дружба?

— Только если вы не будете задевать мистера Эрскина, — сказала она.

Чарльз пожал плечами.

— Это долгая история. Давайте как-нибудь поужинаем вместе, я вам ее расскажу.

— Эй, эй, Чарльз, руки прочь! — с напускной суровостью начал Билли Бентли. — Женат, вот и нечего перебегать дорогу нам, честным холостякам.

Тут жеребец под ним дернулся в сторону и попытался лягнуть стоявшего рядом гнедого.

— Обожрался, зараза, — сказал Билли. — Когда уже, наконец, начнется?

Чарльз Мандер только что забрался в седло, когда около него откуда-то появилась седовласая старушка с торжественно-серьезным лицом и сунула ему в руки брошюрку, обличающую охотников и охоту.

— Большое спасибо, — галантно поблагодарил Чарльз, после чего, чиркнув зажигалкой, поджег брошюрку и швырнул старушке прямо под ноги. Противница охоты резво отпрыгнула и, потрясая кулаками, исчезла в толпе.

— Ишь ты, охотники им помешали, — проворчал Чарльз и, тронув поводья, направился в сторону бара. — Съезжу-ка я лучше наполню фляжку.

Билли Бентли все еще не уезжая. С трудом удерживая жеребца на месте, он нерешительно поглядывал на Гэрриет сверху вниз.

— Едете в пятницу на бал охотников? — наконец спросил он.

— Нет.

— Что, куда-нибудь уезжаете?

— Нет, просто не еду на бал.

— Ну, это не дело, — почему-то краснея, сказал Билли Бентли. — По-моему, вчера мы с вами очень приятно поболтали. Давайте как-нибудь встретимся вечерком?

— Я бы с удовольствием, — ответила Гэрриет, — да боюсь, не получится. У меня ведь ребенок. То есть, я имею в виду своего ребенка, а не Шатти и Джона.

— Ну и что, — сказал Билли. — Если хотите, можете взять его с собой. У нас до сих пор живет наша старая няня. Ей все равно делать нечего, она только рада будет повозиться с малышом.

Растроганная, Гэрриет собралась уже его благодарить, но тут появился выжлятник со всей своей сворой. Собаки, возбужденно махавшие хвостами, казались непривычно голыми без ошейников.

— Гады, два дня их не кормили! — выкрикнул юноша — яростный борец с охотой и защитник лисиц. В руках у него был плакат с надписью: «Долой гончих псов из наших лесов!»

Конюхи сдергивали с лошадей пропахшие потом попоны, охотники один за другим забирались в седла — и скоро шумная кавалькада, позвякивая уздечками, потянулась по дороге в сторону леса.

Подъехал Кори верхом на Пифии.

— Так я звякну вам сегодня вечером, — говорил повеселевший Билли. — Привет, Кори. Что, новое приобретение? О-о, какая красавица!

Пифия беспокойно скашивала черные навыкате глаза и вздрагивала всем телом от непривычного шума и суеты, ее холеное вороное тело лоснилось на солнце.

— Кит раскопал ее в Ирландии, в Килдэре. Говорит, покатался на ней пару дней и понял, что эта красавица для меня.

— Так она и его вес выдерживает? — удивился Билли. — Вот это я понимаю! Будешь пробовать ее на скачках?

— Да вот думаю пока.

— Кори, дорогой, — послышался голос Элизабет Пембертон. На ней было многовато грима, но все равно в жокейской черной куртке и белоснежных бриджах она выглядела очень эффектно. Заметив Гэрриет, она кивнула, как бы давая ей понять, что она может быть свободна, и отвернулась к Кори.